хитрых дипломатических интриг. Еще не получив точных сведений о том, что произошло на самом деле, он уже подготовил программу действий: отвечать на обвинения обвинениями, валить все на немцев.

Эту программу он конкретизирует в последующей записи, сделанной при возвращении в Рим: «Неопровержимо ясно, что вина за случившееся в России абсолютно не касается Гарибольди, а целиком лежит на немецком командовании. Хотя наступление русских предвиделось, оно не подготовило ни тактических, ни стратегических резервов. На протяжении шести дней яростного сражения, которое вели наши войска, не прибыло никаких сколько-нибудь значительных подкреплений, как это было обещано. Кроме того, это результат превосходства русских сил и использования ими новых средств, таких как ракеты».

Аргументы для оправдания командования 8-й армии, сформулированные Каваллеро, послужили основой для официальной версии, которую Муссолини изложил своим министрам на заседании правительства 23 января. Начав с того, что «положение германской армии является очень серьезным» не только в связи с потерей под Сталинградом целой армии, но «главным образом потому, что русское командование твердо взяло в свои руки инициативу в ведении операций и немецкое командование не в силах ничего изменить», Муссолини объяснил превосходство русского командования «новой тактикой», которая заключается, в частности, в массовом использовании танков.

«Итальянский фронт, – продолжал Муссолини, – также был смят, несмотря на упорное сопротивление наших частей. Важная причина прорыва заключалась в слишком большой протяженности фронта, который установило немецкое командование для наших частей. Наши дивизии двухполкового состава обороняли в среднем по 30 км каждая. Но решающей причиной был отход немецких дивизий на наших флангах, и это позволило русским окружить наши позиции. После прорыва фронта наша армия была смята и мы понесли серьезнейшие потери как в людском составе, так и в технике. Менее крепкие дивизии целиком развалились и оставили противнику 700 орудий и 6 тыс. автомашин. Три альпийские дивизии сумели сохранить единство; они прорвали окружение ценой значительных потерь»102.

В конце января в итальянском Генеральном штабе уже достаточно хорошо представляли себе масштабы катастрофы, постигшей армию Гарибольди. 25 января офицер связи министерства иностранных дел при Генеральном штабе доносил Чиано: «Восьмая армия в последних боях практически разбита. Можно предполагать «в общих чертах», что удалось спасти 50% людского состава; вооружение и склады со снабжением в своем большинстве потеряны. Немецкое командование предложило, чтобы уцелевшие люди были направлены в глубокий тыл (800 км пешком) для реорганизации, в то время как части, которые еще в состоянии сражаться, должны остаться на фронте под немецким командованием. По этому вопросу с немцами сейчас ведутся переговоры. Мы отвергли эти требования, и от имени дуче было сказано (с тем, чтобы это передали фюреру), что генерал Гарибольди несет ответственность за свои войска перед дуче и, следовательно, их нельзя изымать из-под его командования; кроме того, предложение отвести войска в тыл может быть принято только в случае, если они будут переброшены по железной дороге. Все это я узнал «благодаря личным связям и строго доверительно…»103.

Вскоре после этого итальянский военный атташе в Берлине, через которого осуществлялась связь между двумя Генеральными штабами, получил от Муссолини телеграмму следующего содержания: «Гарибольди сообщает мне, что его войска должны будут двигаться пешком. Его телеграмма кончается следующими драматическими словами: «Мы усеем путь истощенными солдатами, которые будут служить свидетельством того, как с нами обращались». Я прошу вас сделать от моего имени официальное представление фельдмаршалу Кейтелю, чтобы добиться обещанного уже много раз. Столь же горестно и легко предвидеть, что мы потеряем много людей во время этого марша, но еще легче предвидеть последствия этого не только в войсках, но и в Италии, куда кое-какие сведения уже проникли. Скажите Кейтелю, что необходимо оказать хотя бы минимум помощи, если слово «товарищество» еще имеет какой- то смысл»104.

Получив столь необычное послание, генерал Маррас устремился в немецкий Генеральный штаб. Как он рассказывал позднее, его разговор с Кейтелем вылился в яростную перепалку. Кейтель сообщил, что, по решению фюрера, итальянские войска будут направлены в болотистую местность около Гомеля и ничто не может изменить решения. Что касается поездов, которые должны были быть направлены навстречу итальянским войскам, то Кейтель об этом даже слышать не хотел. Разговаривая с итальянскими генералами, как с провинившимися вассалами, Кейтель передавал настроения гитлеровской верхушки.

16 февраля Гитлер направил Муссолини письмо, которое по тону и по содержанию было самым резким в истории их переписки. Гитлер нарисовал апокалиптическую картину Европы, которая в случае поражения оси будет разрушена и уничтожена «большевиками и международным еврейством». «Я буду сражаться на Востоке с союзниками или без них», – патетически восклицал он в заключение, совершенно явно подразумевая Италию среди этих союзников, способных ему изменить.

Рассматривая положение в Греции и Югославии, Гитлер осыпал итальянскую армию градом упреков. Но особенно много язвительных замечаний было в той части письма, которая касалась положения на Восточном фронте. «Целью операции 1942 года, – писал Гитлер, – было захватить или, во всяком случае, целиком уничтожить зону угольного бассейна и большую часть русской нефти. Эта операция не могла быть предпринята без поддержки 40 или по крайней мере 30 дивизий наших союзников. Брешь, открытая противником на протяжении 400 км вдоль Дона и на Сталинградском фронте, заставляет теперь удерживать новую линию немецкими силами… Остановка продвижения русских была достигнута посылкой новых сил. Это продвижение было сдержано, наши части были успешно усилены людьми, взятыми в транспортных колоннах, частях ПВО, группах территориальной обороны, батальонах тыловых служб, которые были посланы на передовую. Их вооружение было абсолютно недостаточным, однако им удалось сдерживать русские дивизии на протяжении недель, выигрывая таким образом время для переброски на фронт новых немецких дивизий и проведения реорганизации…

Кавказская армия была вынуждена целиком отойти назад. Некоторые дивизии проделали по 600— 700 км за 30 дней по территории, покрытой снегом, ведя непрерывные бои, и тем не менее они не бросили ни одной своей батареи… Поскольку мне пришлось использовать все возможности, для того чтобы закрыть брешь в несколько сот километров шириной, я был вынужден призвать очень молодых новобранцев. Эти ребята до сих пор получали закалку в районах, пораженных партизанским движением, где они охраняли линии коммуникаций. Учитывая, что абсолютно невозможно отводить с линии фронта немецкие войска, находящиеся на передовой линии, несмотря на то что они сражались уже на протяжении многих месяцев, а иногда нескольких лет, я подумал о том, что могу просить у 8-й итальянской армии, которая отвела с фронта некоторые свои соединения, перевести по крайней мере эти соединения в район Гомеля, с тем чтобы можно было взять наших рекрутов, которые там находятся, и направить их на фронт»105.

Предложение послать армию, которая, как предлагал Муссолини, еще немногим больше года назад должна была принять участие в финальных боях на Востоке, на смену безусым юнцам, несущим тыловую службу, явилось большим унижением, и Муссолини ни в коем случае не мог согласиться на это. С другой стороны, он не хотел возвращения армии в Италию, как это советовал ему король и новый начальник итальянского Генерального штаба Амброзио.

В своем ответном послании Гитлеру Муссолини подтверждал верность иллюзорной идее сепаратного мира с Россией, высказывая, правда, свои предложения в менее категорической форме. «Вы можете себе представить, фюрер, с каким напряженным вниманием я следил за развитием последних событий в России, – писал он. – Я никогда не сомневался – ни на секунду, – что вооруженные силы рейха восстановят положение… Но в момент, когда вы создадите восточный вал, истощенная Россия уже не будет представлять собой той смертельной опасности, какой она была два года назад, и, если вы не будете абсолютно уверены в возможности навсегда ее разбить, я спрашиваю себя, не слишком ли рискованно возобновить битву против необъятного, практически бесконечного, пространства России, в то время как увеличивается англосаксонская опасность на Западе. В тот день, когда Россия будет так или иначе ликвидирована или нейтрализована, победа будет за нами».

Переходя к повседневным делам, Муссолини продолжал: «Италия должна быть представлена на Восточном фронте. Следовательно, второй армейский корпус останется в России. Он должен быть реорганизован и снабжен эффективным оружием. Если он примет линейное построение, как это было с 8-й