заглянуть на самое его дно. Не довольствоваться тем, что плавало на поверхности. Для того чтобы судить истинно, надо знать истинные мотивы и намерения – а этого-то как раз мне и не хватало. Было странно сплетённое и очень опасное заклятье, но мне даже в голову не могло прийти, что на самом деле последует за опустошением котла».

И он не знал, зачем ведьма затеяла всё это. Прямой выгоды для ворожеи Фесс тут не видел. Месть – слишком общие слова, чтобы полагаться на них, когда требуется принять такое решение.

Но какое это имеет значение, если сейчас в деревне вот-вот начнётся кровавый пир отвратительной Нечисти?!

Джайлз, сосредоточенно и молча шагавший во главе отряда, держался неплохо, только всё время бормотал себе под нос какие-то молитвы – их он, похоже, знал чуть ли не все, какие только есть. Мало- помалу обломки его посоха, которые он по-прежнему держал в обеих руках, начали слабо светиться – и от этого света у Фесса немедленно стало резать глаза.

«Ты слишком глубоко во Тьме, некромант Неясыть, даже малeйшuй отблеск Света становится для тебя нетерпим:

Надо решаться, Неясыть. Надо решаться, Фесс. Или ты нарушишь – вторично! – Слово некроманта, или тут случится самая настоящая бойня.

Не обманывай себя, у тебя не хватит ни сил, ни знаний остановить это вторжение. Жизни сотен людей – и не только обитателей Кривого Ручья! – или жизнь одной-единственной ведьмы».

Конечно, оставался один выход… мерзкий и отвратительный, но ничего лучше некромант сейчас не видел.

– Джайлз, – позвал молодого волшебника Фесс. – Нам надо убить ведьму. Понимаешь меня? Тогда я еще получу шанс справиться с вызванными ею чудовщами… если они сами не сгорят на месте, на что я надеюсь, но во что, признаться, не слишком верю. Когда мы подойдём к деревне… я постараюсь отвлечь на себя всех наших милых подземных гостей, а ты, как только увидишь ведьму…

Подлый, конечно, выход. Пусть ведьму убьёт этот мальчишка, маг Воздуха, в то время как он, Фесс, будет грудью сдерживать напор призраков. И всё хорошо, всё честно – ну не успел он, бывает же такое в бою, случается ведь, не правда ли?..

От стыда и отвращения к самому себе Фесса замутило. Разве к этому он стремился, когда покидал пределы Академии?..

Джайлз вздрогнул и закашлялся. Похоже, досель он если кого и убивал, так только комаров. Да и то вряд ли.

– Если ты её не убьёшь, ни тебе, ни мне из кольца не вырваться, – резко бросил Фесс. – И на церковь не надейся. Эти твари, им и Спасителев храм на зуб ровно ляжет. И все, кого в нём найдут, тоже. Иль не понял ты, с кем столкнёмся? Это ж злодеи все при жизни были, простые такие, без затей и прикрас. Девочек насиловать, младенцев убивать… все прелести. Не сомневайся. Они уже через всё, что могли, переступили, их теперь ничто не остановит. Ни ты, ни я, ни даже милорд ректор Анэто. Так что или мы ведьму, или все ее твари – нас. А заодно и весь Кривой Ручей. А к нему, на закуску – пару-тройку окрестных деревень. И так ведь до самого Эгеста доберутся!

– Святая Церковь н-не допустит… – пролепетал Эбенезер. Зубы выбивали барабанную дробь.

– Святая-то Церковь, конечно, не допустит, – тяжело ответил Фесс. – Вот только видел я, как преподобные отцы-инквизиторы кладбище упокаивали… двух невинных в жертву принесли, а…

– Не кощунствуй! – тоненько взвизгнул Эбене. – Не возводи хулы недостойной на Святую Мать нашу! Ты, Чёрный…

– Молчи! – внезапно рявкнул Фесс, так что даже гном удивлённо присел от неожиданности. – Молчи! Я врать тебе не стану, маг, нам с тобой совсем уже скоро бок о бок драться, друг другу спину прикрывать, может, даже умирать вместе. Так раскинь умишком своим, коль не весь на богословские диспуты потратил: зачем мне тебе врать сейчас? Эбинским языком говорю тебе – ведьму убить надо! Обо всём остальном потом спорить станем… если доживём, конечно.

Опешивший волшебник и в самом деле замолк, словно в рот воды набрал. Дальше все четверо шли уже в молчании.

Нарн неохотно выпускал их из своих тёмных объятий. Ниже и реже становились деревья, и уже они не перешёптывались, провожая нагло вторгшихся чужаков злобными взглядами, а стояли себе мёртво, как и полагается обычным деревьям; перестали пялиться в спину мелкие лесные духи, кое-где показались первые людские тропки, грубо сколоченные ограды из кольев, чтобы скотина не убрела далеко в чащу, – близилась собственно граница Эгеста, близился людской предел. Конечно, Нарн тянулся ещё далеко на восток, сама Речушка Кривой Ручей стояла на земле Тёмных эльфов – правда, выходов и даней им не платила. Слишком истончилась тут сила Нарна, и лесные воители предпочитали все-таки не спорить здесь с баронскими дружинами – равно как и с магами Святой Инквизиции.

Мало-помалу небо на востоке стало светлеть. Наступало утро, кончалось время неупокоенных и прочей нечисти, с первыми лучами дневного светила полагалось им отступить – конечно, если то обычные неупокоенные, а не то, с чем Фессу пришлось столкнут в отлученной от Церкви деревне

Лесных Кантонов.

Но твари, разбуженные к жизни странным колдовством деревенской ведьмы, солнца отнюдь не страшились. Они сейчас хотели только одного – убивать, пожирать и, увы, сил для этого имели несравненно больше, чем обычные зомби или даже костяные драконы.

Предутренняя осенняя хмарь наступала, серый полусвет нехотя, словно с трудом проникал под полог Нарна; вот уже мелькнули первые просветы полей, вот уже и тропинка превратилась в узкую тележную колею сейчас размокшую и склизкую; вот и деревенский выгон пустой по осеннему времени…

Лес кончился как-то резко, перед путниками простиралось небольшое поле, примерно в треть лиги, за ним поднимался крутой откос, рядом журчал ручей, отмеченный многочисленными ивами, – тот самый Кривой Ручей, что дал название самой деревеньке.

Всё тихо. Неужто он, Фесс, ошибся и Кривому Ручью ничто не угрожает?

В тот же миг, словно отвечая его невысказанным вслух мыслям, впереди, на косогоре, там, где стояла деревенская церквушка, грянули отчаянно частые удары небольшого надтреснутого колокола. Звонарь старался вовсю.

У Фесса перехватило дыхание и похолодело в груди. Нет, он увидел не орду зомби, не кружащуюся над домами стаю вампиров – впереди не было вообще никаких чудищ, уязвимых или для стали, или для заклятий и оттого очень даже смертных.

Фесс увидел редкую цепь медленно бредущих к обречённой деревне… нет, не призраков, не духов – жалуй, впервые за все свои дни в Эвиале и впервые свою карьеру некроманта Фесс не мог дать определения увиденному.

Иногда это казалось чередой смутных туманных фигур, смазанных и дрожащих, точно воздух в горячий день над нагретым солнцем камнем. Иногда проступали неясные очертания как будто бы даже костей. А иногда всё это и вовсе пропадало, заставляя усомниться в правдивости собственных глаз.

Но увы, глаза не лгали. Фесс имел куда более надёжные чувства, и они его подвести не могли.

Заклинание саттарской ведьмы и в самом деле можно было заносить в золотой фонд «Анналов Тьмы». Неведомый учитель Даэнура мог бы гордиться такой ученицей. Чары вырвали из могильного плена даже не бренные полусгнившие костяки, чем, по сути, являлись те же зомби, а квинтэссенцию, средоточие всего того зла, что жило в погибших душах. И волшебство ведьмы специально отыскивало, похоже, не просто какого – нибудь заблудшего пастуха, по пьяни и глупости грабанувшего проезжего приказчика на стр-р-р-р-раш-ную сумму аж в три имперских цехина, но злодеев истинных, чьи костяки Нарн сохранял, похоже, с незапамятных времён. Берёг, словно оружие, на самый чёрный день; берёг, наверное, в ожидании неизбежного вторжения соединенной армии Эгеста и Аркина, поддержанной всей мощью Академии Высокого Волшебства…

Иногда в туманных силуэтах проглядывали очертания непропорционально больших черепов – причём явно нечеловеческих пропорций. Громадные разинутые рты, беззвучно клацающие челюсти, буравящие провалы глаз… Фессу казалось, что кто-то услужливо предложил ему морскую подзорную трубу – каждое движение призраков было видно как на ладони.