мучительного и невыносимого видения“. Христианин обрадовался сим словам, уговорил его подать прошение местному Епископу о крещении его и присоединении к христианской Церкви. Написали прошение и еврей, хотя и неохотно, но подписал оное. И вот, с этой минуты, как было подписано прошение, видение прекратилось и никогда уже не беспокоило. Он чрезвычайно сему обрадовался и, совершенно успокоившись, ощутил такую пламенную веру в Иисуса Христа, что, немедленно отправясь к Епископу, рассказал ему происшествие и объявил сердечное желание креститься. С усердием и быстрым успехом изучив догматы христианской веры и окрестясь, он выехал на житье в сие место, женился здесь на моей матери, доброй христианке, и проводил благочестивую жизнь в довольстве; был щедроподателен бедным, чему подучил и меня, и пред кончиною оставил мне о сем заповедь и благословение. Вот почему я прозываюсь Евреиновым!»

С благоговением и умилением выслушал я рассказ сей, да и подумал сам в себе: Боже мой! Сколь милосерд Господь наш Иисус Христос и как велика любовь Его! Какими различными путями привлекает Он к Себе грешников и как премудро обращает маловажные случаи в руководство к великим делам! Кто бы мог предвидеть, что баловство еврея над мертвою костью послужит ему к истинному познанию Иисуса Христа и будет руководством к благочестивой жизни.

По окончании ужина, поблагодарив Бога и хозяина, пошли мы в свою светелку на покой. Спать еще не хотелось и мы с товарищем разговорились. Он объявил мне, что он Могилевский купец, жил два года в Бессарабии послушником в одном из тамошних монастырей, но токмо по срочному паспорту, и теперь идет на родину за тем, чтобы получить от купеческого общества вечное увольнение к монашеству. Хвалил мне тамошние монастыри, их устав и порядки, и строгую жизнь многих благочестивых старцев, там обитающих, и уверял, что Бессарабские монастыри против русских, как небо от земли. Подбивал и меня туда же. В это время, как мы занимались сими разговорами, привели к нам и еще третьего ночлежника, это был унтер-офицер, уволенный из армии на время, и шел в домовой отпуск. Мы видели, что он очень утомился от дороги. Помолившись вместе Богу, да и легли спать. Вставши рано поутру, мы начали собираться в путь. И лишь только хотели идти поблагодарить хозяина, вдруг услышали благовест к утрени. Мы с купцом стали рассуждать: как же мы пойдем, слышавши благовест и не побывавши в церкви Божией? Лучше отстоим заутреню, помолившись в св. храме, и тогда идти нам будет отраднее. Так и решились, да и унтера позвали с собой. А он нам и говорит: «какое в дороге богомолье, да и что за прибыль Богу, что мы побываем в церкви? Вот придем домой, так там помолимся! Ступайте коли хотите вы, а я не пойду. В это время, покуда вы у заутрени простоите, я уйду верст на пять вперед, а домой поскорей хочется»... На сие купец сказал ему: «смотри, брат, не загадывай вперед, как Бог приведет!»

Итак, мы пошли в церковь, а унтер – в дорогу. Отстоявши утреню (тут же была и ранняя), мы возвратились в свою светелку и начали приправлять свои сумочки. Глядим: хозяйка принесла нам самовар, да и говорит: 'куда это вы? Вот напейтесь чайку, да пообедайте у нас; пустим ли мы вас голодных? 'Так мы и остались. Не прошло и полчаса, как мы сидели за самоваром, вдруг вбегает к нам наш унтер-офицер, весь запыхавшись.

– Я пришел к вам с горестью и с радостью.

– Что такое? спросили мы его.

– А вот что! Как я с вами простился да пошел, мне вздумалось зайти в корчму разменять ассигнацию на мелкие, да и водочки выпить, чтобы легче идти. Зашедши, разменял я деньги, да и полетел, как сокол, в путь. Отошедши версты три, мне захотелось посчитать деньги, так ли сдал корчмарь. Я сел к сторонке, вынул свой бумажник, перечел, и все так. Вдруг хватился тут же лежавшего моего паспорта, а его как не бывало; одни записки, да деньги. Так я испугался, словно голову потерял. Да и смекнул делом-то: конечно, я оборонил его тогда, когда в корчме расчитывался. Нужно бежать назад. Бегу, бегу, и опять горе возьмет: ну, как его там нет! беда мне будет! Прибежавши, спрашиваю у корчмаря, а он и говорит: «я не видал». Опять меня взяла печаль. Нужно я искать, да шнырять по тем местам, где я стоял, да толокся. И что же? По счастью моему нашел мой паспорт, как он был свернут, так и валялся между соломой и сором на полу, весь затоптанный в грязи. Слава Богу! обрадовался я; словно гора с плеч свалилась! Хотя за неопрятство да за маранье грязью по зубам то отвозят, да это ничего, по крайней мере и домой то, и обратно приду с глазами. А к вам то я зашел, чтобы сказать вам об этом, да еще, в страхе то бежавши, так стер ногу, до живого мяса, что и идти никак нельзя, и для сего попросить сала, чтобы привязать к ране.

– То-то и есть, брат! Это тебе за то, что не послушался и не пошел с нами помолиться – начал говорить купец. – Вот ты хотел далеко вперед нас уйти, а напротив к нам же воротился, да еще и охромел. Я тебе говорил, что не загадывай вперед, вот оно так и вышло! Да мало того, что не пошел в церковь, а еще говорил такие слова: «что за корысть Богу, что мы будем молиться». Это, брат, нехорошо... Конечно, Бог не нуждается в нашей грешной молитве, однако, по любви Своей к нам, любит, когда мы молимся. И не только священная молитва, которую Сам Дух Святый способствует приносить и возбуждает в нас, Ему приятна, ибо Он сего от нас требует, заповедуя: «Будите во Мне и Аз в вас», но ценно пред Ним даже и каждое, по видимости, малое дело, для Него сделанное, каждое намерение, побуждение и даже мысль, направленная к славе Его и ко спасению нашему. За все сие беспредельное милосердие Божие награждает щедро. Любовь Божия воздает благодеяниями тысячекратно более, нежели сего достойно деяние человеческое; если ты сделаешь для Бога на ничтожную лепту, то Он воздаст тебе златицею. Если ты только вознамеришься пойти к Отцу, то Он уже выходит к тебе навстречу. Ты кратким и сухим словом скажешь: «приими мя! помилуй мя!» А Он уже объемлет выю твою и лобызает тебя. Вот какова любовь Отца Небесного к нам недостойным! И по сей только любви Он радуется и о каждом и малейшем спасительном движении нашем. Тебе представляется: какая слава из того Господу и для тебя польза, если ты немного помолишься, а потом опять развлечешься, или хотя и сделаешь какое-нибудь маловажное доброе дело, например прочтешь какую-либо молитву, положишь пять или десять поклонов; вздохнешь от сердца и призовешь имя Иисуса Христа, или заметишь какую-либо добрую мысль, или расположишься прочесть что-либо душеспасительное, или воздержишься от пищи, или перенесешь малую обиду в молчании... Все это представляется тебе недостаточным к совершенному твоему спасению и как бы бесплодным деланием. Нет! каждое из сих малых деяний не пропадает втуне, будет изочтено всевидящим Оком Божиим и получит сторичную награду не токмо в вечности, но и в сей жизни. Это утверждает и св. Иоанн Златоустый. «Никакое добро, говорит он, как бы маловажно ни было, не будет пренебрежено Судиею праведным. Если грехи исследываются с такою подробностью, что мы дадим ответ за слова, за желания и за помышления, то кольми паче добрые дела, сколь бы они малы ни были, изочтены будут с особенною подробностью и вменятся нам в заслугу пред любвеобильным нашим Судиею».

Я представлю тебе пример, мною самим виденный в прошлом году. В Бессарабском монастыре, где я жил, был старец-монах хорошей жизни. Однажды напало на него искушение, – очень захотелось ему сушеной рыбы. И как в монастыре в это время достать было нельзя, то он намеревался пойти на базар и купить... Долго боролся он с этою мыслию и рассуждал, что инок должен довольствоваться общею братскою пищею и всемерно удаляться от сластолюбия, да и по базару среди толпы людей ходить также монаху соблазнительно и неприлично. Наконец, вражеский навет взял верх над его рассуждением, и он, предавшись своеволию, решился и пошел за рыбой. Вышед из обители и идя по городской улице, он заметил, что у него в руках нет четок, и начал размышлять: «как же я пойду, как воин без меча? Это неприлично, да и мирские люди, встречаясь, будут осуждать меня и соблазняться, видя монаха без четок.» Хотел он вернуться, чтобы взять их, но, посмотрев в карманах, нашел их тут. Вынул, перекрестился, надел на руку и пошел спокойно. Подходя уже к базару, увидел он у лавок стоявшую лошадь с большим возом огромных кадок. Вдруг эта лошадь, чего-то испугавшись, кинулась бежать из всей мочи и бить копытами; наскочила на него и, задевши за плечо, повергнула его на землю, хотя и не очень ушибла. Вслед за сим, шагах в двух от него, этот воз опрокинулся и телега разлетелась вдребезги. Скоро вставши, он конечно испугался, но вместе и удивился, как Бог сохранил жизнь его, ибо если бы одною малою секундою воз упал прежде, то и он был бы расшиблен вдребезги, как и телега. Не размышляя о сем далее, он купил рыбы, возвратился, покушал и, помолясь, лег уснуть... В тонком сне явился пред ним какой-то неизвестный ему благолепный старец и говорит: «слушай, я покровитель сей обители и хочу вразумить тебя, чтобы ты понял и помнил урок, данный тебе ныне... Вот смотри: слабая твоя борьба с чувственным услаждением и леность к упражнению в самопонимании и самоотвержении, дали удобство врагу приступить к тебе и он приуготовил было для тебя сей погибельный случай, разразившийся пред твоими глазами. Но Ангел твой