— Вы запутались, комиссар. Вам может показаться, что я стремлюсь попасть в ваши сети. Вы не спрашивали меня ни о чем, я сам начал разговор о преступлении, которое вы так хотите мне приписать. Но как? Почему? У меня нет ничего общего с Жозефом Эртеном, ничего общего с Кросби. Я никогда не видел ни миссис Хендерсон, ни ее горничной. Пока у вас есть против меня одна-единственная улика — вчера Жозеф Эртен бродил вокруг бара и как будто подкарауливал меня. Но этого недостаточно. Может быть, он ждал меня, а может — и не меня. Я покинул бар в сопровождении полицейских, но это еще ни о чем не говорит. Повторяю, разобраться в этом деле для вас непосильная задача. Вы спросите, какую роль играю я в этой истории? Ровно никакой… Или основную! Представьте себе человека неглупого, даже более чем неглупого, у которого много свободного времени и который ничем не занят. Целыми днями он думает, и вот ему представился случай заняться проблемой, соприкасающейся с его профессией, потому что криминалистика и медицина соприкасаются.

Нарочитая невнимательность Мегрэ, по-видимому, начала раздражать Радека. Он заговорил громче:

— Итак, что вы мне скажете, комиссар? Теперь вы поняли, что стоите на неверном пути?.. Нет?.. Еще нет?.. Позвольте также заметить вам, что вы совершили ошибку, освободив виновного, который уже был в ваших руках. И не только потому, что замены ему вы не найдете: ведь он действительно может уйти от вас, ускользнуть. Я только что говорил о том, что ваши исходные позиции были неверны. А хотите, я сам подскажу вам предлог для моего ареста?

Радек залпом выпил водку, откинулся назад и опустил руку в карман пиджака. Оттуда он вытащил деньги — стофранковые билеты, упакованные в пачки по десять штук. Пачек было десять.

— Заметьте, кредитки совсем новенькие, их происхождение нетрудно установить. Что ж, поищите, позабавьтесь, если вы не отправитесь спать… что я вам искренне советую сделать.

Радек поднялся. Мегрэ остался сидеть, внимательно рассматривая его и выпуская густые клубы дыма. Бар наполнялся посетителями.

— Итак, вы меня арестуете?

Комиссар не торопился отвечать. Он взял со стола стофранковый билет, осмотрел его и опустил в карман.

Затем тоже поднялся, но так медленно, что Радек не сдержал гримасы. Комиссар прикоснулся к его плечу. Это был прежний Мегрэ, всемогущий, уверенный и невозмутимый.

— Послушай, мальчуган…

Тон его и весь вид резко контрастировали с тоном Радека, с его нервными, порывистыми движениями и взглядом, в котором светился ум совсем иного склада.

Мегрэ был старше своего собеседника на добрых двадцать пять лет, и теперь это очень чувствовалось.

— Послушай, мальчуган…

Жанвье, который слышал это, с трудом удержался от смеха; не мог он сдержать и радости: его начальник снова стал прежним!

А комиссар продолжал непринужденно и добродушно:

— Мы еше встретимся с тобой, вот увидишь! Он поклонился бармену, сунул руки в карманы и вышел.

— Похоже, что те самые, но поручиться не могу. Придется проверить, — сказал служащий отеля «Георг Пятый», осмотрев кредитный билет, который принес ему Мегрэ.

Через несколько минут он соединился по телефону с банком.

— Скажите, у вас записаны номера и серии пачки стофранковых билетов, которые вы мне выдали утром?

Он что-то пометил карандашом, повесил трубку и повернулся к комиссару:

— Они самые. Надеюсь, ничего неприятного?

— Отнюдь. Все в полном порядке… Мистер и миссис Кросби еще у себя?

— Уехали полчаса назад.

— Вы это видели сами?

— Как сейчас вижу вас.

— В отеле есть еще выходы?

— Есть еще два, но один из них — для служебного пользования…

— Вы сказали, что мистер и миссис Кросби вернулись около трех часов утра. С того времени к ним никто не приходил?

Дежурный по этажу, горничная и швейцар подтвердили: супруги Кросби вернулись домой под утро, и до одиннадцати никто их не тревожил.

— Не отправляли ли они пакета с рассыльным?

— Нет, не отправляли.

Но ведь с четырех дня до семи утра Ян Радек находился в полицейском комиссариате квартала Монпарнас и сообщаться с внешним миром не мог.

В семь утра он вышел на улицу без гроша в кармане. А около десяти уже сидел за стойкой в «Куполе». При нем было одиннадцать тысяч франков, и по меньшей мере десять из этой суммы находилось накануне в бумажнике Уильяма Кросби.

— Вы разрешите мне на минутку подняться наверх?

Администратор нехотя дал согласие, и лифт поднял Мегрэ на четвертый этаж. Номер оказался обычным люксом. Две спальни, две ванны, будуар и салон.

Кровати были еще не убраны, как и посуда после первого завтрака. Лакей старательно чистил щеткой смокинг американца, а во второй комнате висело на стуле парчовое вечернее платье.

По номеру были разбросаны разные мелочи — дамская сумочка, портсигар, трость, неразрезанный роман.

Мегрэ вышел на улицу и поехал в бар «Риц». Метрдотель сообщил, что супруги Кросби и мисс Эдна Рейхберг занимали накануне вечером столик № 18. Они приехали около девяти часов и уехали в половине третьего. Ничего странного метрдотель не заметил.

— Откуда же у него эти деньги? — бормотал Мегрэ, пересекая Вандомскую площадь. Внезапно он остановился, какая-то машина чуть не задела его бампером.

«Какого черта Радек мне их показал? Больше того, теперь деньги у меня, и попробуй объясни, как они ко мне попали. А то, что он говорил о Сене…»

Неожиданно для самого себя Мегрэ остановил проезжавшее мимо такси.

— Сколько времени вам нужно, чтобы добраться до Найди? Это чуть подальше Корбейля, — спросил он шофера.

— Не меньше часа. Дороги очень плохие.

— Поехали! Остановитесь у первой табачной лавки.

Мегрэ уселся поудобнее в углу машины. Запотевшие изнутри стекла покрылись капельками дождя. Комиссар любил такие передышки, тихий час среди кипучего дня. Уютно завернувшись в широченное черное пальто, известное всем на набережной Орфевр, он курил одну трубку за другой.

За окнами мелькали пейзажи городских окраин, потом пошли грустные октябрьские поля. Иногда сквозь голые деревья виднелась зеленоватая рябь Сены.

«У Радека могла быть только одна причина заговорить со мной и показать мне деньги: сбить следствие с пути, запутать меня в новых осложнениях. Но для чего? Чтобы дать Эртену время убежать? Или чтобы бросить тень на Уильяма Кросби? Но он прекрасно понимал, что тем самым бросает тень и на себя».

В памяти комиссара всплыли слова Радека: «Вы взяли за основу неверные данные…»

Ясно! Он намекал на то, что Мегрэ добился разрешения на доследование уже после того, как суд присяжных вынес свой вердикт. Допустим, он ошибся… Но в какой степени? Ведь существуют же вещественные доказательства, которые не так легко опровергнуть. Если даже предположить, что убийца м-с Хендерсон и ее горничной воспользовался обувью Жозефа Эртена, чтобы оставить следы его ботинок, то не мог же он украсть у него отпечатки пальцев! А эти отпечатки были обнаружены как раз на предметах, которые нельзя было вынести с места преступления: на занавесках, простынях, стенах.