Мэрилин в шестидесятых, я чувствую некий дискомфорт, поскольку она занимает отдельное место в моем сердце.' - молвил ЛаВей. Он принялся вспоминать о своих интимных отношениях с Монро, которые начались в ту пору, когда он еще работал органистом в клубе, где выступала актриса. По его словам чувствовалось, что ЛаВей считает, будто связь с Мэрилин во многом повлияла на ее карьеру; он говорил настолько искренне, словно это был неоспоримый факт. Он снял очки, и я наконец увидел полностью это лицо гаргулии, столь знакомое тысячам тинейджеров по Сатанинской Библии. Я решился спросить у него о Трэйси. Дело в том, что я встретился с Трэйси Лордс за кулисами нашего шоу в Лос-Анджелесе и она позвала меня с собой на вечеринку. Между нами не было никакого секса, но я был приятно удивлен, признав в ней женский вариант самого себя - в общении с людьми она постоянно придумывала всяческие головоломки. Поскольку ЛаВей имел опыт общения с секс-символами, я подумал, что он сможет дать мне конкретные рекомендации в отношениях с ней. 'Я думаю, что вы принадлежите друг другу, - ответил он, - и мне кажется, что скоро в ваших взаимоотношениях произойдет что-то важное.' Это звучало не намного убедительнее, чем пятиминутная консультация у пятидесятидолларового психотерапевта, но я притворился, что признателен и восхищен, поскольку ЛаВей был не тем человеком, которого можно критиковать. Мы продолжили беседу, и он рассказал мне о своей сексуальной связи с Джейн Мэнс-филд и что до сих пор чувствует ответственность за ее смерть в автокатастрофе, поскольку наложил проклятие на ее менеджера и любовника Сэма Броди, который погиб вместе с ней. Слушая, я все больше замечал, насколько завораживает его голос, очевидно, он научился этому, занимаясь гипнозом. Основная вещь, в которой он помог мне разобраться тогда, была проблема с апатией, которую я чувствовал по отношению к себе и окружающему миру. Он дал мне понять, что это всего лишь ступень в эволюции от невинного ребенка к высокоинтеллектуальному и сильному существу, способному оставить след на Земле. Одним из аспектов лавеевской сущности было то, что он ставил себя на одну доску с таким звездами, как Джейн Мэнсфилд и Сэмми Дэвис Младший, которые также были членами Церкви Сатаны, и не удивительно, что он пожелал, чтобы я познакомил его с Трэйси. На следующий день она прилетела из Лос-Анджелеса на наше шоу в Окленде. Я был абсолютно разбит после концерта, но она приехала со мной в отель, вымыла и обогрела меня. Между нами снова ничего не произошло, поскольку я был верен Мисси, однако Трэйси была первым человеком, который, кажется, смог бы разрушить мои принципы. Я рассказал ей о встрече с ЛаВеем и добавил, засыпая: 'Этот человек имеет очень интересную точку зрения. Ты должна встретиться с ним.' Когда на следующий день мы посетили дом доктора, Трэйси вела себя чуть более цинично и самоуверенно, чем я в первый раз. Она со многим не соглашалась, но после того, как ЛаВей пояснил ей, что вошь имеет большее право на жизнь, чем человек, что природные катаклизмы полезны для человечества и что концепция равенства -собачье дерьмо, что-то щелкнуло в ее голове, и, покидая ЛаВея, я понял, что в ее мозгу заклубились свежие идеи. В тот раз доктор показал нам некоторые уголки дома, которые я раньше не видел: ванную, опутанную то ли настоящей, то ли искусственной паутиной, и кухню, напичканную змеями, кучей электроники и кубками с пентаграммами. Как хороший шоумен, ЛаВей дозировал информацию о себе, давая понять, насколько мало ты знаешь о нем. Ближе к концу нашего визита он сказал: 'Я хочу сделать вас Преподобным' и выдал мне малиновую карточку, обозначающую мою принадлежность к Церкви. Как мне кажется до сих пор, этот жест был всего лишь данью уважения ко мне, словно оценка в университете. Пожимая мне руку на прощанье, ЛаВей сказал: 'Это хороший почин. Ты произведешь впечатление на этот мир.'

Его пророчества вскоре сбылись. Что-то важное действительно произошло в наших отношениях с Трэйси и я произвел впечатление на этот мир, но в тот день, когда я был принят в ряды сатанистов, все христианские силы моментально ополчились против меня. Мы уже однажды играли в Джексонвилле, Флорида, и уже тогда практически все баптисты этого консервативного города пытались спровоцировать мой арест, но в тот раз все обошлось. В наш второй приезд в этот город мне повезло меньше. Как я уже рассказывал, я практически всегда носил в качестве нижнего белья черное резиновое трико с гульфом, и почти на каждом концерне я снимал с себя Bсе, кроме этого трико. На сей раз я был осторожен и не расстегивал гульф, но люди из отдела нравов, караулившие у каждого выхода из клуба, увидели то, что хотели увидеть, а именно что я вышел на сцену с фаллоимитатором и изображал акт мастурбации. Ближе к концу концертов я любил мазать лицо губной помадой, и, если у сцены находилось несколько симпатичных девчонок, рисовал у них на лбах знак Зверя, который являлся для них пропуском в ад, коим являлся бэкстейдж. Итак, после окончания концерта я направлялся в гримерку в приподнятом настроении, как вдруг услышал, что наш тур-менеджер Фрэнки (бывший наркоша, похожий на Винса Нейла из Motley Crue, только с кругами под глазами), что-то кричит мне вслед. 'Копы здесь! - прошептал он, подбегая ко мне. - Они собираются арестовать тебя!' Я помчался в гримерку и поскорее переоделся в джинсы и балахон. Я успел вовремя: через секунду двое в штатском ворвались в дверь, вопя: 'Вы арестованы за нарушение Закона О Развлечениях!' Меня заковали в наручники, препроводили из клуба и увезли в участок. В общем-то, они вели себя достаточно мирно, так как просто выполняли свою работу, однако в участке меня представили нескольким крестьянам в униформе, которые явно могли позволить себе больше, чем им предписано. Один из них, с тонкими черными усиками, одетый в гражданское и кепку с надписью 'Первая Баптистская Церковь Джексонвилла', явно имел против меня много больше чем другие. Он и его дружки-полицейские постоянно прикалывались к моему внешнему виду и позировали перед поляроидом, словно с обезьянкой. Это была относительно спокойная ночь, и я был просто развлечением. Однако спустя несколько часов к ним присоединился гигантских размеров негр, очевидно, самое огромное человеческое существо, которое я когда-либо видел. Его руки казались размером с мое тело, а вены на шее - толщиной с мою собственную шею. Он отвел меня в некоторое подобие туалета и заставил смыть грим с лица. Все, что мне предоставили, так это воду и туалетную бумагу, и посмотрев на мои безуспешные попытки избавиться от грима, гигант сунул мне банку с порошком для чистки полов. Я сидел в сортире с красным от раздражения химией лицом и молил все силы, чтобы кто-нибудь пришел ко мне на выручку. Но снова пришла эта горилла… 'Отлично, - пробасил он, разглядывая меня. - Давай, снимай свою одежду!' Я подчинился, и тогда он медленно и с расстановкой обыскал меня. Когда он снова ушел, я в изнеможении опустился на пол, стараясь представить, какая участь ожидает меня дальше. Вскоре он снова ввалился ко мне и поинтересовался: 'А где собственно искусственный член?' Позабыв об осторожности, я ляпнул в своем стиле: 'А для чего он вам, собственно?' И тогда он сорвался… Его рожа покраснела, огромная грудь выпятилась, и он отшвырнул мое несчастное бледное тело к стене. Другой коп, баптистский прихвостень, склонился ко мне вплотную, дыша прямо в рот свиной вонью, и стал допрашивать по поводу показа члена и прочих непристойностей на концерте. После получаса бессмысленных перепалок они отстали от меня, велели одеться и бросили в камеру к десятку других заключенных. Несколько раз мои тюремщики возвращались, чтобы показать своим вновь прибывшим коллегам самый удачный улов за вчерашний вечер. На восьмой раз меня забрали из камеры и сообщили, что я буду переведен в главную тюрьму. По дороге меня всучили некоему субъекту, который провел несколько психологических тестов. Каждый прожженный псих знает, как поступать с тестами. Существуют ответы нормального человека, ненормального человека, но есть и вопросы с подковыркой, дабы раскусить сумасшедшего, претворяющегося нормальным. На вопросы типа: 'Верите ли вы в Бога?' или 'Хорошо ли причинять боль тому, кто причинил ее вам первым?' я отвечал так, как они того хотели, исключая любой подвох, дабы не попасть в палату к шизикам.