весь юмор ситуации и великая перемена. Все поиски, все достижения, все цели были одинаково радостными и одинаково ненужными.

По моему телу циркулировала энергия. Меня переполнило счастье, и я разразился смехом; это был смех беспричинно счастливого человека.

Мы продолжали спуск мимо высокогорных озер, снова пересекли границу растительности и вошли в густой лес, направляясь к ручью, где мы стояли несколько дней… или тысячу лет… назад.

Я потерял все свои правила, всю свою мораль, все мои страхи остались там далеко в горах. Отныне мною нельзя было управлять. Каким наказанием можно было напугать меня? При всем этом, хотя у меня не осталось никаких правил хорошего тона, я ощущал то, что являлось правильным, необходимым и исполненным любви. Я стал способен на действия полные любви и ни на что другое. Он так и говорил мне; что может быть большей силой?

Я потерял свой ум и погрузился в свое сердце. Врата наконец распахнулись и я пролетал сквозь них, кувыркаясь, смеясь, потому что это, тоже, было шуткой. Это были Врата без врат, еще одна иллюзия, еще один образ, вплетенный Сократом в ткань моей реальности давным-давно. В итоге, я увидел то, что должен было увидеть. Путь продолжится дальше, в бесконечность; однако теперь, путь был полон света.

Когда мы пришли в наш лагерь, уже смеркалось. Мы развели огонь, поели немного семян подсолнечника — последнее из моих съестных запасов. Когда огонь стал бросать отблески на наши лица, Сократ заговорил.

«Знаешь, ты ведь потеряешь это».

«Потеряю что?»

«Свое видение. Оно редкость… возможно только при очень маловероятных обстоятельствах…, оно лишь — опыт, так что ты потеряешь его».

«Возможно, это верно, Сократ, но кто бы переживал, а я так не стану», — засмеялся я, — «я потерял свой рассудок и нигде не могу его отыскать!»

Он поднял брови, приятно удивившись. «Ну и хорошо. Похоже, мои труды не прошли даром. Мой долг оплачен».

«Ух-ты!» -заулыбался я, — «Ты хочешь сказать, что настал мой выпускной день?»

«Нет, Дэн, настал мой выпускной день».

Он встал, одел свой рюкзак на плечи и ушел прочь, растаяв в темноте.

Пришло время вернуться на заправку, туда, где все это началось. Каким-то образом, я знал, что Сократ там, и что он ждет меня. С восходом Солнца, я сложил свой рюкзак и продолжил спуск.

Поход в горы занял несколько дней. Автостопом я добрался до Фресно, оттуда на 101м автобусе до Сан-Хосе, потом в Пало-Альто. Мне трудно было поверить, что я покинул свой домик пару недель назад, безнадежным «кем-то».

Я распаковал вещи и поехал в Беркли, добравшись до знакомых улиц к трем дня, задолго до начала дежурства Сократа. Я припарковал машину около Пьемонта и пошел прогуляться по кампусу. Недавно начался учебный год, и студенты были занятыми студентами. Я прошелся по Телеграф Авеню, наблюдая за продавцами магазинов, которые в совершенстве играли роли продавцов магазинов. Куда бы я ни приходил, повсюду — в магазинах тканей, в бутиках, кинотеатрах и массажных салонах — каждый человек бесподобно играл роль того, во что он верил.

Я двигался по университетскому городку, словно счастливый фантом, призрак Будды. Мне хотелось шептать людям в уши: «Очнитесь! Проснитесь! Скоро, тот человек, которым, как вы уверены, вы являетесь, умрет. Так что очнитесь сейчас и удовольствуйтесь этим знанием: В поисках — нет нужды; достижения — никуда не ведут. От них ничего не зависит, так будьте же счастливы сейчас! Поймите, Любовь — это единственная реальность мира, потому что все является одним Единым, а единственными законами есть парадокс, юмор и перемена. Проблем никогда не было, нет и не будет. Оставьте свою борьбу и отпустите свой ум, выбросите свои тревоги и растворитесь в мире. Нет нужды сопротивляться жизни; просто делайте все наилучшим образом. Откройте глаза и увидите, что вы гораздо больше, чем вам кажется. Вы есть мир, вы есть Вселенная — вы сами и другие тоже! Это чудесная Игра Господа. Пробудитесь и воскресите свой юмор. Не волнуйтесь, просто будьте счастливы. Вы уже свободны!

Я хотел сказать это всем, кто встречался на моем пути, однако, если бы я попытался это сделать, они решили бы, что у меня галлюцинации, а может быть, я даже социально опасен. Я познал мудрость молчания.

Магазины закрывались. Через пару часов, на заправке начнется дежурство Сока. Я поехал в горы, оставил машину и устроился на каменном утесе лицом к Бухте. Я смотрел на далекие огни Сан-Франциско и мост Голден Гейт. Я был способен чувствовать все: гнездящихся вокруг лесных птиц, жизнь города, объятия влюбленных, преступников за делом, социальных добровольцев, отдающих все, что они могли отдать. И я знал, что все это, все хорошее и плохое, высокое и низкое, мудрое и глупое, все являлось частью совершенной Пьесы. Все актеры играли бесподобно! И я был всем этим, каждой частичкой этого. Я созерцал этот бескрайний мир и любил его весь.

Я закрыл глаза для медитации, но тут осознал, что теперь я всегда медитировал, с широко открытыми глазами.

После полуночи я приехал на заправку; зазвенел колокольчик, возвещая о моем прибытии. Из тепло освещенного офиса, вышел мой друг, который выглядел крепким пятидесятилетним мужчиной, стройным, подтянутым и грациозным. Он обошел машину с водительской стороны и, широко улыбаясь, сказал: «Залить полный?»

«Счастье — это полный бак», — ответил я, задумываясь о том, где же я слышал это выражение раньше. Что я должен был вспомнить?

Пока Сократ закачивал бензин, я помыл окна, затем поставил машину с обратной стороны заправки и вошел в офис в последний раз. Офис стал для меня святым местом — нехарактерным храмом. В тот вечер, казалось, помещение было наэлектризовано; что-то должно было определенно произойти, но я понятия не имел, что именно.

Сократ вытащил из ящика большую тетрадь, потрескавшуюся и выцветшую от времени, и подал ее мне. В ней содержались записи, сделанные четким, ровным почерком. «Это мой журнал — записки о моей жизни, со времен моей молодости. В ней ты найдешь ответы на все свои незаданные вопросы. Теперь она твоя — это мой подарок. Я отдал тебе все, что мог. Мой труд окончен, но тебе еще предстоит много работы.

«Чего я еще не доделал?» — улыбнулся я.

«Ты будешь писать и преподавать. Ты будешь жить обыденной жизнью, учась оставаться обычным в этом беспокойном мире, которому ты, в определенном смысле, уже не принадлежишь. Оставайся обычным, и ты сможешь быть полезным для других».

Сократ поднялся со своего кресла и точно поставил на стол свою кружку рядом с моей. Я взглянул на его руку. Она светилась, сильнее, ярче, чем раньше.

«Я чувствую себя очень странно», — произнес он удивленным тоном, — «Думаю, что мне пора».

«Я могу помочь чем-нибудь?» — сказал я, думая, что у него расстройство желудка.

«Нет». Как будто, уже не замечая меня и обстановки, он двинулся к двери с надписью «Не входить», толкнул ее и скрылся за ней.

Я стал беспокоиться за него. Я чувствовал, что наш поход в горы здорово обессилил его, несмотря на это, его свечение было таким сильным, как никогда прежде. Как обычно, Сократ не укладывался в обычные схемы.

Я уселся на диван и стал смотреть на дверь, ожидая его возвращения. Я закричал сквозь закрытую дверь: «Эй, Сократ, ты сегодня светишься, как лампочка. Ты что, съел за ужином электрического угря? Я должен пригласить тебя на Рождество; ты будешь самым ярким новогодним украшением моей елки».

Мне показалось, что я увидел короткую вспышку света через нижнюю дверную щель. Так, наверное, перегоревшая лампочка осложнила ему весь процесс. «Сок, ты собрался просидеть там всю ночь? Я думал у воинов не бывает расстройств».

Прошло пять минут, еще десять. Я сидел, держа свой подаренный журнал в руках. Я позвал его,