Завернувшись в шерстяное одеяло, он уже спал, когда хриплое дыхание женщины на какое-то мгновение вплыло в его сон. Тогда он очнулся и заговорил.

Жена проснулась.

– С кем ты разговариваешь?

– Ни с кем, – сказал полковник. – Я думал о том, что тогда, в Макондо, мы были правы. Мы говорили полковнику Аурелиано Буэндиа, чтобы он не сдавался. После этого все погибло.

Дождь шел всю неделю. Второго ноября, в день поминовения усопших, жена против воли полковника понесла цветы на могилу Агустина. Когда она вернулась с кладбища, у нее начался новый приступ. Неделя выдалась тяжелая. Тяжелее, чем четыре недели октября, которые полковник не надеялся пережить. Пришел врач. Он осмотрел больную и, выходя из ее комнаты, громко сказал:

– Если бы я обращал внимание на такие болезни, мне пришлось бы приговорить к смерти весь город. – Но потом поговорил с полковником наедине и прописал ей строгий режим.

У полковника тоже наступило обострение. Он по нескольку часов сидел в уборной, покрываясь холодным потом и чувствуя, как гниют и разваливаются на куски его внутренности. «Это все зима, – убеждал он себя, чтобы не отчаиваться. – Все будет по-другому, когда кончится дождь». И действительно верил, что когда придет письмо, оно застанет его в живых.

Теперь настал его черед заниматься хозяйством – сводить концы с концами. Часто приходилось стискивать зубы и выпрашивать кредит в соседних лавочках.

– Только до будущей недели, – говорил он, не веря в свои слова. – В пятницу я должен получить кое-какие деньги.

Когда у жены кончился приступ, она была поражена его видом.

– От тебя остались одни кости.

– Готовлю себя на продажу, – сказал полковник. – Уже есть заказ от фабрики кларнетов.

Он держался только надеждой на письмо. Изможденный, с ноющими от бессонницы костями, он разрывался между домашними делами и петухом. Во второй половине ноября петух просидел два дня без маиса, полковник уже думал, что тот умрет. И тут он вспомнил о связке фасоли, которую еще в июле повесил над печкой. Он облущил стручки и положил петуху в миску горсть сухих фасолин.

– Поди сюда, – позвала жена.

– Сейчас, – сказал полковник, наблюдая за петухом. – Для хорошего аппетита нет плохой еды.

Когда он подошел к жене, она пыталась приподняться на кровати. От ее тела исходил запах лекарственных трав. Отчеканивая каждое слово, она сказала:

– Ты немедленно избавишься от петуха.

Полковник знал, что рано или поздно она так скажет. Он ждал этого момента с того самого вечера, когда убили сына и он решил сохранить петуха. У него было время подумать, что ответить жене.

– Теперь уже не стоит, – сказал он. – Через три месяца начнутся бои, и тогда мы сможет продать его гораздо дороже.

– Дело не в деньгах, – сказала женщина. – Когда придут ребята, скажи им, пусть возьмут петуха и делают с ним что хотят.

– Я держу его из-за Агустина. – Полковник давно приготовил этот довод. – Представь себе, какое у него было бы лицо, когда он рассказывал бы нам о победе петуха.

Женщина вспомнила сына.

– Эти проклятые петухи и погубили его! – крикнула она. – Если бы третьего января он остался дома, может быть, несчастья и не случилось. – И продолжала, указывая на дверь тощим пальцем: – Как сейчас вижу его вон там с петухом под мышкой. Как я просила его, чтобы он не искушал судьбу и не показывался на гальере[1]. А он только засмеялся и сказал: «Перестань! Сегодня вечером мы будем купаться в золоте».

Она в изнеможении откинулась на кровать. Полковник осторожно подложил подушку ей под голову. И его глаза встретились с ее глазами, такими похожими на его собственные.

– Постарайся не двигаться, – сказал он, слыша, как что-то свистит у нее в груди. Женщина впала в забытье. Когда она снова пришла в себя, ее дыхание казалось более спокойным.

– Все это из-за того, что мы недоедаем, – сказала она. – Грех отрывать хлеб от себя и бросать его петуху.

Полковник вытер ей лоб уголком простыни.

– Уж три-то месяца мы продержимся.

– А что мы будем есть эти три месяца?

– Не знаю, – сказал полковник. – Но если бы нам суждено было умереть с голоду, мы бы уже давно умерли.

Петух, живой и здоровый, стоял перед пустой миской. Увидев полковника, он тряхнул головой и произнес гортанный монолог почти человеческим голосом.

Полковник сочувственно улыбнулся ему.

– Жизнь – тяжелая штука, приятель.

Потом полковник вышел из дому. Он бродил по городу, погруженному в сиесту, не думая ни о чем, не пытаясь даже убедить себя, что есть хоть какой-нибудь выход из положения. Шагал по пустынным улицам, пока не почувствовал смертельную усталость. Тогда он вернулся домой. Жена услышала, что он пришел, позвала его.

– Чего тебе?

Она ответила, не глядя на него:

– Мы можем продать часы.

Полковник уже думал об этом.

– Уверена, что Альваро без разговоров даст тебе за них сорок песо, – сказала женщина. – Вспомни, как он сразу купил швейную машинку.

Она имела в виду портного, у которого работал Агустин.

– Завтра поговорю с ним, – согласился полковник.

– Зачем откладывать на завтра? – возразила жена. – Ты отнесешь ему часы сейчас. Положишь на стол и скажешь: «Альваро, вот я принес часы, чтобы ты купил их у меня». Он тут же поймет.

Полковник почувствовал себя несчастным.

– Это все равно что тащить по улице гроб Господень, – запротестовал он. – Если меня увидят с таким свертком, обо мне начнут распевать песни.

Но и на этот раз жена его убедила. Она сама сняла часы со стены, обернула их в газеты и подала ему.

– Не возвращайся без сорока песо.

Полковник со свертком под мышкой направился в портняжную мастерскую. У дверей сидели приятели Агустина.

Один из них пригласил его сесть. Полковник смешался.

– Спасибо, – сказал он. – Я на минуту.

Из мастерской вышел Альваро и на проволоке, натянутой в коридоре, стал развешивать кусок мокрого полотна. Альваро был крепкий угловатый молодой человек; его глаза всегда возбужденно блестели. Он тоже пригласил полковника сесть. Полковник приободрился. Пододвинул табурет к двери, сел и стал ждать, когда останется наедине с Альваро, чтобы предложить ему часы. Но вскоре заметил, что у всех вокруг какие-то напряженные лица.

– Я не помешал? – спросил он.

Парни запротестовали. Кто-то наклонился к нему и сказал чуть слышно:

– У нас тут листовка, написанная Агустином.

– О чем?

– Все о том же.

Ему дали листовку. Он положил ее в карман и замер в молчании. Только барабанил пальцами по свертку, пока не заметил, что на него стали поглядывать. Тогда он совсем оцепенел.

– Что это у вас в свертке, полковник?

Полковний старался избежать взгляда любопытных зеленых глаз Германа.