— А откуда ты знаешь, как его звали?
— Я?.. — Александра немного замялась. — Кис сказал.
— Да? Я не слышала, — заметила Ксюша.
— Понимаешь, судя по имени, — Александра проигнорировала замечание Ксюши, — он должен иметь примесь азиатской крови… Ты ничего такого не приметила?
— Это точно, он загорелый был… Нет, пожалуй, смуглый… — Она прикрыла глаза, стараясь вызвать в памяти мельком увиденное лицо. — И общий контур лица, скулы… Да, ты права, наверное, это был он!
Александра помолчала.
— Странно все же… — заметила она вполголоса и спросила, на этот раз погромче и повеселее:
— Так где мой чай?
Разливая чай, Ксюша хитро посмотрела на сестру:
— Саш, ты обратила внимание?
— На что?
— Этот Алексей, — ты ему понравилась!
— Ну и что?
Вот так. Сашка как будто и не интересуется мужчинами. А сама Ксюшу ругает, что у нее до сих пор никого нет.
— Саш, а почему ты всегда одна? Ты вот мне твердишь, что нехорошо это, а сама — одна. Или ты от меня скрываешь кого-то?
Александра только фыркнула в ответ. Ксюша настойчиво повторила вопрос, поимев в ответ повторное фырканье, к которому добавилось несколько недоуменное поднятие бровей — мол, что за вопросы идиотские? Ксения, однако, и не думала отставать от сестры.
— Са-аш, скажи честно, у тебя есть кто-нибудь?
— Нет.
— А детектив тебе понравился?
— Который?
— Алексей.
— Обезьяна. Лохматая кривоногая обезьяна с желтыми тигриными глазами. Впрочем, я его не рассмотрела.
— А у него один глаз зеленоватый!
— Не зеленоватый, а в коричневую крапинку.
— Ты же его не рассмотрела!
— Ну… Глаза заметила. Уж больно дурацкие.
— А почему ты замуж не выходишь?
— За кого?
— За кого-нибудь.
— За «нибудь» я не хочу.
— Ждешь принца?
— Зачем мне принц? Что это вообще за выражение — принц? Это какой из себя?
— Ну… красивый, умный, добрый… И чтобы был… ну, может, не так уж богатый, но чтобы деньги умел зарабатывать. Иначе у него будут комплексы неполноценности.
— А так будут комплексы сверхполноценности. Все одно.
— Ты чего, Саш, в мужененавистницы записалась?
— Ты не находишь, Ксения, что ты говоришь глупости? — строго спросила Александра, пытаясь положить конец неприятному для нее разговору.
— Почему? Нельзя уж и спросить? Ты вот все обо мне знаешь, а я о тебе — ничего.
— На то я и старшая сестра.
— Что с того? Разве это мешает поделиться секретами?
— У меня нет секретов. А если бы и были… то что ты можешь мне посоветовать? Ты же сама наивная дурочка, тебя надо за ручку вести по жизни!
— Ну знаешь, — обиделась Ксюша, — в конце концов, не такая уж я дурочка!
— Я имела в виду, — мягко поправилась Саша, — что ты еще маленькая. А так ты, конечно, умница.
— Ты меня всегда упрекаешь в наивности! Это что, порок? Это глупость? Я должна стыдиться, да?
— Нет, боже упаси, нет! Наивность — это от доброты. Добрый человек полагает, что, относясь по- доброму к людям и миру, он пользуется их взаимностью. То есть что люди и мир будут относиться по- доброму к нему. Что есть ошибка… И наивность. Иногда это бывает от глупости. А иногда от недостатка опыта, как у тебя. Но это пройдет. Ты умная девочка, а жизнь научит…
— Чему научит жизнь? Что пройдет вместе с опытом? Доброе отношение к людям? А я, может, не хочу, чтобы оно проходило! Я, может, считаю, что это самое главное в жизни!
— Речь не об этом, Ксюшенька. Может быть, с годами тебе и удастся сохранить доброе отношение к миру, но ты перестанешь ждать от него взаимности… Впрочем, любить людей без взаимности крайне трудно. Почти невозможно. И ты с опытом это поймешь.
— «Опыт, опыт»! Ну нет его у меня, и что с того? Отсутствие опыта, между прочим, придает свежесть взгляду на вещи! И вообще — иногда стоит просто поделиться, выговориться…
— Мне не о чем выговариваться. — Голос Александры немедленно сделался сух.
Ксюша помолчала и сказала осторожно:
— Не хочешь — дело твое, только я ведь чувствую, что с тобой что-то не то. Ты последнее время… год, нет, больше! — ты какая-то замкнутая стала. И злая. Как будто тебя обидели. Сильно обидели. Раньше ты шутила, острила, и твои остроты хоть и кусачие были, а все же это юмор был! Теперь ты не шутишь, ты отзываешься о людях плохо — всерьез. И в твоих словах желчь, горечь. Как будто тебя постигло большое разочарование.
— Тоже мне психолог! Что за ерунду ты рассказываешь? Никаких у меня разочарований не было, просто…
Запнулась. Замолчала.
Ксюша спросила вкрадчиво:
— Просто — что?
— Просто жизнь — это такая штука, что отбивает охоту жить!
«Вот это да, — подумала Ксюша, — вот это уже серьезно!»
— Это случайно не тот депутат, — спросила она вслух, — с которым у тебя был роман два года назад, отбил у тебя охоту к жизни?
— Еще чего! — высокомерно пожала плечами Александра. — Это ничтожество?
— Ну, не такое уж ничтожество. Красивый мужик был, умный…
— Дерьмо. Взяточник, лгун и подлец.
— Тебя любил, между прочим.
— Мной пользовался, статьи у меня вымогал в своих интересах.
— Тогда кто?
— Что — кто?
— Кто у тебя отбил охоту…
— Ксения, давай прекратим этот разговор! Что ты заладила: кто да кто? Никто! Дед Пихто! Люди — ничтожные существа, и все. «О люди, жалкий род, достойный слез и смеха…» Чего тебе еще надо в качестве объяснения? Чем больше живешь, тем больше это понимаешь.
— Ты людей презираешь?
— Другого они не заслуживают.
— Но ты же сама раньше говорила, Саша, что любовь к людям — это и есть настоящее мужество! Я, между прочим, у тебя научилась…