самым настоящим императором, ничуть не ниже наиболее прославленных, носивших с самого начала этот титул; любовь к нему со стороны готов и италийцев была огромна, не в пример тому, что обычно бывает у людей. Ведь другие, находясь во главе правления, становятся или на ту, или на другую сторону, и поэтому установившаяся власть нравится тем, кому она в данный момент своими постановлениями доставляет удовольствие, и вызывает к себе нерасположение в том случае, если идет против их пожеланий. Он умер[12], прожив тридцать семь лет, грозный для всех своих врагов, оставив по себе глубокую печаль у всех своих подданных. А умер он следующим образом[13].

Симмах и его зять Боэций были оба из старинного патрицианского рода; они были первыми лицами в римском сенате и консулярами. Оба они занимались философией и не меньше всякого другого они отличались справедливостью; многим из своих сограждан и иноземцев они облегчили нужду благодаря своему богатству; этим они достигли высокого уважения, но [23] зато и вызвали зависть у негодных людей. Послушавшись их доносов, Теодорих казнил обоих этих мужей, будто бы пытавшихся совершить государственный переворот, а их состояние конфисковал в пользу государства. Когда он обедал несколько дней спустя после этого, слуги поставили перед ним голову какой-то крупной рыбы. Теодориху показалось, что это голова недавно казненного им Симмаха. Так как нижняя губа у нее была прокушена зубами, а глаза ее смотрели грозно и сурово, то она показалась ему очень похожей на угрожающую. Испуганный таким ужасным чудом, он весь похолодел и стремительно ушел в свои покои к себе на ложе; велев покрыть себя многими одеждами, он старался успокоиться. Затем, рассказав все, что с ним случилось своему врачу Эльпидию, он стал оплакивать, свой ошибочный и несправедливый поступок по отношению к Симмаху и Боэцию. Раскаявшись в таком своем поступке и глубоко подавленный горем, он умер немного времени спустя, совершив этот первый и последний проступок по отношению к своим подданным, так как он вынес решение против обоих этих мужей, не расследовав дела со всей тщательностью, как он обычно это делал.

2. После его смерти власть принял Аталарих[14] , внук Теодориха по дочери. Ему было восемь лет, и он воспитывался своей матерью Амалазунтой, так как отца его не было уже в живых. Немного спустя в Византии императором сделался Юстиниан. Будучи опекуншей своего сына, Амалазунта держала власть в своих руках, выделяясь среди всех своим разумом и справедливостью и являя по своей природе вполне мужской склад ума. Пока она стояла во главе правления, ни один римлянин не был подвергнут ни телесному наказанию, ни конфискации имущества; равным образом и готам, которые под влиянием своей вспыльчивости и невыдержанности хотели проявить против них несправедливость, она этого не разрешала и даже вернула детям Симмаха и Боэция имущество, конфискованное у их отцов. Амалазунта хотела, чтобы ее сын по своему образу жизни был совершенно похож на первых [24] лиц у римлян и уже тогда заставляла его посещать школу учителя. Выбрав из числа готских старейшин трех, которых она знала как наиболее умных и достойных, она велела им все время быть при Аталарихе. Все это не нравилось готам, так как, желая иметь право действовать несправедливо по отношению к подданным, они хотели, чтобы Аталарих правил ими более согласно с варварскими обычаями. Как-то мать, взяв его к себе в спальню, за какой-то проступок наказала розгами, он весь в слезах пошел оттуда в обеденную залу мужей. Готы, встретив его в таком виде, пришли в сильный гнев и, браня Амалазунту, утверждали, что она хочет возможно скорее лишить жизни своего сына, чтобы самой, выйдя замуж за другого, вместе с ним властвовать над готами и италийцами (Двух последний слов у Свиды, цитирующего это место Прокопия, нет.). И вот собрались те, которые у готов считались наиболее высокопоставленными, и, придя к Амалазунте, обвиняли ее, что сын ее воспитывается у них неправильно и не так, как следует для их вождя; что науки очень далеки от мужества, а наставления старых людей по большей части обычно приводят к трусости и нерешительности. Потому необходимо, чтобы тот, кто в будущем хочет быть смелым в любом деле и стать великим, был избавлен от страха перед учителями и занимался военными упражнениями. Они говорили, что и Теодорих не позволял никому из сыновей готов посещать школы учителей; что он всегда говорил, что если у них явится страх перед плеткой, то они никогда не будут способны без страха смотреть на меч или копье. Они предлагали ей подумать о том, что ее отец Теодорих умер, казавшись владыкой столь великой страны, захватив не принадлежавшую ему императорскую власть, хотя о всяких науках он не слышал даже краем уха. «Так вот, государыня, – сказали они, – всем этим педагогам отныне вели убираться подобру-поздорову, а Аталариху дай товарищами кого-нибудь из сверстников, которые, проводя с [25] ним свои цветущие годы, будут побуждать его к доблести, согласно нашему варварскому обычаю».

Услыхав это, Амалазунта хотя и не одобрила их слов, но, боясь какого-либо заговора со стороны этих лиц, сделала вид, что ей по душе их речи, согласилась со всем, чего требовали от нее варвары. Удалив от Аталариха старейшин, она допустила к нему сотоварищей его жизни еще не взрослых, но таких, которые немного были старше его. По мере того как он становился взрослым, они стали побуждать его к пьянству, к общению с женщинами, окончательно портили его характер и, пользуясь его неразумием, внушали ему непослушание матери, так что он вообще не считал нужным считаться с ней, тем более что и из варваров многие уже восставали против нее и без стеснения требовали, чтобы она, женщина, сложила царскую власть. Амалазунта не испугалась этих злоумышлении со стороны готов и не проявила слабости, как обычная женщина, но явно показывая еще величие своей царской власти, выбрав из варваров трех наиболее влиятельных и являющихся главнейшими виновниками движения против нее, она велела им идти к границам Италии; и не всем вместе, но возможно дальше друг от друга; посланы же они были под предлогом, чтобы охранять страну от нападения врагов. Тем не менее эти люди все-таки поддерживали связь друг с другом благодаря своим друзьям и родственникам, которые, несмотря на длинный путь, все еще приходили к ним, и они продолжали организовывать все, что было нужно для заговора против Амалазунты. Так как эта властная женщина не была уже больше в состоянии переносить все это, она решилась на следующее. Она послала в Византию спросить императора Юстиниана, будет ли ему угодно, если к нему явится Амалазунта, дочь Теодориха, так как ей желательно возможно скорее уехать из Италии. Император был очень обрадован такой речью; он предложил Амалазунте прибыть и приказал приготовить ей лучший дом в Эпидамне, чтобы, прибыв туда, Амалазунта могла там остановиться и, проведя там столько времени, сколько захочет, затем отправиться в Византию. Узнав [26] об этом согласии императора, она выбрала среди готов несколько человек, людей энергичных и наиболее ей преданных, и послала их с поручением убить тех трех, о которых я только что упоминал, как бывших главными виновниками восстания против нее. Сама же, погрузив на корабль, кроме других ценностей, сорок тысяч фунтов золота и посадив на него некоторых из самых ей верных велела им плыть в Эпидамн и, прибыв туда, стать на якоре в его гавани, из груза же, пока она не прикажет, ничего с корабля не выносить. Сделала она это для того, чтобы в случае, если она узнает о гибели этих трех своих врагов, она могла остаться в Италии и вернуть назад корабль, не чувствуя уже никакого страха перед другими своими врагами. Если же случится, что кто-нибудь из них уцелеет и, таким образом, у нее не будет уже никакой надежды на удачный исход, то она быстро отплывет и спасется со всеми своими богатствами на землях императора. С этой-то целью Амалазунта и отправила корабль в Эпидамн. Когда он прибыл в гавань Эпидамна, те, которым было поручено охранять сокровища, точно исполнили ее поручение. Немного времени спустя, когда были выполнены согласно ее желанию убийства, она вызвала назад корабль, и, оставаясь в Равенне, продолжала держать власть в своих руках, считая себя в полной безопасности.

3. Среди готов был некто, по имени Теодат, сын Амальфриды, сестры Теодориха, человек уже преклонных лет, знающий латинский язык и изучивший платоновскую философию, но совершенно неопытный в военном деле; у него не было никакой энергии, но корыстолюбие его было непомерное. Этот Теодат был владельцем большинства земель в Этрурии (Тоскане), но он всячески старался насильно отнять и остальную землю у владевших ею; иметь соседа для Теодата казалось своего рода несчастием. Амалазунта всячески старалась противодействовать такому его стремлению; за это она заслужила его вечную ненависть; он не мог терпеть ее. И вот он задумал передать Этрурию (Тоскану) во власть Юстиниана с тем, чтобы, получив за это крупные деньги и сверх того звание [27] сенатора, провести остальную часть жизни в Византии. Когда у Теодата сложился такой план, прибыли из Византии к римскому архиепископу послы, Гипатий, епископ Эфесский, и Деметрий из Филипп в