Помело нянюшки Ягг летело в нескольких футах над лесной тропкой. Скорость была такая, что на поворотах помело заносило и ведьма задевала башмаками листья. У хижины матушки Ветровоск нянюшка спрыгнула с помела, но выключить его не успела, и оно остановилось, только когда врезалось в уборную. Дверь была открыта.

– Ау?

Нянюшка Ягг заглянула в буфетную, потом протопала по узкой лестнице на второй этаж.

Матушка Ветровоск лежала на своей кровати. Лицо ее было серым, а тело – холодным.

Люди и раньше находили ее в таком состоянии и всегда реагировали неоднозначно. Поэтому теперь матушка успокаивала посетителей – но искушала судьбу – при помощи небольшого клочка картона, который обычно сжимала в окоченевших руках.

«Я НИ УМИРЛА», – гласила записка.

Окно было открыто и подперто обломком доски.

– А, – сказала нянюшка скорее себе, чем кому-либо еще, – вижу, тебя нет. Я… я просто поставлю чайник и подожду, когда ты вернешься, хорошо?

К Заимствованию нянюшка Ягг относилась неоднозначно. С одной стороны, это, конечно, здорово войти в разум животного или еще кого, но, с другой стороны… слишком многие ведьмы не возвращались. Вот уже несколько лет нянюшка подкармливала кусочками сала и корками бекона некую синичку, которая всеми повадками очень походила на матушку Посталюту, однажды ушедшую Заимствовать, да так и не вернувшуюся. Жуткая вещь… если ведьма вообще может считать что-то жутким.

Нянюшка вернулась в буфетную и опустила ведро в колодец, напомнив себе на сей раз выбросить тритонов, прежде чем поставить воду на огонь.

А потом она стала смотреть на сад.

Некоторое время спустя какое-то маленькое существо впорхнуло в верхнее окно.

Нянюшка разлила чай. Аккуратно взяла одну ложку сахара из сахарницы, высыпала остальной сахар в свою чашку, ложку сахара вернула в сахарницу, поставила обе чашки на поднос и поднялась по лестнице.

Матушка Ветровоск сидела на кровати.

Нянюшка огляделась.

На балке вниз головой висела летучая мышь.

Матушка Ветровоск растирала уши.

– Гита, будь добра, поставь под нее горшок, – попросила она нянюшку. – Они постоянно гадят на ковер.

Нянюшка отыскала наиболее интимный предмет спальной комнаты и ногой толкнула его по половику.

– Сделала тебе чашку чая, – сообщила она.

– То, что нужно, – кивнула матушка, – а то во рту какой-то жучиный привкус.

– Я думала, ночью ты предпочитаешь сов, – сказала нянюшка.

– После них потом все время пытаешься провернуть голову по кругу, – поморщилась матушка. – Летучие мыши, они, по крайней мере, смотрят в одну сторону. Сначала я пробовала Заимствовать кроликов, но сама знаешь, чем они думают. Вернее, о чем только и думают.

– О траве?

– Ага, о ней самой.

– Что-нибудь выяснила? – спросила нянюшка.

– Туда приходили. Каждое полнолуние! Судя по всему, это были девушки. Летучие мыши видят только силуэты.

– Неплохо, – осторожно похвалила ее нянюшка. – Кто-нибудь из местных?

– Скорее всего. Во всяком случае, они туда пришли, а не прилетели.

Нянюшка Ягг вздохнула.

– Это были Агнесса Нитт, дочь старого Трехпенсовика, и Люси Чокли. Да еще несколько девчонок.

Матушка Ветровоск уставилась на нее с широко раскрытым ртом.

– Извини, – пожала плечами нянюшка. – Я расспросила Джейсона.

Летучая мышь рыгнула. Матушка вежливо прикрыла рот ладонью.

– Я, наверное, выгляжу старой дурой? – спросила она некоторое время спустя.

– Нет, что ты, – успокоила ее нянюшка. – Заимствование – это ведь настоящее искусство. И ты прекрасно им овладела.

– Слишком гордой я стала. А ведь раньше я бы тоже людей расспросила, перед тем как носиться по лесам летучей мышью.

– Наш Джейсончик ничего бы тебе не сказал. Да и мне он открылся только потому, что иначе я превратила бы его жизнь в ад, – хмыкнула нянюшка. – На то они и матери.

– Теряю чутье, вот в чем дело. Старею я, Гита.

– Лично я всегда говорю следующее: ты настолько стара, насколько себя чувствуешь.

– Именно это я и имею в виду.

Нянюшка Ягг выглядела озабоченной.

– Была бы здесь Маграт, – пробормотала матушка, – я бы такой дурой перед ней выставилась…

– Маграт сейчас сидит в своем замке, – ответила нянюшка. – Учится быть королевой.

– По крайней мере, когда ты – королева, никто и не заметит, что ты что-то там делаешь неправильно, – возразила матушка. – О нет, все, что ты делаешь, правильно, потому что это ты так делаешь.

– Королевская власть… Смешная штука, – покачала головой нянюшка. – Берешь девушку с задницей, как у двух свиней, завернутых в одеяло, и головой, полной воздуха, выходит она замуж за короля, принца или еще кого-нибудь и вдруг становится ее королевским сиятельством-величеством-принцессой. Ох уж этот смешной старый мир.

– Запомни, лебезить перед ней я ни в жизнь не стану, – предупредила матушка.

– А ты никогда ни перед кем не лебезила, – терпеливо сказала нянюшка Ягг. – Никогда не кланялась старому королю. И Веренса едва удостаиваешь кивком. Да уж, кто-то, а ты никогда ни перед кем не лебезила.

– Именно так! – воскликнула матушка. – Именно так и должны поступать ведьмы.

Нянюшка немного подуспокоилась. То, что матушка вдруг заговорила о старости, встревожило ее. Она больше привыкла к матушке в нормальном состоянии едва сдерживаемого гнева. Матушка встала.

– Значит, дочь старого Чокли, говоришь?

– Именно.

– Ее мать звали Кибль, верно? Приятная женщина, насколько я помню.

– Да, но когда она умерла, старик отослал дочку в Сто Лат, в какую-то там школу.

– Не одобряю я эти школы, – нахмурилась матушка Ветровоск. – Они только мешают образованию. А все эти книги… Книги! Да что в них хорошего? Люди сейчас слишком много читают. Вот когда я была молодой, времени на чтение у нас не было, это я точно помню.