преимущества войны будут в наших руках и в нашей власти. Если же готы соединят свои силы с римлянами, то и в этом случае они не будут в состоянии сопротивляться франкам (война будет далеко не с равными силами), но вам придется погибнуть вместе с самыми враждебными к вам людьми. Идти на явную гибель, тогда как можно спастись и быть вне опасности, – явное безумие. Римский народ у всех варваров вызывает полное недоверие, будучи по природе своей им враждебным. Мы же предлагаем установить с вашего согласия общую власть над всей Италией и [201]I установить в этой стране такую форму правления, которая покажется наилучшей. Дело твое и готов выбрать то, что вам может принести пользу». Так сказали франки. Тогда выступили послы Велизария со следующей речью: «Что Императорскому войску ни в чем не может повредить многочисленность германцев, хотя они считают нужным этим пугать вас, кто станет об этом разглагольствовать перед вами, которым долгим опытом пришлось на себе испытать всю силу и тяжесть войны? А равно и то, что менее всего доблести свойственно уступать толпе людей как бы велика она ни была. Не будем говорить о том, что император, больше чем кто другой, может превзойти врагов численностью своего войска. Что же касается их верности, которую, как они хвалятся, они проявили по отношению ко всем варварам, то после турингов и бургундов они показали ее и на вас, своих союзниках, насколько она тверда со стороны этих людей. Мы бы охотно спросили франков: собираясь клясться, именем какого бога они сумеют утверждать, что дадут нам непоколебимое слово верности? Да вы и сами, конечно, знаете, с каким уважением отнеслись они к той клятве, которую они дали вам раньше! Они, получив от вас такое огромное количество денег, получив от вас за свой союз целую Галлию, не только не решились уединиться с вами и принять участие в малейшей опасности, грозившей вам, но столь беспричинно подняли оружие против вас, если только не исчезло из вашей памяти то, что случилось около По. К чему, перечисляя бывшее раньше, уличать франков в безбожных деяниях? Ведь нет ничего отвратительнее теперешнего их посольства. Как будто забыв о прежних соглашениях с вами, о договорах, исполнять которые они клялись, они теперь требуют, чтобы вы поделились с ними всем своим достоянием. Если они добьются этого от вас, то вам следует подумать, на чем же остановится их ненасытная жажда денег?».

Вот что сказали в свою очередь послы Велизария. Витигис, много совещаясь с лучшими из готов, решил предпочесть договор с императором и отослал назад послов франков, не [202] добившихся никакого результата. И в дальнейшем готы и римляне обменивались уже между собою многими посольствами с предложениями мира, но тем не менее Велизарий все так же сторожил, чтобы к варварам не были доставлены съестные припасы. Он велел Виталию идти в область венетов и подчинить своей власти возможно большее число бывших там укреплений, а сам, послав к По Ильдигера, охранял эту реку с обеих сторон с тем, чтобы варвары ввиду все усиливающегося недостатка в продовольствии скорее сдались и заключили договор, какой ему хотелось. Так как он узнал, что большое количество хлеба лежит в Равенне в государственных хранилищах, то кого-то из тех, кто жил в этом городе, он деньгами убедил тайно поджечь эти зернохранилища вместе с хлебом. Говорят, что они погибли по наущению Матазунты, жены Витигиса. Этот внезапный пожар хлебных запасов они приписывали злостному намерению, другие же предполагали, что в это место ударила молния. Думая и на то и на другое, Витигис с готами почувствовали себя в еще более безвыходном положении; в дальнейшем они уже не доверяли даже друг другу и думали, что они ведут войну с богом. Таковы-то были там дела.

В Альпах, которые отделяют галлов от лигуров и которые римляне называют Альпами Коттианскими, находилось много мелких укреплений. В них издавна со своими детьми и женами жило много самых лучших готов, несших сторожевую службу. Когда Велизарий услыхал, что они готовы сдаться, он послал к ним одного из своих приближенных, по имени Фому, с небольшим отрядом, с тем чтобы он, дав слово верности, принял под свою власть находящихся там варваров. Когда они пришли в Альпы, то Сисигис, который был там начальником сторожевых отрядов, принял их в одно из укреплений, подчинился сам и всех остальных, одного за другим, побудил к тому же. В это время Урайя, набрав из лигуров и гарнизонов альпийских крепостей четыре тысячи человек, с возможной быстротой шел на помощь Равенне. Когда эти войска услыхали, что сделал Сисигис, то они, боясь за своих близких, прежде [203] всего просили Урайю идти туда. Поэтому Урайя со всем войском пошел к Коттианским Альпам и стал осаждать там Сисигиса вместе с отрядом Фомы. Когда об этом услыхали Иоанн, племянник Виталиана, и Мартин, случилось, что они были очень близко от реки По, они стремительно со всеми войсками двинулись на помощь осажденным и, напав прямо с пути на некоторые из альпийских укреплений, взяли их, а жителей их обратили в бегство; оказалось, что в их числе было много детей и жен тех, которые были в войске под начальством Урайи. Большинство было выведено им из этих укреплений, чтобы следовать за ним. Когда они узнали, что их близкие попали в плен, то, внезапно уйдя из войска готов, решились сдаться Иоанну; вследствие этого Урайя не мог ни здесь что-либо сделать, ни помочь готам, попавшим в Равенне в тяжелое положение; ничего не сделав, он с небольшим количеством воинов вернулся в Лигурию и там оставался спокойным, а Велизарий получил возможность запереть в Равенне Витигиса с знатнейшими из готов.

29. Тогда пришли и послы от императора, Домник и Максимин, оба были сенаторами, чтобы заключить мир на следующих условиях. Витигис получает половину всех императорских сокровищ в Италии и управление той страной, которая по ту сторону реки По; другая же половина сокровищ принадлежит императору, и те области, которые находятся по эту сторону реки По, становятся подчиненными императору и платят ему подать. Показав Велизарию эту императорскую грамоту, послы отправились в Равенну. Узнав, с какой целью они пришли, Витигис и готы с радостью на это согласились и готовы были присягнуть. Услыхав это Велизарий очень огорчился, считая для себя великим несчастием, если ему не позволят, тем более без всякого труда, одержать полную победу и ввести в Византию Витигиса как военнопленного. Когда послы из Равенны пришли к нему, то он решительно отказался поставить под этим договором свою подпись. Когда это заметили готы, они стали подозревать, что римляне заключили [204] мир с обманными целями, и стали относиться к ним с большим недоверием и прямо им говорить, что без подписи Велизария и без присяги с его стороны они никогда не заключат с ними договора. Услыхав, что некоторые из начальников бранят его, будто он, имея замыслы против императора, никак не хочет окончить войну, Велизарий, созвав всех, в присутствии Домника и Максимина сказал следующее: «Как мало можно считать постоянным и надежным военное счастье, я и сам знаю, да и каждый из вас, думаю, знает это вместе со мною. Кажущаяся надежда вот-вот уже готовой победы обманула многих, и гибнущим удавалось не раз, сверх ожидания, оказаться победителями своих врагов. Поэтому я утверждаю, что те, кто думает о мире, должны опираться не на одни только добрые надежды, но крепко держа в уме, что исход может быть двояким, основываясь на этом, и выбирать свое решение. Если это так, то я сам решил собрать вас, моих сотоварищей по командованию, и их, послов императора, чтобы в настоящий момент по силе возможности избрали мы то, что нам покажется служащим на пользу императору и чтобы впоследствии ни за что из случившегося вы не возлагали на меня ответственности и не порицали меня. Ведь самым нелепым делом является молчать, пока еще можно выбрать лучшее, а видя, как пропадает один счастливый случай за другим, обвинять. Какова точка зрения императора на окончание войны, чего жаждет Витигис, вы, конечно, знаете. Если и вам это кажется выгодным, пусть каждый выступит здесь и скажет это. Если же вы думаете, что можете завоевать всю Италию и одержать над врагами решительную победу, ничто не помешает вам сказать это совершенно открыто». Так сказал Велизарий. И все открыто заявили, что мнение императора – самое лучшее и что они ничего больше не могли бы сделать против врагов. Велизарий был доволен таким заявлением командиров и потребовал все это записать на документе и подписать, чтобы впоследствии они не могли отречься. Они же, записав все [205] это на маленьком документе, ясно сказали, что они не в состоянии войной одолеть неприятелей.

Вот что происходило в лагере римлян. Тем временем готы, мучимые голодом, не имея уже сил выносить тяжести положения, с неудовольствием подчинились власти Витигиса, как человека, которому ни в чем нет счастья; колебались они сдаться и императору, боясь только одного, как бы, став подданными императора, они не были вынуждены уйти из Италии и поселиться в Византии. Тогда уцелевшие среди готов наиболее знатные, посоветовавшись между собой, решили провозгласить Велизария императором Запада. И, тайно отправив к нему посольство, они просили его взойти на престол. Они утверждали, что тогда они охотно последуют за ним. Но Велизарий решительно не желал вступить на престол без согласия