– Интересно, какой причал дадут? Лучше бы первый, Иль-буду. Оттуда ближе к Техасу.

Столь малое любопытство объяснялось тем, что большинство (очевидно, все, кроме меня) бывали тут не раз и не раз уже видели эти берега. Для Олега, например, это был десятый рейс. И потом, для этих людей, прибывших сюда под видом туристов, это была очередная рабочая поездка, сопряженная с тяжелым трудом и риском, а отнюдь не увеселительная прогулка.

Все они в эти минуты находились в кают-компании, откуда долетали через приоткрытые иллюминаторы возбужденные голоса и гневные выкрики. Как я понял, зайдя туда, шел дележ помещений под груз. Я уже знал, что каждому клиенту для этой цели турфирма предоставляет бесплатно семь кубических метров пространства внутри теплохода. А все, что сверх нормы, нужно оплачивать капитану но пятнадцать долларов за куб.

Из-за того, что никто не соглашался на трюм, куда трудно загружать товар и откуда еще сложнее извлекать его, возникла перебранка.

– Обещали, что всем хватит лабораторий! – звонко кричала какая-то девица. – Некоторые целиком захватили лабораторию, а нам – одна на четырех человек!

– Не гавкай! – привстав, оборвал ее Сашок. Пригнув голову, он вонзил в нее свои маленькие глазки.

– Чего уставился? – проворчала та, но уже больше не выступала.

– Олег, а мы? Нам же тоже надо помещение, – шепнул я другу, удивляясь его безмятежности.

– А у нас уже есть, – усмехнулся он. – Для меня тут всегда имеется помещение. Лучшее! Потом увидишь.

– И никто на него не претендует? – изумился я.

– Никто про него не знает. Оно даже не значится в списке.

Успокоившись, я снова поспешил на палубу. «Турбидит» в это время осторожно протискивался между двумя громадными сине-белыми теплоходами под корейским флагом.

«Туристы» теперь толпились возле каюты капитана, ожидая, когда выдадут документы и пропуск на берег. В каюте на диванчике сидели рядком похожие на школьников корейские таможенники и ставили штампы в паспорта. И это все? Вся процедура?!

Едва опустили трап, как первыми застучали по нему каблучки женщин.

– Тетки, как кони, – заметил Олег. – Только такие тут и выдерживают – здоровые, нахрапистые. У…бищные, правда, в большинстве…

– Куртка, наверное, не понадобится. Может, сумку взять? – засуетился я.

– Ничего не надо, – махнул рукой приятель, рассовывая по внутренним карманам распакованные пачки долларов, что принес и, плотно притворив за собой дверь, передал ему Гена, его доверенное лицо.

И вот мы шагаем под ярким и высоким (хотя утро только началось) корейским солнцем. Через будку пропускного пункта проходим за зону порта. Таможенники сидят у телевизора и даже не смотрят на нас.

– Запоминай: мы стоим на первом причале, Иль-буду, если будешь один возвращаться, – втолковывает мне Олег.

– И куда мы сейчас?

– На Техас.

Город кажется нереальным, до того он непривычно чист, до того гладок, будто отутюжен, асфальт, блестящи автомобили, точно все они минуту назад сошли с конвейера завода, идеально прозрачны стекла магазинов. Ощущение нереальности дополняется зелеными деревьями (во Владике еще ранняя вена), нередко осыпанными крупными розовыми цветами. Деревца растут и в кадках у входов в магазинчики, и прямо на крышах домов. Непривычные лица, говор, непривычный воздух. Даже запах выхлопных газов как будто другой, более деликатный, что ли…

Все первые этажи заняты магазинами – фешенебельными, пустынными внутри, но больше – лавчонками, настолько завешенными и заваленными товаром, что он уже не помещается и грудами вывален наружу, как из рога изобилия, образуя цветастые гирлянды платьев, юбок, ряды штанов, пирамиды всяческой снеди в красочных упаковках.

– А здесь? Здесь же тоже товар! – мне невдомек, почему мы проходим мимо, не останавливаясь.

– Все уже давно проверено. Везде дороже. Только Техас!

Техас – узенькая, извилистая и очень протяженная улочка среди сплошных магазинчиков. «Москва», «Волга», «Любаша», «Русский магазин» – читаю я названия. Что такое? За границей ли я?! Отовсюду звучит русская речь. Русские прохожие бредут потоком с пакетами и сумками, с бутылочками пива в руках.

– Ребята, заходите, пивка попейте! – окликает нас у входа в бар русский «зазывала».

Из кратких пояснений моего «гида», я узнаю, что все здесь рассчитано на оптовую торговлю и на русских коммерсантов. Когда-то тут почитали американцев, сохранилось с той поры название как самой улицы, так и некоторых заведений (бар «Голливуд», например), но в последнее время произошла полная переориентация на Россию.

Олег толкнул стеклянную дверь, и мы прошли в тень и прохладу одного из магазинчиков. «Катюша» – успел я прочесть вывеску.

– О! О'лег! – вскочила из-за пластмассового столика и подбежала к нам маленькая миловидная кореянка, на вид – совсем девочка.

– Маша, привет! – улыбнулся Олег, приятельски коснувшись ее плечика. – Где Петя?

– Петя ести.

– Что? – не понял я. – Ест?

– Кушай нет, – возразила кореянка, помахав пальцами перед своими губками. – Ести. Туалет.

Сверкая белозубой улыбкой, она усадила нас за столик:

– Кофии? Джюс?

– Джюс, – кивнул Олег.

– Джюс ести, – девушка достала из холодильника и с легким поклоном поставила перед нами баночки с соком и пластиковые стаканчики.

– Почему «Маша», «Петя»? Они что, из России, русские корейцы? – спросил я негромко.

– Да ты не удивляйся, – ухмыльнулся Олег. – Они тут все дают сами себе имена, специально для русских: Маша, Петя, Коля. Их настоящие имена фиг выговоришь.

Шумно дыша, из внутренней двери магазина ввалился в комнату широкий плотный молодой парень с большущей головой, маленькими глазками и крохотным носиком на круглом плоском лице.

– О, Петя!

– О'лэг! – дружественный хохот, похлопывания по плечам.

– Как жизнь, Петя?

– Спасибо.

– Как заказ?

– Ести, – Петя указал на маленькую белую доску на столбике, где черными жирными буквами было выведено: «Турбидит, Олег», причем буква «г» смотрела в левую сторону.

В «Катюше» мы покупали, как было заранее обговорено по телефону, несколько тысяч пар штанов «Монтана» и костюмов «Чемпион Америки».

– Иль-буду… Пять часов, о'кэй? – кивая, Петя рисовал в большущем блокноте ряд иероглифов и только слово «Олег» вывел русскими буквами с буквой «г», перевернутой вверх ногами.

Олег тем временем просчитывал пачки стодолларовых купюр. Получив деньги, Петя отошел к другим покупателям.

– Олег, а расписка? – обеспокоенно проговорил я.

– Какая расписка?

– Что он получил с тебя деньги. Он же может сказать: ты мне ничего не давал.

– Может, конечно, но такого еще не бывало. Другие счет выписывают – бумажку, но в ней они по-корейски что угодно могут написать, например: «пошел на…». Так что всё исключительно на доверии.

На столе возле телефона лежал раскрытый русско-корейский словарь.

– Петя с Машей изучают русский язык, – уважительно отозвался Олег. – Чувствуешь, как хорошо говорят?

Приспосабливаются, подумал я, вспомнив слова шефа о необходимости приспосабливаться.

– О! Олег! Монинг! – встречали нас в других магазинах.

– Привет.

– Приви-эт, – тянет, растянув губы во всю ширь лица, кореец, точно для него нет большего удовольствия, чем видеть Олега и произносить русские слова.

– Они на нас миллионы сделали, – замечает Олег мимоходом, – потому такая любовь.

В магазине «Санкт-Петербург» у Олега был сделан заказ на тысячу пар мужских туфель. Расплатившись, мы зашли в лавочку напротив – «Каблучок». Хозяин ее, веснушчатый, с бегающими черными глазками, сердито спросил:

– Сколько брал «Санкт-Петербург»?

– Тысячу пар, – честно признался Олег.

– Тисяча?! – вскричал тот, злобно сверкнув глазами. – Почему Коля не брал?! Коля – маленький сена.

– Заказ, понимаешь? Одэ! Заказ.