Рамзес кусал губы, как мальчишка, дрожал, по щекам его катились беззвучные слезы. Ей надо сжалиться над ним – он так страдает!

– Нет, клянусь, – сказал он на старой знакомой латыни. – Нас разлучили. Я бы никогда не покинул тебя.

Это была ложь, отвратительная ложь. Клеопатра пыталась подняться, но змеиный яд парализовал ее. Рамзес! В ужасе она звала его, слыша собственный вопль. Но он отвернулся к окну. А женщины, окружавшие ее, плакали вместе с ним. Рамзес!

– Лжец! – прошипела она. – Ты мог бы дать мне элик­сир! А ты позволил мне умереть. Он покачал головой:

– Никогда.

Нет. Она путает два совершенно разных события. Те женщины… Их не было там, когда он твердил молитвы. Она была одна… всегда одна.

– Я спала в каком-то темном месте. Потом пришел ты. И я снова почувствовала боль. Боль и голод, и я знала тебя. Я знала, кто ты. И я ненавидела тебя!

– Клеопатра! – Рамзес приблизился к ней.

– Нет, отойди. Я знаю, что ты сделал. Я знала это и раньше. Ты вытащил меня из царства мертвых – вот что ты сделал. Ты поднял меня из могилы. А доказательство – эти раны. – Ее голос стал еле слышен, в горле першило от обиды и горечи. Она поняла, что вот-вот закричит. Вдохнула воздух, стараясь сдержаться.

Рамзес взял ее за руки и встряхнул.

– Пусти меня! – закричала Клеопатра. Надо успокоиться. Не стоит кричать.

На мгновение Рамзес прижался к ней, и она не стала его отталкивать. В конце концов, бороться с ним бесполезно. Она слабо улыбнулась. Надо подойти ко всему с умом. Понять все раз и навсегда.

– О, как ты красив! – сказала она. – Ты всегда был так красив? Мы были знакомы и раньше и занимались любовью, да? – Она коснулась пальцем его губ. – Мне нравится твой рот. Мне нравятся мужские губы. Женские губы слишком мягкие. Мне нравится твоя шелковистая кожа.

Она томно поцеловала его. Перед тем как это случилось, ей было так хорошо с ним, что другие мужчины ничего для нее не значили. Если бы он дал ей свободу, если бы у него хватило терпения, она бы всегда возвращалась к нему. Почему он не понимал этого? Она должна была жить вольно, как и полагалось царице Египта. Да. Я целую его, и мне так же жарко, как и тогда.

– Не останавливайся, – простонала она.

– Это ты? – Какая боль звучит в его голосе! – Неужели это ты?

Клеопатра снова улыбнулась. Ужасно, но она сама не знала ответа. Она засмеялась. Забавно! Она запрокинула голову в смехе и почувствовала, как его губы коснулись ее шеи.

– Да, целуй меня, возьми меня, – сказала она.

Его губы спускались все ниже, его пальцы стягивали с нее платье, его губы приближались к соску. Она не могла больше терпеть, она таяла от удовольствия. Внезапно он судорожно стиснул ее, его рот впился в ее грудь, язык коснулся соска, и он прижался к ее груди, как маленький ре­бенок.

Люблю ли я тебя? Да, я всегда любила тебя! Но разве я могу покинуть свой мир? Как я смогу жить без того, что так мило мне? Ты говоришь о бессмертии. Я не могу этого постичь. Я знаю только одно – здесь я царица, а ты уходишь, угрожая покинуть меня навсегда…

Клеопатра отпрянула.

– Пожалуйста! – взмолилась она. Где и когда она произносила эти слова?

– Что с тобой?

– Не знаю. Я не могу… Я вижу что-то, а потом все исче­зает.

– Я многое должен рассказать тебе, ты должна многое вспомнить. Главное, попытайся понять.

Клеопатра встала и отошла. Потом посмотрела вниз, взялась за подол платья и оторвала широкие оборки. Подняла подол вверх и кивнула ему:

– Вот! Опусти свои синие глазки, посмотри, что ты сделал со мной! Это я понимаю! – Она дотронулась до раны в боку. – Я была царицей. А теперь я стала ходячим кошма­ром. И ты возродил к жизни этот ужас своим чудодейственным эликсиром! Своим снадобьем!

Она медленно опустила голову и прижала руки к вис­кам. Тысячи раз она повторяла эти движения, но головная боль не стихала. Постанывая, Клеопатра раскачивалась из стороны в сторону. Ее стон напоминал какую-то песню. Может, она облегчала боль? Не разжимая губ, она напевала странный мотив, «Божественную Аиду».

Она почувствовала, что Рамзес положил руку ей на плечо, стараясь повернуть к себе. Словно пробудившись ото сна, она взглянула на него. Красавец Рамзес.

Очень медленно опустив глаза, она увидела у него в руке мерцающий сосуд, ахнула, схватила его и хотела вылить содержимое на ладонь.

– Нет, выпей!

Она заколебалась. Да, она вспомнила – он вливал жидкость ей в рот, прямо в горло, тогда, в темноте.

Поддерживая ее затылок, Рамзес поднес сосуд к губам Клеопатры:

– Выпей до дна.

Она так и сделала. Глоток за глотком жидкость проникала в нее. В комнате стало гораздо светлее. Приятная волна прокатилась по телу – от корней волос до мизинцев ног. Нестерпимо защипало глаза. Клеопатра зажмурилась, потом открыла глаза и увидела, что Рамзес смотрит на нее с изумлением.

– Голубые, – пробормотал он.

Но затянулись ли раны? Клеопатра сжала руку в кулак – ужасно щекотно. Кости на глазах обрастали плотью. И бок, да, бок затянулся.

– О боги, спасибо вам. Слава богам! – всхлипнула Клеопатра. – Я исцелилась, Рамзес, я исцелилась.

И снова его руки обняли ее, по телу пробежала холодная дрожь. Она позволила Рамзесу поцеловать себя и раздеть.

– Держи меня крепче, люби меня, – прошептала она.

Он поцеловал ее в бок, там, где раньше зияла страшная рана, поцеловал, вылизывая языком кожу. Когда он стал целовать влажные волосы между ее ногами, она потянула его вверх.

– Нет, войди в меня! Наполни меня! – закричала она. – Я исцелилась!

Его член напрягся. Он поднял ее и усадил на свою вздыбленную плоть. Больше незачем вспоминать. Есть только тело, только жаркая плоть. И Клеопатра обмякла в экстазе, запрокинула голову и закрыла глаза.