Вот вам действительно животрепещущая проблема. Читатель написал Захару письмо с вопросом: Что привело Захара к заключению о наличии некоторых отдельных недостатков в половой жизни азербайджанских колхозников? Обсудив все возможные аспекты этой захватывающей темы со мной, Захар переключился на решение других, более насущных задач, предоставив мне отвечать на вопрос читателя.

Основываясь на том немногом, что я знаю о природе мужчины как существа сексуального, мне трудно поверить, что довольного жизнью мужика незатейливое зрелище собачьей свадьбы может заставить забыть, куда он идет и зачем. Большинство людей считают вуайеризм (ах, какое замечательно русское слово!) явлением нездоровым, даже когда внимание страдальца обращено на людей. Вообразите, какую жизнь должны были вести эти колхозники, если они переключились на собак, даже не почувствовав при этом, что что-то в процессе этого переключения потерялось. Например, способность испытывать стыд.

Захар рассказал мне еще об одном эпизоде, свидетелем которого он стал в Баку. Героем этого эпизода был старичок, сидевший каждый божий день в одном и том же углу одного из бакинских базаров. Старичок был вооружен стопочкой папиросной бумаги, карандашом и сильно поблекшей фотографией женщины в нижнем белье. За 5 рублей, что было в те времена небольшими, но все-таки деньгами, старичок брал листок папиросной бумаги, клал его поверх фотографии, и, обведя карандашом контуры женщины, игнорируя при этом белье, вручал изображение очередному покупателю. За дополнительную плату он добавлял к рисунку мелкие, но важные детали, которые на фотографии отсутствовали. Очередь к нему стояла в любую погоду. Даже зная, что порнография в Советском Союзе была строго запрещена, вы, возможно, согласитесь с заключением Захара, что только очень специфическое общество могло гарантировать успех подобного артистического предприятия.

Я бы хотела добавить к этому мою собственную теорию. Если человек смотрит на женщин как на скотину, то ему, бедняге, приходится каждый вечер ложиться в кровать с домашним животным. Я не думаю, что домашнее животное, как бы его ни дрессировали, может доставить человеку столько же радости, сколько женщина, которую он, возможно, любил бы, если бы взрастившее его общество позволило ему такое извращение.