Насколько был хорош пиита в своих виршах про любовь, про весну и осень, про зверушек разных — настолько плох он был в переводах славословящих.
И Россия тех од высокопарных его уже никогда не распевала!
— Черт знает что, — ругался Бирен. — Вот читаю Штеллина — до чего прекрасно! Читаю перевод Тредиаковского — до чего бездарно!
Глава 11
Король прусский испытал радость: Густав Левенвольде прибыл в Берлин посланцем счастья, и маркграф Карл Бранденбургский уже мог считаться женихом маленькой принцессы в России. От этого быть на престоле русском Гогенцоллерну по крови, и великие выгоды чуял король Пруссии, вчерашний суп второпях доедая…
— Что бы нам продать в Россию подороже? Помню, — сказал он, — в цейхгаузах у нас скопилось много шпаг — ржавых! Жаль, никто не купит. Есть еще голенища от старых ботфортов… Кому бы их сбыть? Я придумал, — вдруг рассмеялся король, — едем на сукновальни…
На сукновальнях Вильгельм Фридрих осмотрел бракованное сукно.
— Клей! — крикнул он, и сукно опустили в чан с клеем. Никто ничего не понял, а король уехал в Потсдам.
Чистенькие суконные небеса нависали над маленькой Пруссией и курфюршеством Бранденбургским. В этой стране, составленной из двух кусков, еще ничего не было решено. И даже король Пруссии не был.., королем. Он сам себе присвоил этот титул! Никто за ним этого титула не желал признавать. Но меч солдата и весы купца должны настойчиво утверждать в мире короля и его королевство!
— Ла-ла-ла-ла… Кстати, — вспомнил король, — а эта скотина Людольф Бисмарк, убивший моего исправного налогоплательщика, еще не отравился казенной колбасой в крепости? Выпустите его, и завтра снова едем на сукновальни… Ла-ла-ла-ла!
Никто ничего не понимал, но все покорно сопровождали короля на берлинские сукновальни. Вот и громадный чан с клеем.
— Теперь вынимайте сукно и просушите. Просушив, тщательно прогладьте и сложите в идеально ровные штуки…
Готовые штуки сукна король придирчиво осмотрел.
— Теперь их можно продавать в Россию, — распорядился он.
— Ваше величество, — удивились коммерц-советники, — русские не купят его, они приобретают сукна у британцев. Наше сукно при носке сразу же сломается по швам, как ржавая жесть на сгибах.
— Русские не купят, это их дело. Но граф Бирен заставит купить, это уж наше с ним дело. Все сукно купайте в клею, гладьте и отправляйте в Россию. Лучше всего — в Ревель, где губернатором граф Оттон Дуглас, спекулянт отчаянный! Россия — богатая страна, у нее большая армия, и русским еще много понадобится сукна для солдат…
Заросший бородою Бисмарк поджидал короля в Потсдаме.
— Здорово, молодчага Бисмарк! — весело сказал ему король. — Ты побрейся и не уходи, пока я перешью пуговицы со старого мундира на новый…
Король взял иглу, стал перешивать пуговицы. Выбритый Бисмарк снова предстал перед ним, и король к нему пригляделся:
— Видит бог, тебе совсем неплохо жилось в моей крепости. Ты даже поправился, старина! Извини, дружище, но я более не намерен сорить деньгами… Отныне, как это ни печально, я сокращаю тебе жалованье вполовину. Ты здорово отъелся, Бисмарк, на моей тюремной колбасе!
Бисмарк, припав на колено, с чувством поцеловал синюю, жилистую руку короля-солдата.
— Ступай в Голштинский полк, скотина, — велел ему король…
Из полка Бисмарк сбежал. Он понял, что ему никогда не выслужиться снова в полковники. Он голодал… Прибыв на свою мызу “Скатике” (это в Прусской Литве), Бисмарк вызвал управляющего фольварком:
— Завтра к рассвету собери с крестьян все, что положено господину богом за два года вперед. Так нужно… Не спорь!
Но управляющий стал спорить, а Бисмарк был пьян. Взял палаш и разрубил человеку голову. Труп затолкал под кровать и крепко спал до утра. Утром проснулся, все вспомнил, зажег факел и подпалил свою усадьбу. Полковая лошадь мчала его в Померанию. По дороге к морю Бисмарк совершал убийства и грабежи. Он сводил счеты с прусским королем, не оценившим его храбрости и доблести…
Прибыв в Гданск, Бисмарк втерся в дом Курляндского герцога Фердинанда и предложил себя в рыцари.
— Ты глуп! — ответил ему Фердинанд. — У меня в Курляндии полно своих рыцарей, от которых я едва спасся бегством в Данциг… Дам совет: если ты убил человека — плыви в Америку, если ты замучен долгами — плыви в Россию…
Утром Бисмарк проснулся на корабле, плывущем вдали от берегов. Вылез на палубу, осмотрел серые волны.
— Когда будем в Пор-Ройяле? — спросил.
— Никогда не будем, — отвечали ему матросы.
— Что это значит? — возмутился Бисмарк.
— Это значит, что мы плывем в Россию.
— Могли бы так и сказать, когда я садился вечером.
— Мы именно так и сказали вам, сударь.
— Странно! И что же я вам ответил?
— Вы ответили, что вам — один черт куда плыть, ибо покойники и долги одинаково висят у вас на шее. Вот теперь и плывите…
Путешествие становилось опасным: у короля Пруссии есть сильная рука в Петербурге, и как бы король не предъявил своих прав на Бисмарка! Вспомнив Кюстрин, Бисмарк содрогнулся от страха…
Через четыре дня на горизонте обрисовались древние башни.
— Какой это город? — спросил Бисмарк.
— Ревель!
— Я такого не знаю, но все же осчастливлю его посещением…
Ревельский губернатор граф Оттон Дуглас попал в плен к русским под Полтавой и так полюбился Петру I, что тот направил его губернатором в Финляндию. Дуглас прибыл в Выборг и здесь сразу же, не мешкая, убил русского капитана.
Сенат приговорил шведского графа к смертной казни. Но Петр I приговор порвал и велел Дугласу поработать в Летнем саду три недели. Дуглас сидел в саду, среди душистых роз, слушал соловьев, курил трубку и мрачно ругал Россию и русских. “Каторга” кончилась, и вот он снова — генерал-аншеф и губернатор…
— Люби, люби, люби! — кричал он, убивая солдат. Когда жертвы стонали, граф Дуглас хохотал. Он убивал русских солдат мучительски — сек до костей, посыпал раны солью и селитрой. Иногда же — порохом! И порох — поджигал! Люди сгорали со спины — до костей. Дуглас называл это — “жечь фейерверки”.
Когда Бисмарк предстал перед ним, Дуглас скривился:
— Пруссак! Дерьмо… Что вы умеете? Отрезать дезертирам носы и уши? Твой король — дерьмо ужасное!
Из ножен Бисмарка вылетело, мерцая зловеще, лезвие шпаги:
