Погрузившись на сорок футов, Крейг завис перед стеной, закрывавшей вход в гробницу. Он привязался брезентовым поясом к глыбе известняка и тщательно исследовал кладку при тусклом свете фонаря в поисках слабого места. Видно было плохо, и он ощупывал стену руками, но так и не смог найти ни отверстия, ни трещины. Правда, он определил, что нижняя часть стены была сложена из более крупных глыб, чем верхняя. Видимо, древний знахарь и его ученики не смогли найти достаточного количества больших камней рядом с местом захоронения и были вынуждены использовать мелкие, если можно было назвать мелкими камни величиной с голову взрослого человека.

Крейг схватил один из камней и попытался вывернуть его из стены. Кожа на руках от воды стала мягкой, он мгновенно порезался об острую кромку, но боли из-за холода не почувствовал, только увидел крошечное облачко крови, но лишь на мгновение, потому что в следующий момент вода помутнела от потревоженной им грязи, которая десятилетиями оседала на камни. Еще через несколько секунд он совершенно ослеп и выключил фонарь, чтобы зря не разряжать аккумулятор. Частицы грязи раздражали глаза, поэтому он зажмурился и стал работать только на ощупь.

Если существовало несколько степеней темноты, то эта темнота была полной. Эта темнота, как казалось Крейгу, давила на него физическим весом всех нескольких сотен футов воды и камня над головой. У кислорода был химический привкус, почти при каждом вдохе в щели маски проникала вода, попадала в рот, затрудняя дыхание, и он изо всех сил старался не закашляться, чтобы маска не слетела с лица.

Холод мучил его, как смертельная болезнь, ослаблял и изматывал его, поражал его способность мыслить и реагировать, распознавать первые симптомы кислородного отравления. Ему казалось, что сигналы с поверхности разделяет вечность. Но он продолжал работать и начинал испытывать ненависть к давно умершим предкам Вусаманзи за их добросовестность.

За получасовую смену ему удалось вывернуть из верхней части стены много камней и сделать своего рода нишу глубиной три или четыре фута, достаточно широкую, чтобы он мог в ней поместиться даже вместе с громоздким кислородным аппаратом. Он так и не смог понять, насколько толстой была стена.

Он отбросил последний камень в бездонные глубины и с огромным облегчением отвязал страховочный трос и начал бесконечно долгий подъем к поверхности.

Тунгата помог подняться на плиту Крейгу, который был слаб, как ребенок, и с трудом передвигался под весом тяжелого дыхательного аппарата. Тунгата снял с него аппарат, а Сара налила кружку черного чая и положила в него несколько ложек коричневого сахара.

— Сэлли-Энн? — спросил он.

— Пендула стоит на посту в верхней пещере, — ответил Тунгата.

Крейг, дрожа от холода, сжал обеими ладонями кружку и подвинулся поближе к маленькому дымному костру.

— Мне удалось пробить небольшое отверстие в верхней части стены и углубиться фута на три, но я не имею понятия, сколько еще камней предстоит убрать и сколько для этого потребуется погружений. — Он сделал глоток чая. — Кстати, нужно вот что предусмотреть. Мне понадобится что-нибудь для переноски сокровищ, если, конечно, мы их найдем. — Крейг скрестил пальцы, Сара своим собственным жестом попыталась прогнать неудачу… — Горшки явно хрупкие, не следует забывать, что старый Инсутша разбил один из них. Кроме того, нести их неудобно. Придется использовать сумки, которые я сделал из чехлов кресел. Нужно принести их сюда, когда Сара пойдет сменить Пендулу.

Холод постепенно отступал благодаря горячему чаю и теплу костра, его сменила головная боль. Крейг знал, что эта боль была последствием вдыхания кислорода под высоким давлением, первым симптомом отравления. Она была похожа на сильнейшую мигрень, сдавливавшую мозг, от которой хотелось громко стонать. Он достал из аптечки три таблетки болеутоляющего и проглотил их, запив горячим чаем.

Он сидел и ждал, пока таблетки подействуют. Он думал о необходимости возвращения с лишавшим его воли

ужасом. Он понял, что ищет предлог отложить погружение, лишь бы не испытывать еще раз этот жуткий холод и удушающее давление черной воды.

Тунгата молча смотрел на него. Крейг отдал пустую кружку Саре и сбросил с себя меховую накидку. Он встал. Головная боль немного ослабла, она уже не сжимала мозг железными тисками, а тупо пульсировала где-то за глазами.

— Пора, — сказал он.

Тунгата крепко сжал его плечо, прежде чем надеть кислородный аппарат.

Крейг вздрогнул от контакта с ледяной водой, но заставил себя войти в нее, и взятый им камень быстро увлек его в бездну. В его воображении вход в гробницу уже не казался ему глазницей черепа, теперь это была пасть ужасного существа из африканской мифологии, готового проглотить его.

Он вплыл в эту пасть, добрался до стены и привязался рядом с проделанной при первом погружении нишей. Грязь осела, свет фонаря выхватывал угрожающие тени глыб, которые, казалось, готовы были придавить Крейга, и он, с трудом справившись с приступом клаустрофобии, даже пожелал поскорее ослепнуть от поднимавшейся грязи. Он коснулся камня рукой и сразу же ощутил боль, настолько чувствительной была кожа. Он вывернул из стены крупную глыбу, и посыпавшиеся за ней камни помельче сразу же подняли грязь, которая окутала облаком его голову. Крейг выключил фонарь и снова начал работать вслепую.

Сигналы веревкой, напоминавшие об ограниченности времени, были его единственной связью с внешним миром и каким-то образом помогали ему справиться с ужасом от холода и темноты. Он проработал двадцать минут, головная боль пересилила действие лекарства, лишь на время ослабившего ее. Он чувствовал себя так, словно в висок забивали молотком тупой гвоздь, конец которого пытался пронзить