А он бил и бил. Рядом оказался Коля, схватил Лешего, оттащил от жертвы, придавил к машине:

— Ты что, дурак?

Он отвернулся. Потом достал из кармана нож, молча нажал кнопку — и тут же ударил Колю в горло, прямо в сонную артерию. Леший знал, что сейчас брызнет во все стороны кровь, и потому придавил шею мента к земле, накрыл голову половиной одеяла, уронив остатки водки и стакан на землю, и только там вытащил нож.

Руку вытирать он не стал. Взял одеяло за уголок и стащил с убитого. Кровь бежала из горла с бульканьем. Глаза Коли оставались открытыми.

Леший пошел в кусты. Светка все еще плакала там. А он сделал все так, чтобы это очень походило на первое убийство — год назад. Он очень старался бить ножом в те же самые места. Он хорошо помнил, куда бил тогда.

А потом вернулся к Коле. Забрал у него из кармана туго набитый бумажник, но заглядывать в него не стал. Нечаянно наткнулся рукой на подмышечную кобуру с пистолетом. Забрал пистолет и запасную обойму. И тщательно вытер все места в машине, к которым прикасался. Не оставил без внимания бутылку и стакан. Но свой стакан он унес с собой. И опять ушел в сторону реки. Вымыть руки и рукав ветровки. Он был все в той же ветровке, что и в первый раз, и это казалось ему символичным. И только там, смыв кровь, он вдруг с сожалением подумал о том, что Коля обещал сделать ему направление целевым назначением. Работа была бы интересная.

О самом Коле и о Светке он потом даже не вспоминал.

— Умник какой, — зло глянул на меня майор Лоскутков. — На всем готовеньком хочешь прожить? Ты бы уж сразу запросил список на весь автотранспорт города и полную картотеку областного УВД. Чтобы нас не мучить долго и постоянно. Все данные тебе выложи на блюдечке. А сам только деньги получаешь. Покупаешь компьютеры и сотовые телефоны. Номер хоть сообщи...

— Я на эти деньги сахар для тебя покупаю, — я кивнул на пачку сахара, что стояла на подоконнике со вчерашнего дня. — Завари хоть чай, когда к тебе гости приходят. А ворчать потом будешь.

Я написал на листке, который мне Лоскутков подсунул, номера “Опеля” — преследователя и “четверки” цвета “баклажан”. Майор пододвинул листок Володе:

— Сходи, попроси побыстрее проверить.

Тот усмехнулся, но пошел.

— Выкладывай, какие у тебя претензии есть к бедной девочке? Зачем тебе нужно ставить ее под “наружку”?

— Это может не оправдаться, но шансы есть.

— Если может не оправдаться, то сам и води ее. Чтобы установить “наружку”, мне нужно составить письменное обоснование и идти подписывать или к начальнику, или к первому заму. С подозрениями меня элементарно подальше пошлют и будут правы.

— Бюрократы... — не удержался я.

— На том и стоим, — не остался в долгу мент. — Выкладывай мне все.

Зазвенел телефон. Лоскутков сделал жест рукой — подожди, мол, — включил в розетку электрочайник, исполняя мою скромную просьбу. И только потом снял трубку.

— Слушаю. Майор Лоскутков. Так. Понятно. Понятно. Я этого и ждал. Не напугаешь... — и положил трубку, не попрощавшись. — Мать их... Придется извиняться перед твоим “тихушником”. Ладно хоть, его у нас пока держат. А то в СИЗО — удобства не те.

— Да и у вас не лучше, я слышал...

— У нас хоть камеры на двоих.

— Но все же — камеры... Ты бы сам там ночку провел, по-другому бы запел.

— А что ты на меня напираешь? Я что, отпустить его должен был, как только узнал, кто он? И почему Леший не может быть следователем? Да будь он самим президентом, я не обязан был бы его отпускать.

— Или ментовским опером... — съехидничал я.

— Был такой случай, — вдруг мрачно кивнул майор. — Где-то в Сибири, не помню точно город.

— Ну, что там? С экспертизой...

— Там пустышка. И по Чанышеву, и по Панкратову. ДНК не совпадает. И на ноже капитана — остатки крови животного. Оказывается, у человека и у животных разное количество каких-то кровяных телец. Сейчас с курьером пришлют акт. Там все точно сказано.

— А каких телец, белых или красных? — блеснул я интеллектом.

— Зеленых... — рысь стрельнула глазами.

Майор начал злиться. — Ладно. Надо отпускать.

Он взялся опять за телефонный аппарат и долго накручивал номер. Наконец дозвонился, потребовал доставить к себе задержанного “с вещами”. Я почему-то подумал, что, окажись задержанный не следователем ФСБ, а каким-то простым смертным, то майор так не торопился бы.

— Ты пока рассказывай.

— Нет уж. Твой капитан — большой специалист по компьютерным преступлениям.

Вот с ним мы и поговорим. Как думаешь, не откажется?

— Посмотрим. А что там?

— Там не все еще понятно. Интересные сказки про суперзаработки суперпрограммиста.

Лоскутков даже по столу кулаком треснул.

Но не сильно. Кулак не сломал.

— Все супер да супер, как в американском кино! Мне бы что попроще, чтобы я понял.

И без компьютеров желательно.

В дверь постучали.

— Войдите.

Заглянул прапорщик. Не такой угрожающий, как тот, что приводил Александру Чанышеву, но такой же красномордый и красноглазый.

— Задержанный доставлен.

— Пусть заходит. Ты можешь быть свободен. Освобождаем.

Капитан зашел. Он уже услышал о своем освобождении, но сохранял спокойствие и достоинство.

— Я приношу тебе, Панкратов, извинения, — нашел в себе силы сказать Лоскутков, но глаза его так и обжигали капитана холодом.

Не любит мент освобождать кого-то, ему бы только сажать да сажать. — Но, сам понимаешь, служба такая.

— Понимаю.

— Вот, познакомься, это — частный сыщик из “Аргуса”...

— А мы слегка знакомы.

Я поднял удивленные глаза. Как правило, трезвым я всех людей запоминаю, если общался с ними хоть пару минут. И готов был поклясться, что капитана Панкратова вижу впервые. А от ФСБ я всегда ожидаю провокации, как раньше ожидал от КГБ, и потому насторожился.

— Не припомню момента.

— Спортзал “Динамо”. Бой с капитаном Соколовым. Я был среди других наших офицеров. И даже поздравил тебя первым.

— Понял. Только вас было много, и я не в состоянии был всех запомнить.

— Ясно.