спросил Паттерсон.

— Такого не может быть, сэр. Не надо даже быть опытным гидроакустиком, чтобы понять, когда двигатель снижает обороты, а когда замирает.

Появились Джемисон и Маккриммон. Оба несли лампы аварийного освещения. Джемисон сел рядом с Маккинноном.

— Единственное, боцман, чего нам не хватает, — это капеллана.

— Несколько молитв, сэр, нам действительно не помешали бы. В особенности молитвы о том, чтобы Невидимке не удалось установить жучка, посылающего сигналы о нашем местонахождении.

— Ради бога, давайте больше не будем говорить об этом. — Он несколько мгновений молчал, а затем спросил:

— Мы что, накренились?

— Да, накренились. Нейсбай делает разворот на 180 градусов, прямо в противоположную сторону.

— Ах вот как. — Джемисон задумался. — И она промахнется, потеряет наш след. А разве она не может сделать то же самое? Может быть, это первое, что придет им в голову?

— Откровенно говоря, я не знаю и понятия не имею о том, какая у них возникнет первая мысль, вторая, третья. Сперва на лодке наверняка подумают, что наше изменение курса настолько очевидно, что и Так все ясно. Там даже могут решить, что мы направляемся прямо к норвежскому побережью. Опять все ясно. Или направляемся на северо-восток, в сторону Баренцева моря. Конечно, только сумасшедший может пойти на это, поэтому на лодке немного призадумаются, пытаясь понять, сумасшедшие мы или нет. Наконец, альтернативный вариант, а альтернатив всегда много. Враг может прийти к выводу, что раз мы решили, что освободились от его слежки, значит, мы тут же продолжим наш курс на Абердин. Или какое-то место в северной Шотландии. Или на Оркнейские острова, а может быть, Шетлендские. Перед нами открывается чертовски много возможностей, а также шансов, что на лодке примут не правильное решение.

— Понятно, — произнес Джемисон. — Должен признаться с восхищением, боцман, что у вас дьявольски изощренный ум.

— Давайте будем надеяться, что какой-нибудь обер-лейтенант, являющийся командиром этой немецкой подводной лодки, обладает менее изощренным умом. — Маккиннон повернулся к Паттерсону. — Я поднимусь наверх, к Нейсбаю, и посмотрю, есть ли наверху какие-нибудь признаки жизни.

— Признаки жизни? Вы хотите сказать, что подводная лодка могла всплыть и теперь высматривает нас?

— Вполне возможно.

— Но ведь уже темно, вы сами сказали.

— В ее распоряжении есть прожектор, а может быть, даже и два. Откуда мне известно?

— И вы считаете, что командир этой лодки воспользуется ими? — спросил Джемисон.

— Вполне, возможно. Но категорически утверждать не стану. Он наверняка уже знает, что произошло с другой немецкой подводной лодкой сегодня утром.

Паттерсон коснулся его руки.

— Надеюсь, Вы не собираетесь пойти на очередное столкновение?

— Господи, мне это даже в голову не пришло. И, потом, я не думаю, что «Сан-Андреас» сможет остаться на плаву после еще одного такого удара.

Нет, конечно, и капитану подводной лодки это хорошо известно. Он наверняка убежден, что мы находимся в отчаянном положении.

— А разве это не так?

— До дна Норвежского моря далеко. — Маккиннон замолчал в задумчивости. — Единственное, чего нам не хватает, — привычной снежной бури. Хотя бы ненадолго.

— Это успокоит «кондоров» и прекратит наши поиски. Так, боцман?

— Все это не так просто. — Он повернулся к Джемисону. — Через полчаса — в путь. Да, сэр?

— Да, через полчаса. Только осторожно, осторожно.

— Как скажете, сэр.

Маккиннон поднялся на верхнюю палубу, оглядел море и с правого, и с левого борта. Все было тихо и спокойно. Он поднялся на мостик, но даже оттуда ничего не было видно. Ни луча прожектора, ничего. Сплошная тьма.

— Ну что ж, Джордж, это уже кое-что. Все спокойно, все мирно.

— Это хороший признак или плохой?

— Трудно сказать. Как у вас дела?

— Я только что попал в попутный поток и нашел две звезды: одну по левому борту, а вторую — по правому. Понятия не имею, что это за звезды, но они помогут нам держаться более или менее западного направления, пока мы не доберемся до места назначения.

— Что произойдет нескоро, да?

На долгих пятнадцать минут «Сан-Андреас» замер намертво в водах моря.

В последующие пятнадцать минут он приходил к жизни, правда, очень, очень медленно. Никаких звуков из машинного отделения до мостика не долетало.

Только дрожание надстройки свидетельствовало о том, что судно постепенно оживает. Через несколько минут Маккиннон спросил:

— Как дела с нашим курсом, Джордж?

— Довольно сносно. Мы отклонились примерно градусов на десять от нашего прежнего курса. К югу. Пару минут — и мы вновь будем следовать прямо на запад. Интересно...

— Вам интересно, мне интересно, всем интересно — одни мы в Норвежском море или у нас есть попутчики, которые, однако, не заинтересованы в том, чтобы мы знали об этом? Думаю, мы — одни. Во всяком случае, очень хотелось бы этого.

Примерно через полчаса после появления Маккиннона на мостике раздался резкий телефонный звонок. Нейсбай поднял трубку и протянул ее боцману.

— Боцман? Это палата А. Говорит Синклер. Думаю, вам лучше спуститься.

— Голос у Синклера был каким-то странным — то ли от усталости, то ли от подавленности, то ли от того и другого вместе. — Невидимка вновь объявился. Произошел несчастный случай. Только не мчитесь сломя голову.

Никто не пострадал.

— Что-то давно у нас не было несчастных случаев. — Боцман, явно чувствовал не меньшую усталость, чем Синклер. — Что случилось?

— Передатчик разбит.

— Совсем прекрасно. Я иду — прогулочным шагом. — Он повесил трубку. — Невидимка, Джордж, вновь объявился. Похоже, от передатчика в палате А ничего не осталось.

— Господи Иисуси! — По голосу Джорджа чувствовалось, что он уже не испытывает ни ужаса, ни злости, что ему уже все чертовски надоело. — А почему не нажали сигнальную кнопку?

— Не сомневаюсь, это станет ясно, как только я доберусь туда. Я пошлю Трента вам на смену. Можете немного приложиться к запасам капитана Боуэна. А жизнь на борту «Сан-Андреаса», Джордж, идет своим чередом, так же как и везде: одна неприятность сменяет другую.

Когда Маккиннон оказался в палате А, первое, что он увидел, — лежащую на постели с закрытыми глазами Маргарет Моррисон и склонившуюся над ней Джанет Магнуссон. Боцман посмотрел в сторону доктора Синклера, который в отчаянии согнулся на стуле, где обычно сидела палатная сестра.

— Вы же сказали, что никто не пострадал!

— Никто не пострадал в медицинском смысле этого слова, хотя сестра Моррисон наверняка бы не согласилась со мной. Ее отравили хлороформом, так что она придет в себя через несколько минут.

— Хлороформом? Похоже, Невидимка не обладает оригинальностью мышления.

— Он мерзкий негодяй. Эта девушка перенесла несколько ранений, одно из которых довольно неприятное, но у этого типа, видимо, нет ничего человеческого.

— А вы что же, ждете деликатности и нежности чувств со стороны преступника, который пытается