До сих пор Мегрэ ходил вокруг да около трагедии, оста вив напоследок самый тяжелый визит в дом, повергнутый в печаль.

Он позвонил. Было чуть больше шести часов. Мегрэ не знал, что в это время голландцы ужинают, и когда молоденькая служанка открыла дверь, он увидел за столом двух женщин.

Обе в черном, они поднялись одновременно с несколько преувеличенной поспешностью хорошо воспитанных пансионерок. На столе был чай, кусочки тонко нарезанного хлеба, колбаса. Несмотря на сумерки, свет не зажигали — горела газовая печка, и огонь, пробивавшийся сквозь слюду, боролся с темнотой.

Ани первая догадалась включить свет, а служанка стала закрывать шторы.

— Прошу прощения… — начал Мегрэ. — Мне крайне неловко за причиненное вам беспокойство, к тому же во время ужина…

Г-жа Попинга сделала едва уловимый жест, указывая на кресло, и в замешательстве посмотрела вокруг, поскольку ее сестра ушла в глубь комнаты.

Обстановка была почти такая же, как на ферме. Современная со вкусом подобранная мебель. Мягкие, создающие изысканную и печальную гармонию тона.

— Вы пришли, чтобы…

Нижняя губа г-жи Попинга дрогнула, и она поднесла ко рту платок, сдерживая срывающиеся рыдания.

— Простите, я зайду в другой раз…

Она сделала знак остаться, пытаясь справиться с волнением. Несколькими годами старше своей сестры, она была высокого роста, более женственная. Правильные черты лица с красными прожилками на щеках, чуть тронутые сединой волосы.

И непринужденная изысканность в манерах! Мегрэ вспомнил, что она — дочь директора школы, свободно говорит на нескольких языках и весьма образованна. Но это не спасало ее от застенчивости, присущей жительнице провинциального городка, которая всего боится.

Он вспомнил также, что она принадлежит к одной из самых строгих протестантских сект, возглавляет благотворительные организации в Делфзейле, кружки женщин-интеллектуалок.

Она немного успокоилась и смотрела на сестру, словно ища у нее поддержки.

— Простите!.. Все это не укладывается в голове…

Конрад… Его все так любили!

Взгляд ее упал на стоявший в углу радиоприемник, и она разрыдалась.

— Его единственное развлечение, — бормотала она. — Лодка, лето, вечер на Амстердипе. Он много работал.

Кому он мешал?

И поскольку Мегрэ молчал, она, словно защищаясь, продолжала уже более уверенно:

— Я никого не обвиняю. Я не знаю. Не могу поверить, понимаете? Полиция подозревает профессора Дюкло, потому что он вышел с револьвером в руке. А я ничего не знаю…

Все настолько ужасно! Кто-то убил Конрада. За что? Почему именно его? Даже не с целью ограбления!.. Тогда зачем?

— Вы рассказали полиции о том, что видели в окно…

Г-жа Попинга покраснела. Она стояла у накрытого стола, опираясь на него рукой.

— Я сомневалась, нужно ли. Не думаю, что Бетье в чем-то замешана. Просто я увидела, случайно… Мне сказали что малейшие детали могут помочь следствию. Я обратилась к пастору, он мне посоветовал ничего не утаивать.

Бетье славная девушка. Поверьте, я действительно не знаю — кто! Без сомнения, тот, чье место в психиатрической больнице.

Она не искала слов, ее французский, окрашенный легким акцентом, был чист.

— Ани сообщила, что вы приехали из Парижа из-за Конрада. Это правда?

Она успокоилась. Ее сестра стояла все там же, в углу комнаты, и Мегрэ мог видеть лишь ее отражение в зеркале.

— Вы должны, конечно, осмотреть дом?

Она смирилась с этим, однако, вздохнув, попросила:

— Вы не возражаете, если с вами пойдет Ани?

Черное платье проплыло перед комиссаром. Он пошел за девушкой по украшенной новым ковром лестнице. Построенный около десяти лет назад дом из полых кирпичей и сосны казался воздушным, а покрывающая все деревянные детали краска придавала ему свежесть.

Первой была ванная комната. Закрытая деревянной крышкой ванна представляла гладильный стол. Мегрэ выглянул в окно: сарай для велосипедов, ухоженный огород, дальше, за полями, низенький Делфзейл с немногими двухэтажными зданиями.

Ани ожидала на пороге.

— Насколько мне известно, вы тоже ведете расследование? — поинтересовался Мегрэ.

Она вздрогнула, но не ответила, поспешив открыть комнату профессора Дюкло.

Металлическая кровать. Сосновый платяной шкаф. На полу линолеум.

— Чья это комната?

Сделав над собой усилие, она произнесла:

— Моя… когда я приезжаю.

— Вы часто приезжаете?

— Да. Я…

Ей слишком мешала застенчивость. Звуки умирали уже в горле. Взгляд просил о помощи.

— Поскольку здесь жил профессор, вы спали в рабочем кабинете вашего зятя?

Она кивнула и открыла дверь кабинета. Стол, заваленный книгами, среди которых — новинки о гироскопических компасах и управлении кораблями по радио. Секстанты. На стене фотографии Конрада Попинги в форме старшего помощника, а потом капитана на фоне азиатских и африканских пейзажей.

Коллекция малайского оружия. Японские эмали. На подставках навигационные приборы, разобранный компас, который Попинга, должно быть, собирался починить.

Диван, покрытый голубым репсом.

— Где комната вашей сестры?

— Рядом.

Рабочий кабинет сообщался с комнатой профессора и спальней Попингов, обставленной с большим вкусом. В изголовье кровати — белоснежная лампа. Изумительный персидский ковер. Мебель красного дерева.

— Вы находились в рабочем кабинете… — размышлял вслух Мегрэ.

Она подтвердила.

— Следовательно, вы не могли выйти из кабинета, не проходя через комнату профессора или комнату вашей сестры?

Тот же ответ.

— Но профессор был у себя, и ваша сестра тоже.

От изумления она вытаращила глаза.

— Вы считаете?..

Прохаживаясь по комнатам, Мегрэ проворчал:

— Я ничего не считаю. Я ищу, прикидываю, и пока вы единственная, кого можно логически исключить, если предположить о сговоре Дюкло с госпожой Попинга.

— Вы… вы…

Но он продолжал, разговаривая сам с собой.

— Дюкло мог стрелять либо из своей комнаты, либо из ванной, это ясно. Госпожа Попинга тоже могла проникнуть в ванную, но профессор, оказавшись там сразу после выстрела, ее в ванной не видел. Напротив, он видел, как она выходила из своей комнаты несколько секунд спустя.

Ани постепенно преодолевала робость. В ходе этого технического изложения ученая одерживала в