Всевидящий и Справедливый, допускает, чтобы под Его недреманным оком творились такие злодейства?..

– Отче Маврикий, не подозреваете ли вы кого-то селянок? – счёл возможным осведомиться я, после ото как печальная повесть настоятеля окончилась.

– Нет, о любезный сын мой. – Седая голова достойного старца скорбно опустилась. – Все они у меня как на ладони, все они исправно бывают у меня на службах, ходят к исповеди. Как всем известно, ни одна ведьма не в состоянии даже переступить порог посвящённого Ему храма, сколь бы мал и неказист оный храм ни был.

Я задумался. Да, конечно, отец Маврикий прав, но не надо забывать, что время не стоит на месте, чёрное искусство ведьм тоже совершенствуется – об этом так хорошо говорил на прощальной лекции декан Святого факультета. Кто знает, может, они умеют как-то преодолевать и отвращение к знаку Спасителя, издревле служившее надёжным их отличием от добрых дщерей Святой Матери нашей?..

– Но, может, эта ведьма – не местная? – осторожно предположил я.

Отец Маврикий с сомнением покачал седой головой:

– Едва ли, Эбенезер, сын мой, едва ли. Я знаю в лицо всех на два десятка миль в округе. Новых лиц не появлялось, и это значит…

– Что ведьма – всё-таки из местных? – рискнул предположить я.

– Не знаю, что и думать, – сокрушённо вздохнул бедный настоятель. – Выходит, что так. Но я скорее поверю в то, что ведьма пользуется чужой личиной, чем в то, что она свободно может разгуливать по святому храму и лгать на исповеди!

Это, конечно, тоже следовало учитывать. Но если ведьма оказалась в состоянии менять облик, это значит что она уже не просто ведьма. Колдунья, волховка, даже можно сказать – чародейка, и притом не из самых слабых. Даже способность просто навести морок и та не считалась обычной для ведьм, а уж если это подлинная трансформация!..

Если это подлинная трансформация, то мне предстояла нешуточная схватка. Конечно, после того как я выслежу эту гадину.

В общем, обнаружить скрывавшуюся ведьму оказалось далеко не так просто, и всё моё искусство, искусство стихии Воздуха тут помочь не могло. Конечно, великий маг милорд ректор Анэто справился бы с этой задачей играючи – просто заставив бы говорить все мельчайшие частицы воздуха, от которых, как известно, ничего скрыть вообще невозможное мне же приходилось полагаться лишь на скромные свои познания в иных областях да ещё, само собой, на помощь Его, Всемогущего.

Я потратил целую неделю, пытаясь отыскать след. Исходил вдоль и поперёк все окрестности Кривого Ручья, мысленно стараясь поставить себя на место ведьмы, пытаясь понять, где она могла устроить лежбище, где может хранить свои нечестивые колдовские припасы, где собирает ингредиенты для колдовских варев, где разводит костры, где берёт для них дрова и растопку – насколько я помнил, для простых колдунов, не прошедших Академию, единственный путь воплощения их Силы, пусть даже слабой и неоформившейся, – ритуальная магия. Здесь, в лесном краю, ведьма скорее всего прибегала к какой-то разновидности магии Земли, и, хотя эта стихия входила даже в другую противопару моему Воздуху, составляя неразрывное единство с Водой, я всё-таки надеялся отыскать следы – тем более что ведьму никто не учил, да и учить не мог прятать свои действия от магического взора других волшебников.

Я спешил. Ведьма уже давно не подавала признаков жизни, а это значило – она голодна, она истосковалась по Злу, единственному, что ещё было хоть как-то способно заглушить смертную тоску навек оторванного от Спасителя умирающей души. Она явно готовила какое-то злодеяние, ещё один отвратительный ритуал способный поддержать её угасающие силы; судя о долгому «промежутку молчания», ведьме на сей раз потребуется нечто совсем нетривиальное, самое меньшее – детоубийство.

Я даже ждал чего-то пострашнее. Чего – сам сказать конечно, не мог, в конце концов, повадки ведьм – не та тема, размышлениям над которой должен посвящать свои часы добрый сын Святой Церкви Спасителя.

Сейчас, правда, я горько жалел, что наставники нашего факультета так мало времени отвели изучению борьбы с ведьмачеством. Не слишком-то хорошо идти в бой, имея о противнике лишь самое общее представление.

И всё-таки мне повезло. Истоптав каблуки на узких пастушьих тропах вокруг Кривого Ручья, я случайно наткнулся на поросль мандрагоры. Два кустика оказались выкопаны – не вырваны, а именно выкопаны, аккуратно и со всеми предосторожностями, а ямки старательно прикрыты дёрном и листьями. Я обнаружил следы, только обыскав каждую пядь земли, ободрав себе локти и колени. Но результат того стоил – ведьма выкопала корешки совсем недавно, а это значило, что в ближайшие три дня она просто обязана пустить эти корешки в дело, иначе они напрочь потеряют все свои свойства.

Оставалось только выяснить, где ведьма возьмёт дрова – ведь для её костра годится далеко не всякое дерево. Конечно, у неё мог иметься запас, она вообще могла использовать уголь – но, если я хоть что-нибудь смыслю в ведьмах и их повадках, для растопки требуется молодое, живое дерево – тоже своего рода мучительно и жертвоприношение. С точки зрения здравого смысла разжигать костёр сырой щепой выглядит так же несуразно, как и попытки тушить огонь соломой но у этих ведьм ведь всё шиворотнавыворот, не как у людей. Даже одежду они, говорят, носят наизнанку когда творят своё волшебство.

В Академии учили, что ведьмы могут использовать для разжигания своих костров либо можжевельник либо лесной орех – из-за их природных магических свойств. Не жалея себя, я облазил чуть ли не всю округу, помечая каждый орешник и каждую можжевеловую поросль. Работал как проклятый, однако именно это и дало результат – сработала несложная магическая ловушка, расставленная в одном из отдалённых оврагов, на гребне которого, среди редких сосен, как раз и высились могучие заросли можжевеловых кустов.

Теперь мне оставалось только следовать за ней, разумеется, не забывая обновить ту незримую магическую привязь, на которой она оказалась. Следовать и брать с поличным, в момент свершения чёрного обряда, но, разумеется, до того, как проклятая успеет причинить кому-либо вред. Особенно если ей всё-таки удастся украсть ребёнка.

Путь через Нарн на сей раз оказался не из трудных. Эльфы в изобилии снабдили путников всем необходимым до людских поселений Эгеста – более чем достаточно. Сугутор вслух мечтал о настоящей бане, куда он немедленно отправится, как только они окажутся в цивилизованных, как он выразился, местах.

– Эти, эльфы-то, они ведь не понимают, – доверительно сообщил он Фессу. – Бывало, подкатишься к ним, скажешь – мол, помывку бы для отряда устроить, запаршивел народ, мучается, а они только плечами пожмут. Им-то что, к ним грязь, похоже, вообще не пристаёт или они от неё магическим образом избавляются.

– Кто смывает свою грязь – тот смывает своё счастье, – ответил гному восточной пословицей орк.

– Как же, – проворчал Сугутор. – Ну и пусть я смою все своё счастье, лишь бы от меня так не воняло.

Поадд величественно пожал могучими плечами – мол, мы выше этих мелочей жизни.

Как бы то ни было, путники через три дня подошли к границам Нарна. Лес изменился, стал ещё гуще, неприступнее, враждебнее. Наваленные тут и там деревья казались специально возведёнными преградами – острые сучья, словно копья, смотрели на восток, откуда мог появиться враг. Узкая тропка, похоже, сама по себе была наделена какой-то магией – она словно бы исчезала за спинами путников. Найти дорогу назад они бы уже не смогли.

Однако наряду с этими угрюмыми признаками близкой и неспокойной границы стали встречаться и более приветливые места – обширные росчищи посреди вековых боров, поля, небольшие, в три-четыре двора, деревушки, колодцы, огороды, всё как полагается.

– Тут эльфы беглых тяглецов на землю посадили, – объяснил всезнающий гном. – Бежит народишко из Эгеста, ох, и бежит же! А что ему, народишку-то, ещё делать, когда чуть только сболтни что небогоугодное – враз донесут и в застенок тебя, на дыбу, само собой разумеется. А там уж во всём