— Я бы его за неделю отрихтовал, — сожалеюще вздохнул Валера. — Только не вытянуть его отсюда — разве что эмчеэсовской техникой… И не воняет. И крови не видать — не было тута трупов. Не было, а?
— Не было, — легкомысленно согласился я, проигнорировав характерные буроватые пятна на панели, — меня в этот момент заинтересовал валявшийся неподалеку в куче хлама предмет, совсем не гармонирующий с такими понятиями, как «дикие дети гор» и «тупоголовые аборигены». Выбравшись из кабины, я принялся с любопытством рассматривать истоптанный грубыми сапожищами механиков ноутбук «FUJITSU». — Такую классную вещицу угрохали, уроды… — посетовал я, сделав вывод, что компьютер безнадежно испорчен. — Видимо, по башке им били друг друга, дебилы, а он для таких развлечений не предназначен… У тебя мелкой отвертки нету?
— А вот! — радостно вспорхнул ко мне Поликарпыч, вытаскивая из-за пазухи набор отверток, пару плоскогубцев, кожанку с ключами и остро отточенный нож. — От нашего стола вашему…
— Да ты никак мародерствовать намылился! — притворно нахмурился я, выбирая две необходимые мне отвертки. — Это, между прочим, неэтично. Чему в школе учили?
— Ты бы лучше помог обивку снять, — не обратил внимания на последнюю фразу Поликарпыч — он шустро залез в салон и уже вовсю рвал заклепки из потолочной обивки. — Посмотри — натуральная кожа, мать его ети! Денег, что ли, некуда девать?! И поролон — нулячий. Недавно лежит, пару недель, не больше. Нет, ты смотри — натуральная, бляха-муха! Как раз — я пацану с нее куртку сошью.
— Брось ты ее, — буркнул я, пытаясь отделить растрескавшуюся клавиатуру ноутбука от корпуса. — Я твоему пацану новую куртку куплю. Кожа-то дырявая!
— Это ты свою компьютерию брось, — не согласился Валера, продолжая с увлечением снимать кожу. — Смотри — вдрызг расколошматили. Толку теперь с него!
— Полторы штуки баксов, — отреагировал я, отделив наконец клавиатуру. — О! «Винт» целехонек. Удивительное дело…
— А че с винтом станется? — удивился Валера. — Железо, оно и есть железо. А полторы штуки — это что?
— Это жесткий диск, — пояснил я, извлекая на удивление не пострадавший жесткий диск и укладывая его в карман куртки — если представится возможность, посмотрим, чего там у супостатов записано. Хотя, если бы что-то стоящее было, не бросили бы. И потом — дети гор не станут доверять свои секреты машине, воспитаны не так. Для них компьютер — не более чем красивая и престижная игрушка. Но все равно — хорошая вещица. За год работы в «Егоре» я освоил компьютер на уровне опытного «юзера» и успел заболеть РС-манией…
— «Винт», Валера, — это сленг. Жаргон, то бишь. А полторы штуки стоит вот эта разбитая хреновина. У меня была такого же типа, я цену по каталогу смотрел.
— Полторы штуки — это сколько в рублях? — озабоченно поинтересовался Валера, не переставая рвать закрепки.
— Почти тридцать тысяч рублей, — быстро посчитал я. — А тебе какая разница? Все равно изломана игрушка.
— С жиру бесятся, — хмуро буркнул Поликарпыч. — Совсем сдурели. Я за свою «Ниву» двадцать просил — не дает никто. Один хмырь предлагает за двенадцать — и все. Краше цены нету. А это — тридцать штук… С жиру бесятся! Кстати — на, это, наверно, от нее детальки.
Поликарпыч высунулся из кабины и бросил мне пластиковый футляр. Щелкнул подпружиненной крышкой — внутри покоились три трехдюймовые дискеты. На секунду сердечко замерло в могучей груди, кто-то звонко крикнул в голове: «Вот оно!!!» Однако тут же пришла на ум избитая истина о том, что горец и компьютер — понятия, далекие друг от друга, и в подавляющем большинстве случаев первый используется последним лишь в качестве красивой игрушки. Сердечко в могучей груди поскакало дальше. И потом — ну кто же будет открыто хранить информацию особой важности? Компьютер бросили, дискеты оставили — значит, что? Значит, ничего — пустышка. Это просто я такой подозрительный — потому как работаю один, без команды, от работы настоящей отвык и отвык от экзотики пограничья…
— Где эта хреновина была? — поинтересовался у Поликарпыча, рассматривая дискеты.
— Да тут, в обивке, — Поликарпыч отодрал очередной лоскут поролона. — Тут кармашки понатыканы — ну и лежало… Аче?
— Да ничего, так, — несколько разочарованно пробормотал я, прочитав надписи на дискетах: «Системный для Windows» «Avp 32.aij», «Загрузочный для DOS, Drweb».
— Обычные рабочие дискеты. — Я сунул футляр в тот же карман, где уже находился жесткий диск, и, нашарив взглядом в куче хлама продырявленную канистру с остатками машинного масла, озарился озорной мыслишкой. Подобрав какую-то тряпицу, прихватил канистру и забрался на борт «КамАЗа». И вывел масляными здоровенными буквами, встав задницей к дороге: «Не ходи на Русь, чечен!!! Там живет твоя смерть…»
— Ты че это? — удивился Поликарпыч, заинтригованный моими телодвижениями. — А ну как прочитают? А потом… ну, того…
— Произведут графологическую экспертизу, снимут отпечатки, найдут и задницу надерут! — язвительно протараторил я и, зашвырнув канистру подальше от машины, добавил, потыкав пальцем в сторону ее падения:
— И заодно баллистическую экспертизу зафиндячат. По траектории высчитают рост, вес, коэффициент олигофренения…
— Чего высчитают? — нахмурился Поликарпыч.
— Ты работай, Валера, работай! — неожиданно раздражился я. — Мы сюда, между прочим, не на экскурсию приехали! Пять минут тебе закруглиться!!! Все — время пошло!
Поликарпыч обиженно надулся и юркнул в кабину. Я досадливо сплюнул и полез наверх. Не было смысла объяснять глубоко приземленному мужичку Поликарпы-чу, что такое несвоевременно нахлынувшая ностальгия, — все равно не поймет. Когда я с командой работал в ЗОНЕ, мы частенько из озорства писали флуоресцентной краской на скалах и камнях близ караванных троп разнообразную похабщину. Дабы «сталкеры» читали и задумывались над смыслом бытия. Нет, действительной необходимости в этом не было. Была потребность. Как бродячие псы метят свою территорию, оставляя информацию собратьям по виду, так и мы, руководствуясь неосознанными хулиганскими посылами, желали подтвердить свои привилегии и права хозяев ЗОНЫ. Чтобы любая тварь, осмелившаяся погнать караван через ЗОНУ, тряслась от страха и твердо знала — это смертельно опасно! Незримые рубежи России охраняют не эфемерные законодательные акты и декларативные федеральные запреты, а реальные мастера ратного труда, жестокие и беспощадные. И мастера эти могут появиться черт-те откуда в любой момент, и надерут задницу всем подряд, и заминируют караванную тропу, так что лучше подумать сто раз — стоит ли соваться… Да, славные были времена, но вспоминать о них не стоит, печень от обиды пульсировать начинает. А «Не ходи на Русь, чечен…» — была нашей излюбленной писулькой. Только год назад эта писулька несла в себе вполне реальную перспективу скоропостижной смерти и страшную угрозу для супостата. А сейчас — это не более чем надрывный ностальгический всплеск растревоженных недр души моей.
— Больно мне, больно… — проскрипел я, усаживаясь в «Ниву» и от нечего делать принимаясь созерцать хмурую панораму едва видневшегося отсюда Сунженского хребта. Косматые меловые тучи, с раннего утра медленно обволакивающие небосклон, обещали угостить окраину России доброй порцией снега, напомнить изнеженным теплом южанам, что зима стоит на дворе. На душе у меня внезапно тоже сделалось пасмурно, тягостно заломило сердце, мысли мрачные полезли в голову. Я вдруг почувствовал себя лишним в этой жизни. Да, было время, была команда, была борьба не на жизнь, а на смерть — все это вписывалось в тутошний уклад, не вызывая ни у кого сомнения в необходимости их существования. Мы минировали тропы, отстреливали «сталкеров» и информаторов, охотились за тайнами и секретами ЗОНЫ, а противоположная сторона, как полагается, тщательно прятала от нас их, разминировала тропы и принимала все меры предосторожности, дабы как можно реже с нами встречаться на необъятных просторах приграничья. Удивительное дело, но вся зоновская братия воспринимала факт нашего существования как неизбежное зло — пожалуй, так уголовники воспринимают факт существования милиции. При случае, конечно, норовили изничтожить, но никому в голову не пришло устроить за нами слежку и вычислить месторасположение базового района, чтобы одним ударом аннулировать всю команду под корень. Зелимхан