подростка и привести в чувство.
Уоррен Ганис действительно находился в лагере для военнопленных, но не как заключенный, а как сотрудник, он свободно владел японским и гордился своей работой переводчика и ассистента у Ясуды Гэннаи, который управлял этим лагерем. Ни коменданту, ни кому-либо из его штата Уоррен не подчинялся, что вполне его устраивало: он считал себя умнее всех остальных в лагере, за исключением Ясуды Гэннаи, и вовсе не хотел отчитываться перед людьми ниже себя. Сам комендант подчинялся Ясуде Гэннаи, лишь тот имел право выдавать документы на проезд в зоне, он мог даже расстреливать тех, кто нарушает режим зоны, будь то гражданские или военные лица. Для страны с военным правительством и репрессивной тайной полицией гражданский начальник военного лагеря был явлением неслыханным.
Тесные контакты с Ясудой Гэннаи сделали Уоррена заметной фигурой в лагере, и он буквально наслаждался этим. У него был пропуск и машина с водителем, он часто ездил на токийскую виллу, где жил с семьей Гэннаи. Коменданту лагеря неприятно было выказывать знаки почтения какому-то мальчишке, да еще иностранцу, но задеть его означало бы задеть Ясуду Гэннаи, а за это комендант мог и расстаться с жизнью. Когда новый стражник по неосторожности обругал Уоррена на японском, уверенный, что мальчик не понимает языка, Уоррен пожаловался Ясуде Гэннаи — стражника высекли, затем оставили висеть на солнце три дня без воды и пищи. Уоррен счел это вполне подобающим наказанием, ибо в себе видел непосредственное продолжение Ясуды Гэннаи, достойное всяческих почестей. Однако же чуткий Ясуда предостерег его: не заносись.
Он располагался к северо-востоку от Токио, скрытый в поросших сосной и кедром горах. Режим секретности установили такой, что мало кто знал о его существовании. Не был он указан и в списке лагерей для военнопленных, подлежащих инспекциям Международного Красного Креста. Ясуда Гэннаи приказал соорудить этот лагерь по причинам, известным только ему, его семье, правительственным чиновникам и, конечно, Уоррену Ганису. Большинство бараков и подсобных помещений установили в длинном туннеле, пробитом взрывчаткой во внутренностях горы. Охраняли лагерь вооруженные войска, собаки-убийцы, двойная изгородь под током и кордон из танков. Единственный вход прикрывали четыре пропускных пункта, еще четыре таких же пункта были растянуты по единственной дороге, ведущей к лагерю. А с гор еще целились орудия и пулеметы…
Лагерь Уоррена, а он думал о нем именно так, занимался особыми заключенными. Все были гайдзины — люди с Запада, европейцы, американцы, англичане, австралийцы из лагерей в Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Главным образом гражданские, и все они занимали элитное положение в своем обществе, девяносто семь мужчин и женщин, заметных в политике, журналистике, медицине, искусстве, дипломатической службе, бизнесе, церкви. Уоррен, проницательный и толковый для своего возраста и всегда желавший доставить удовольствие Ясуде Гэннаи, вместе с ним и другими Гэннаи усердно изучал документы на военнопленных с захваченных Японией территорий и неизменно отбирал с большим тщанием.
Выбирай только образованных, хорошо подготовленных людей, сказал ему Ясуда. Выбирай самых искусных и привилегированных, высоких и могущественных, сливки общества, тех, кто сможет рассказать нам об Америке и других индустриальных странах Запада. Но упор делай на американском бизнесе.
Проект получил кодовое название кин-боси, это термин из борьбы сумо, означающий победу над очень сильным противником. Поскольку ему предназначалась значительная роль в проекте, Уоррен оказался одним из первых, кто о нем услышал на секретном совещании, созванном Ясудой несколько месяцев назад — присутствовали только Уоррен и некоторые из Гэннаи, избранные члены семьи. Что бы ни кричала японская пропаганда, сказал Ясуда Гэннаи, Япония проиграла войну с Америкой и должна готовиться к новой войне с этим гигантом Запада, но это будет война не пуль, а ума и воли.
— Следующей будет торговая война с Америкой, — заявил он, — и мы должны добиться в ней того, что упустили в войне выстрелов. Стоит лишь взглянуть, как разрушена наша любимая страна, и становится ясно, что военного решения экономических проблем Японии уже не может быть. Нам предстоит иметь дело с изменившимся миром, меняться он будет все быстрее по окончании войны, когда колонии западных стран и завоеванные нами территории станут суверенными нациями, смогут сами распоряжаться своими ресурсами и своей судьбой.
Уоррен и другие впитывали каждое слово, а Ясуда продолжал говорить о том, что Япония всегда училась у других стран, ее флот скопирован с британского, армия с немецкой, правительство — с французского. И если Японию уничтожает сейчас индустриальная мощь Америки, не разумно ли было бы скопировать эту индустриальную мощь и обратить ее против оригинала в грядущей торговой войне?
— А откуда я знаю об этой грядущей торговой войне? — риторически спросил он. — Дело в том, братья мои, что маленькая Япония просто не выживет без иностранных рынков. И чтобы выжить, мы должны быть экономическими агрессорами. По этой-то причине Америка и стала нашим противником и останется им после войны, она не отдаст нам рынки сбыта. Америка не поделится с нами Азией и Тихим океаном, значит, нам придется воевать. Но в этот раз мы будем сражаться с Америкой ее же собственным оружием, мы соединим это оружие со священным японским духом — и победим.
Он вскинул обе руки вверх и прокричал: «Кин-боси! Кин-боси! Кин-боси!» — Уоррен первый вскочил на ноги и подержал его, а за ним остальные, и у некоторых от волнения даже выступили слезы на глазах. И вот в эти возвышенные мгновения Ясуда Гэннаи обнял Уоррена за плечи, поднял руку, призывая к молчанию, и сказал, что кин-боси победит, ибо важная роль принадлежит Уоррену. Сейчас семья Гэннаи поймет, зачем Уоррена четыре года назад привезли в Японию.
— Вы все привыкнете доверять ему, как я, — пообещал Ясуда Гэннаи. — Даю вам Уоррена, сердце и душу кин-боси. Уоррен-сан — наш авангард в Америке.
Уоррен, который с трудом сдерживал слезы, чувствовал приятнейшее удовлетворение, словами он бы это и выразить не смог, но знал, что в его жизни не много будет таких мгновений — он пообещал Ясуде и другим Гэннаи сделать все, что от него требуется, и сделать это с радостью.
Приветственные крики не умолкали, и Уоррен впервые по-настоящему ощутил себя любимым, ощутил себя частью единого целого.
Он делал это для Ясуды Гэннаи, разумеется, а почему бы и нет, ведь никогда не было человека столь сочувственного, столь любящего, проницательного и достойного восхищения. Самый-самый по меркам Уоррена. Конечно, Ясуда-сан мог быть жесток и беспощаден порою, но он был культурен и элегантен, умел вращаться в любом обществе, и Уоррену это чертовски нравилось. Наблюдая, затем подражая ему, Уоррен получал неоценимое образование.
Из всех Гэннаи Ясуда казался мальчику наиболее гибким в делах, он умел быстро менять тактику и добиваться успеха, Ясуда-сан знал, когда рисковать и когда выжидать, когда приказать и когда послушаться мнения подчиненного. В его обществе Уоррен заражался волей и убеждением, чувствовал себя готовым на все.
С удивлением он узнал, что Ясуда Гэннаи на дипломатической службе был к тому же агентом- разведчиком, но Гэннаи объяснил — ничего в этом необычного нет, посланцы большинства стран дублируют как шпионы. Больше всего заинтересовали Уоррена связи Ясуды Гэннаи с «Мудзин», крупнейшим конгломератом Японии — основателем был какой-то давний предок в средние века. Уоррен узнал, что первейшая лояльность у всех Гэннаи была к «Мудзин», и все они были самураи, вели свой род уже пять столетий.
По настоянию Ясуды Уоррен изучил историю компании, которую основал в пятнадцатом веке предок, — он обнаружил месторождение серебра и назвал его
Сейчас в «Мудзин» работало два миллиона человек — в банках, на сталелитейных заводах, в шахтах, пищевой промышленности. Весь конгломерат контролировала одна холдинговая компания, а
