Вечерело. Звуки становились протяжнее, продолжительнее, длиннее ложились тени. Солнце медленно скатывалось вниз, окрашивая искаженную линию горизонта в суматошный пурпур. Дневная жара постепенно стекала в ущелье, унося с собой последние краски и без того небогатой цветами серой горной долины.

Как обычно, под вечер собрались в тесной компашке начальников — перекинуться в картишки, обсудить дела. Каждый командир отделения в отряде был родственником Артура по различным линиям, поэтому командир не любил долго находиться в этой компании — нечего панибратство разводить. Кроме того, с каждым днем родственники все настойчивее требовали решительных действий и не понимали медлительности предводителя. Нет, акция накануне была проведена блестяще, что и говорить — молодец командир… Но кровник рода — там, внизу.

Его несколько раз видели в бинокль на постах наблюдения. Чего ждать? Скатиться нахрапом с горы и перемочить всех к чертовой матери — сил хватит…

Наслушавшись высокопарных разговоров о боевой доблести и былой славе каждого командира, Артур сослался на занятость и покинул компанию — демонстративно отправился проверять посты.

Изменений не было, часовые несли службу бдительно, так как прекрасно знали — за сон на посту каждый будет сурово наказан. Дозорные с дальней точки над перевалом доложили, что на войсковой заставе все спокойно — в рейд никто не собирается.

Пройдя между постами, Артур уселся на плоский каменный выступ и принялся наблюдать. Прямо перед ним, как на ладони, только гораздо ниже — словно на дне чаши, лежало село соседей. Бывшее село…

Тускло посверкивали едва различимые огоньки заставы — военные расположились далеко, не достать отсюда из снайперской винтовки. Мертвенный свет восходящей луны оттенял пятна искореженных вагончиков, мазанок. Если присмотреться повнимательнее, до рези в глазах, линия далеких жилищ сливалась в одно продолговатое пятно, похожее на труп с пригнутыми к груди коленями. На женский труп. Если не отгонять прочно засевшее в мозгу видение, село похоже на труп жены Аюба…

Да, это дело его рук — нечего ссылаться на миссию, уготованную судьбой. Соседи убили его отца и жену, капитан Андреев убил его брата. Славный с виду офицер, который Артуру был очень даже симпатичен…

— В рейд никто не собирается… — задумчиво пробормотал Артур, глядя на нижнее село. — Ничего, подождем…

Готовя акцию устрашения, командир отряда не надеялся на такой результат. Он следил за бывшим кровным братом, «пас» его, чтобы отомстить за кровь отца и жены. О том, что отряд, в котором служит проклятый Иван, перебросили в этот район, Артур тоже знал, но не предполагал, что сюда, на место мертвого села, поставят именно его подразделение. Судьба распорядилась так, что Иван сейчас здесь — внизу. Днем его можно хорошо рассмотреть через двадцатичетырехкратный электронный бинокль американского производства — командир заставы не шибко-то и хоронится, прекрасно зная, что снайперу его не достать: отсюда до заставы более двух километров, а ближе подходить небезопасно. Поэтому Артур не отводит отряд в глубь республики — ждет, когда кровник начнет лазить по округе и подставит себя. А начнет лазить он очень скоро — командир боевиков приготовил несколько сюрпризов, разгадывать которые спецназовцы большие охотники. Так что зря ропщут недалекие родственники — командиры отделений. За позициями заставы притаился отряд самообороны соседей — это довольно внушительная сила. Они только и ждут, когда Артур совершит ошибку и полезет на их землю — тогда навалятся скопом и перебьют всех до единого.

Командиры отделений Артура — храбрые и умелые воины, но совершенно безграмотные стратеги, их не обучали ратному искусству в военных училищах. Хотя Артур им все наглядно объяснял, они никак не могут понять, что правильно укрытое в горных складках подразделение спецназа да плюс полсотни головорезов-соседей — это отнюдь не беззащитное село, которое они взяли с ходу. Ничего — у них есть умный предводитель, который не даст совершить ошибку и в конце концов хитростью получит голову кровника…

В ущелье, тоскливо начиная с самой низкой ноты и постепенно забираясь вверх, раздался вой. Артур зябко поежился. Лето пролетит быстро, Наступит осень. Волки переберутся поближе к пастбищам… Вообще-то еще рановато для волков. А почему вой? Может, будет ранняя осень? Он передернул плечами от какого-то неприятного чувства, внезапно нахлынувшего. Загадочны ночи в горах, полны необъяснимой тревоги, какой-то первобытной жути…

Вой, добравшись до визга, внезапно оборвался. Повисла гнетущая тишина. Артур нервно усмехнулся, снимая автомат с предохранителя.

Глупость какая! Если кому из его боевиков рассказать, что их бесстрашный командир боится волков, он бы здорово посмеялся. А тем не менее это было именно так — Артур панически боялся волков. Точнее, даже и не волков — это был мистический страх перед чем-то потусторонним, необъяснимым, во что трудно поверить, пока не столкнешься с этим сам.

Когда он был еще малышом, отец взял его с собой на дальнее пастбище, расположенное у подножия высокой горы — неподалеку отсюда. Стояла поздняя осень, все отары уже откочевали в предгорье — пастухи боялись, что могут обрушиться внезапные снегопады и затянувшееся ненастье отрежет путь в долину. Ночи становились длиннее, под утро, когда рассвет начинал раскрашивать все вокруг в разнообразные оттенки алого цвета, на кошме, в которую отец заворачивал маленького Артура на ночь, проступала серебристая изморозь. Отец Артура всегда оттягивал возвращение отары на зимовье до самого последнего момента: он прекрасно знал, что каждый день, проведенный глубокой осенью на пастбище, будет потом равен неделе ранней весной, когда ввалятся овечьи бока и шерсть начнет отставать комками, до самой кожи.

В одну из таких осенних ночей на отару набросилась стая. Серые тени мчались кругами, отбивая по одной, походя задирая и унося овец во тьму.

Стадо, истошно блея, жалось к крохотному клочку костра, к человеку. Жалобно скулили, прижавшись к ногам отца, две здоровенные кавказские овчарки — два недопеска, впервые в жизни почуявшие страшный запах серых.

Отец гневно кричал, выпалил из двустволки оба заряда, потерял где-то в темноте котомку с патронами, затем, видя тщетность своих усилий, бессильно опустил руки и заплакал. Вот тогда и появился ОН… Рыжий призрак гор, которым из поколения в поколение стращали друг друга пастухи, тот самый, что появлялся иногда в окружении волков и брал из пастушьего добра то, что ему нужно. Трудно сейчас, спустя столько лет, сказать — явь это была либо просто галлюцинация, созданная взбудораженным сознанием, — но ОН возник из тьмы, бесшумно, как призрак, рыжий, большой и страшный. ОН схватил что-то у костра, — как потом оказалось, пропала отцовская котомка с патронами, — затем перерезал горло двум овцам, взвалил их на спину и так же бесшумно растворился во тьме.

Потом, спустя многие годы, Артур, каждый раз вспоминая об этой ночи, невольно содрогался. Внезапно возникший мистический страх сохранился в памяти на всю жизнь в форме чего-то запредельного: призрачные серые тени, оскаленные пасти, мерцающие в темноте глаза и жуткая рыжая фигура, двигавшаяся совершенно бесшумно…

Вой опять возник в пропасти ночной мглы — на этот раз, как показалось Артуру, гораздо ближе. Создавалось такое впечатление, что волк или несколько неотвратимо приближаются к тому месту, где он сейчас сидел.

Командир боевиков встал, оцепенело глядя в темноту, в ту сторону, откуда приближался звук. Ему вдруг стало жутко, зябко как-то… Стряхнув оцепенение, повернул голову к огням своего лагеря, прислушался — хорошо различимые в ночной тиши, доносились звуки нормальной жизни: приглушенный говор, смех, позвякивание посуды.

Да ну, что за чертовщина! Это просто нервы расшатаны — вот и мерещится… Слева, в сотне метров — пост, четверо вооруженных парней. Примерно на таком же расстоянии справа — еще один. Если что — достаточно только крикнуть.

Поста нет только со стороны ущелья, откуда доносится этот ужасный вой. Там охранять нечего —