выступили все, даже самые бледные, веснушки.
– Да не бойся ты так, Люся! – стала успокаивать ее Прокопчина. – Может, Зинаиду нечаянно разбили?
– Ага! И осколки аккуратненько на совочек замели и с собою унесли, чтобы не мусорить в чужом доме. Такие аккуратные бандиты! – кривлялся Колька. – А пол вам случайно не помыли?
– Люсь, а может, она им просто понравилась? – опять нашлась староста.
– Она не может понравиться, – прошептала Люська, – ты просто ее не видела.
– Да, ребята, – встряла Драгомилова, – вообще-то, Зинаида на любителя…
– Из чего можно сделать вывод, – опять раздался с последней парты голос Киркора, – что посетители квартир были как раз любителями глиняных Зинаид. Именно вышеупомянутая Зинаида им и была нужна. За ней и приходили. Не знали только, у кого она: у Карамышевых, у Карлюткиных, у Караваевых или у Калетиных. – Филин голос набрал силу и звучал зычно, как у диджея радио «Европа +». – Искали ее методом тыка. А теперь, когда нашли, к Калетиным и не пойдут. Помяните мое слово!
Люська поняла, что Филя абсолютно прав, и от понимания этой его правоты у нее похолодело в животе так, как бывало перед контрольной по алгебре или физике.
Прозвенел звонок на урок. Как раз должна была начаться физика. В класс вошел Петр Михайлович и с порога велел приготовить двойные листки. «Этого только еще не хватало!» – подумала Люська, а со всех сторон уже звучали возмущенные голоса одноклассников:
– Зачем?
– Опять самостоялка?
– Вы нас не предупреждали!
– Так не честно!
– А у меня нет листка!
– А у меня нет ручки!
– Ша! – громовым голосом перекрыл все возгласы физик. – Я и не собирался вас предупреждать. Проверим, на что вы годитесь без предупреждения. Открыли задачники! Первый вариант – № 272, 274, 279. Второй – № 273, 275, 314.
Люська сидела ни жива ни мертва. Холод из живота стал расползаться в остальные части тела. Она и в нормальном-то состоянии не могла толком решить ни одной задачи по физике, а уж сейчас…
– Караваева, что с тобой? – голос Петра Михайловича заставил Люську вздрогнуть. Она подняла на учителя такие измученные глаза, что тот сменил строгий тон на участливый: – Ты не заболела часом?
Люська поспешно кивнула головой.
– Иди домой, Люся, – разрешил Петр Михайлович.
Караваева спешно покидала в рюкзачок учебники. Выходя из класса, она слышала дурашливые выкрики Лаевского:
– Ой, и мне плохо, Петр Михалыч! Ой, мне все хуже и хуже!
Караваева не успела отойти от кабинета физики и на пару метров, как снова хлопнула дверь, и через несколько минут ее догнал Изотов.
– Люся, постой! Тебе плохо? Я отпросился у Петра Михалыча, чтобы тебя проводить…
– Зачем? – рассердилась на него Люська. – Я и без тебя прекрасно дойду!
Она хотела идти дальше, но Изотов загородил ей дорогу.
– Нет уж! Стой! Скажи честно, зачем ты ко мне за парту села?
Караваева оторопела. Ей совершенно не хотелось объясняться с Ромкой. У нее совсем от других проблем болела голова. Она посмотрела Изотову в глаза и уже заученно повторила:
– Зрение, понимаешь, село и…
– Слышал уже! – зло оборвал ее Ромка. – Да у тебя глаз как у орла! Снайпером можешь служить! Никак про тир забыла?
Люська непроизвольно ойкнула, но больше не смогла выжать из себя ни звука. Не рассказывать же ему про Прокопчину с ее материнской любовью к Киркору!
– Значит, все – ложь?
– Что именно? – совсем растерялась Люська. Изотов все-таки оправдал ее наихудшие ожидания – навоображал себе невесть что на ее счет.
Но таким уж человеком был Ромка Изотов: он постоянно был в кого-нибудь влюблен. Последний предмет его воздыханий, Наташка Драгомилова, помыкала им, как хотела. Он дежурил за нее по классу, по столовой, писал за нее рефераты по ненавистной ей географии и переводил английские тексты. Ветреная Наташка никак не оценила его преданности и самым коварным образом променяла на белокурого Стельманчука из 9 «Б». Когда к Ромке вдруг неожиданно пересела со своего места Караваева, он решил, что уж тут-то можно наконец дождаться полной взаимности. И что? Люська ускользала от него, как и все другие девчонки.
– По-моему, – продолжила Люська, – я тебя ни в чем не обманула.
– Эх вы! Игры вам все… – безнадежно махнул рукой Изотов и пошел обратно на физику.
Глава 6
Счастливый день посреди неприятностей
Люська шла по коридору и думала о том, что наверняка уже приехал папа, что надо срочно ему обо всем рассказать. Уж он-то сообразит, что делать. Чей-то голос вывел ее из задумчивости:
– Люсь, звонок был?
– Был, – машинально отреагировала Люська и, увидев перед собой Каретникова, уточнила: – Минут пять назад. Опаздываешь.
– Проспал сегодня, – весело сообщил Артем, но, заметив неестественную бледность Караваевой, участливо спросил: —А ты чего такая… опрокинутая?
– Страшно мне, – процедила сквозь стиснутые зубы Люська.
– Что же случилось, золотая?
– Тебе правда интересно или ты из вежливости спрашиваешь?
– Сам не знаю, – не стал врать Артем. – Мы вроде как не чужие: судьба и все такое, в театр собираемся… Или уже нет?
– У вас какой урок? – вопросом на вопрос ответила Люська.
– География вроде…
– Вот и топай на свою географию.
Артем был так весел и беззаботен, что Люська на него за это разозлилась и пошла к выходу. Каретников задержал ее за свитер. Люська оглянулась. Лицо Артема было серьезным.
– Люсь, подожди. Я вижу, у тебя действительно что-то случилось. География без меня прекрасно обойдется, как и я без нее. Пойдем, ты мне все расскажешь.
– Куда?
– В одно место. Никто не найдет.
Они спустились на второй этаж, и Артем провел ее через мальчишескую раздевалку спортивного зала в маленькое пыльное помещение, заполненное сломанным спортивным инвентарем, старыми щитами, разлохматившимися канатами и лопнувшими матами.
Выслушав Люську, Артем спросил:
– Что это за Зинаида такая?
– Понимаешь, дед на старости лет увлекся лепкой из глины. У нас на даче карьеры, а там глина хорошая. Для лепки – в самый раз. Сначала дед лепил всякие игрушки: петушков, птичек-свистулек, похожих на дымковских. А потом у них, ну… у ветеранов был культпоход на «Лебединое озеро». После этого культпохода дедушка и перешел на балерин в разных позах. Печку на даче сложил, сам обжигал фигурки, раскрашивал.
– Здорово получалось?
– Поначалу страшные были, как из фильмов ужасов, – Люська рассмеялась, – но дед не сдавался. Лепил все новых и новых. Лучше стали получаться. Не страшные уже, но зато смешные. Одетту с Одиллией слепит, а получаются тетя Мотя с тетей Фросей в балетных пачках. Мы так их и звали: Матреной, Ефросиньей. Есть у нас даже Евлампия, – Люська опять рассмеялась. – А на самом деле дед задумывал эту Евлампию как Гаянэ из балета Хачатуряна.
– А Зинаида?
– Зинка самая красивая получилась. Я ее с дачи домой привезла летом. Уже когда дедушка умер… неожиданно так… скоропостижно… А ведь не болел…
– Может, Филя прав: в Зинаиде все и дело, раз красивая?
– Это она по сравнению с Евлампией красивая, а так… Ты бы видел! – Люська вскинула глаза на Каретникова и, смущаясь, спросила: – Хочешь на них посмотреть?
– На кого?
– На дедовых балерин?
– А можно?
– Можно. Поехали к нам на дачу! Если, конечно, тебе не слишком дороги всякие там математики с физиками…
– А что, давно я школу не косил. Давай рванем! Денек сегодня подходящий, солнечный. Далеко ехать?
– Нет, на Заречную. Пара остановок на электричке.
– Едем! – Артем подхватил свою школьную сумку и рюкзачок Караваевой.
В электричке за город народу ехало мало: время рабочее, дачный и грибной сезоны давно закончились. И все же Люська с Артемом, чтобы им никто не мешал, сели на сиденье в начале вагона спиной к салону и продолжили обсуждать возникшие проблемы.
– Люсь, а как родители относились к дедовым балеринам? – спросил Артем.
