чтобы проложить алую дорогу между нами. Ты приводишь в сражение штормовые облака, используя свой дар. А я делаю лишь то, что дано мне, я творю и изменяю, творю и изменяю. И теперь у меня есть творение, которое послужит Народу, которое не будет говорить: «Делай это, делай то!», «Давай, становись моей едой и корми меня», «Давай, становись моей одеждой и согревай меня»; если я не вдохну жизнь в это творение, то появится другое, похожее на него, но другой формы, и тогда оно принесет беду Народу, и все величие Народа уйдет. Он будет становиться все меньше и меньше, и последние остатки его исчезнут с матушки-Земли, чтобы никогда больше не появиться. Я, Изменяющийся, предсказываю появление этого создания, которое принесет беду. И потому что я — Изменяющийся, на меня возложена задача сделать так, чтобы этого не случилось.

— Время еще не подошло, фигура не та, что нужна. И не тебе, Младший Брат, создавать то, что есть великое-превеликое, что может создать лишь ТОТ, КТО СВЫШЕ, — слова эти громыхнули из темноты вместе с раскатом грома, словно заклинание, произносимое под бой барабана.

— Я — Изменяющийся, Старший Брат. Таков дар, данный мне в Первые Дни, таким он остается всегда. Такой дар, однажды данный, нельзя забрать. Таково Право и Закон.

— Таково Право и Закон, — согласился голос из темноты. — Но кроме того, именно по Праву и Закону тебе может быть брошен вызов, разве не так?

Изменяющийся рассмеялся резким, пронзительным хохотом.

— Это верно, Старший Брат. Но кто может сделать это? Ибо у меня одного среди земных духов есть дар творить. Ты, Старший Брат, можешь управлять ветром, облаками, молниями, громом, дождем, холодным снегом. Но можешь ли ты сотворить что-нибудь?

— Да, этот дар только у тебя — на Земле, — снова согласился призрак.

— Именно на земле мы сейчас и стоим, Старший Брат. Поэтому я заявляю, что это будет сделано — что я создам человека, который станет слугой для Народа. И ты не нашлешь на меня снова бурю, чтобы остановить меня: сказанное, это становится моим правом.

— Это становится твоим правом, — снова эхом отозвался могучий голос. — И все же тебе может быть брошен вызов…

— Но не потому, что я сотворил это существо, — быстро перебил его Изменяющий.

— Значит, по другой причине, — ответил Гром-птица. — Ибо таково послание, которое я принес: тебе будет брошен вызов, и если ты проиграешь, своими собственными руками уничтожишь это созданное тобою существо, позабудешь об этом и больше никогда снова не станешь создавать ничего, подобного ему. И отправишься туда, куда тебя направит воля и желание бросившего тебе вызов.

— А если я возьму верх? — В Изменяющемся чувствовалась такая уверенность, что он, казалось, стал выше, больше, чтобы дотянуться до призрачного великана, присутствие которого Кори больше ощущал, чем видел.

— Если ты победишь, тогда будет так, как ты сказал. Хотя твое создание — ошибка, но все же оно сможет жить и все свершится но твоему желанию: оно станет слугой Народа и ничем иным.

— Так тому и быть! Меня радует, что мы открыли карты. Но поскольку мне брошен вызов, я подчеркиваю, что это испытание будет проведено на матушке-Земле: я — ее сын, а не тот, кто повелевает воздухом, ветром и водой, и это мое право.

— Так тому и быть, — согласился в свою очередь Гром-Птица. — Ты имеешь право выбора, чтобы сражаться на земле. Но теперь уже я говорю, что…

В темноте ночи что-то прошелестело, словно могучие крылья расправились, и Кори почувствовал, что этот пламенный взор направлен теперь не только на Изменяющегося и создание из грязи, но также и на него. И в эту же секунду он догадался, что вскоре ему представится долгожданный шанс, и он должен быть готов воспользоваться им. Те узы, которые Изменяющийся наложил на него, все еще частично удерживали мальчика, но что будет, если Изменяющегося целиком поглотит схватка, если ему придется использовать во время борьбы всю свою силу? Тогда Кори сможет освободиться. Он смотрел на магическую сумку, по-прежнему лежащую рядом с костром, прямо на свету. Гром-птица долгое время молчал, как бы мысленно рассматривая несколько различных возможностей бросить вызов. Наконец он проговорил:

— На земле, и все же при этом в каком-то смысле будет задействовано и мое небо. Посмотри на север, Младший Брат. Что ты видишь?

Ослепительная вспышка молнии разорвала темноту ночи и осталась светить, не исчезая; таких молний Кори никогда прежде не видел. И на ее фоне чернели очертания горы, не такой широкой, но более высокой, чем гора, где располагается твердыня орлов.

— Я вижу землю в форме наконечника копья, нацеленного в небо, — ответил Изменяющийся. — Об этом творении магии следует поразмыслить, Старший Брат, возможно, оно не принесет тебе добра.

— Кусок земли, — ответил Гром-птица. — Как ты и просил, Младший Брат. Вот это и есть вызов тебе — он действительно не мой, но Того-Кто-Свыше, кто говорит через меня — ты возьмешь это земное копье и, не меняя его формы, положишь на землю так, чтобы больше оно не было нацелено острием в небо, а прямо в эту пустынную местность, на этот костер, где ты упорно трудился, пытаясь вдохнуть в свое творение жизнь.

Молния по-прежнему сияла за горой, ясно освещая ее.

И Изменяющийся глядел на нее жестким взглядом, не показывая, что считает это задание невыполнимым.

— Оно на земле, — сказал он, — и поэтому должно повиноваться мне.

И Кори его тон показался таким же уверенным, как всегда.

Стоя лицом к горе, Изменяющийся издал несколько резких завываний, словно огромный земляной и каменистый холм был живым существом, только уснувшим, и теперь должен от этих его действий пробудиться и слушать его приказы. Потом ноги мага затопали на месте, все сильнее и сильнее, он изо всех сил топал койотовыми лапами.

Топ, топ, правой лапой, левой…

Кори ногами ощутил ответную дрожь земли, словно сила его топания устремлялась под поверхность.

Топ, топ… вот уже лапы выбили ямки в земле в том месте, куда Изменяющийся прикладывал всю силу. В то же время он начал напевать заклинание, протянув руки к вершине горы; свет больше нельзя было принимать за разряды молний: он оставался неменяющимся и ясным.

И протянув так руки к горе, Изменяющийся сделал несколько движений, словно собирался что-то забросить на эту вершину, хотя в руках у него не было ничего, что мог бы увидеть Кори.

Топ, бросок, топ, бросок. Кори наблюдал за происходящим, но на вершине ничего не происходило. И мальчик спросил себя, существует ли какое-либо ограничение по времени, наложенное на это состязание.

С огромным усилием воли он отвел взгляд от Изменяющегося и посмотрел туда, где лежал магический амулет. Потом снова попробовал свою силу против заклинания Изменяющегося, которое удерживало его на месте. Кисти задвигались, повинуясь его воле, потом начали повиноваться руки, затекшие и ноющие от боли, словно Кори слишком долго пролежал, скорчившись, в одном положении. Мальчик пытался не дрожать, чтобы Изменяющийся не обратил на него внимания.

Однако голова койота оставалась неподвижной, повернутой лицом к горе.

Бросив взгляд вверх, Кори увидел, что броски прекратились, Изменяющийся теперь широко отвел правую руку в призывном жесте. Может быть, он ожидал, что в результате этого сигнала та далекая груда земли сама обретет ноги или крылья и упадет, повинуясь его жесту.

Если он и ожидал этого, то был обречен на разочарование. Впрочем, Кори бросил только короткий взгляд на действия Изменяющегося. Мальчик с трудом двигался, едва ли больше, чем на несколько дюймов за шаг, прочь от того места, где так долго простоял, привязанный невидимыми узами. И вот уже глиняная фигура находится между ним и магом, и ему осталось лишь несколько футов, чтобы обойти костер и протянуть руку к сумке с амулетом. Так много зависит от того, позабыл ли Изменяющийся о нем или ему сейчас потребуется эта сумка для магических заклинаний. Кори мог только попытаться: он считал, что второго шанса у него уже не будет.

Мальчик чуть наклонился и разогнул затекшие колени, потом выпрямился, оставаясь на месте: ему показалось, что голова с торчащими ушами вот-вот повернется. Вороны перестали каркать, словно боясь,