в головы наших детей, а они даже не понимают, что с ними происходит. Они не слышат греха, а он уже гнездится в них!

— В самом деле? — спросил отец. К тому времени мама подошла к нам и встала позади, взяв отца за руку. Отец никогда особенно не уважал преподобного и считал его пустым крикуном, и мама волновалась, что папа может сорваться и наговорить глупостей. Преподобный оставил в покое моего отца и снова обвел глазами толпу. Если на свете и есть что-то, что может привлечь внимание людей, то это крикун, провозглашающий очередной приход Сатаны: от его проповедей в воздухе разносится запах, напоминающий дух горелого мяса.

— Добрые христиане, призываю вас прийти в среду вечером в семь часов в Свободную баптистскую церковь — там вы сможете собственными ушами услышать все то, о чем я говорю! Взгляд преподобного метался с одного лица к другому.

— Если вы любите Господа, наш город и ваших детей, то разбейте любое радио, когда услышите, что из него льются эти помои! К моему разочарованию, несколько человек загомонили в такт преподобному, поддержав его истерические выкрики.

— Восславим Господа, братья и сестры, восславим Господа! Преподобный Блессет двинулся сквозь толпу, хлопая по плечам и спинам и пожимая на ходу руки.

— Он мне всю рубашку соусом испачкал, — раздраженно проговорил отец.

— Пойдемте, ребята. — Мама потянула отца за руку. — Давайте посидим в тени. Двинувшись следом за родителями, я несколько раз раздраженно оглянулся на преподобного Блессета, потому что был очень на него зол. Блессета окружало с десяток людей, он что-то втолковывал им, оживленно жестикулируя. Лица окружавших его людей были возбужденными, озлобленными и какими-то опухшими; у самого же Блессста на спине расплывалось пятно пота размером с большую дыню. Каким образом такая отличная песня, которую я сегодня впервые услышал на парковке около “чертова колеса” и сразу же полюбил, могла оказаться греховной? Я мало что знал о зле большого города, но не чувствовал в себе совершенно никакой тяги к нарушениям морали. Песня просто была клевой, от нее становилось на душе.., клево и становилось. Я раз двадцать слышал сегодня эту песню, но так и не сумел разобрать, что там поется хором после Я тусуюсь, я тусуюсь, и ни Бен, ни Дэви Рэй, ни Джонни, который все еще ходил с перевязанной головой и заклеенным орлиным клювом и редко когда выходил из дому, не смогли мне помочь. Меня снедало любопытство: что такое преподобный Блессет сумел услышать в песне, чего не смог уловить я? Я решил, что обязательно должен это узнать. Поздно вечером в парке устроили фейерверк. Красные, зеленые и желтые огни долго взлетали и взрывались над Зефиром. А после полуночи перед домом Леди запылал облитый бензином крест.

Я проснулся от того, что почуял запах гари. Пели птицы, и высоко в небе поднялось солнце, но я понимал, что произошло что-то ужасное. Три года назад в двух кварталах к югу от нас случился пожар. Тогда лето выдалось особенно жарким и сухим, и тон августовской ночью дом сгорел буквально за полчаса, вспыхнув, словно стог сена. Там жила семья Бэллвудов: мистер и миссис Бэллвуд, их десятилетняя дочь Эмми и восьмилетний сын Карл. В пожаре, начавшемся из-за короткого замыкания, спящий Карл сильно обгорел, сгорел прежде, чем родители успели вытащить его из огня. Карл умер через три дня после пожара; его похоронили на Поултср-хилл и поставили на могиле обелиск с выбитой надписью: “Нашему любимому сыну”. Вскоре после смерти Карла Бэллвуды уехали из Зефира, оставив своего сына лежать в здешней земле. Я хорошо знал Карла Бэллвуда, потому что тот часто приходил ко мне во двор поиграть с Рибелем: у мамы Карла была аллергия на собачью шерсть, и она не позволяла заводить собаку. Карл был худеньким мальчиком со светлыми волосами; я помнил, как он любил банановые тянучки, которые продавал со своего грузовичка Шутник. Однажды Карл признался мне, что больше всего на свете ему хотелось бы иметь собаку. После того как Карл умер от ожогов, на следующий день после похорон мы с отцом долго сидели на крыльце и говорили, что у Бога на все всегда есть свой план, вот только в этих планах Господа часто очень сложно разобраться. Утром пятого июля отец отправился на работу рано утром, как обычно, а мама объяснила мне, откуда взялся запах гари. Большую часть утра она разговаривала по телефону. Информационная сеть Зефира, включавшая в свои звенья жительниц Зефира, падких до новостей, как коршуны до духа свежей дичи, всегда располагала самыми точными сведениями обо всех областях городской жизни. Я расправлялся с яичницей и перешел к фруктам. Мама подсела ко мне и спросила:

— Ты знаешь, что такое ку-клукс-клан, Кори? Я кивнул. Я много раз видел членов Клана по телевизору, облаченных в белые балахоны с острыми капюшонами, которые ходили вокруг горящих крестов с ружьями и веревками в руках. В своих выступлениях представители Клана, чьи лица все как одно были похожи на морды диких зверей или черепа скелетов, обычно говорили, что нужно либо хранить традиционный дух южных штатов “Дикси”, либо выметаться из наших мест, что никому в Вашингтоне не позволено диктовать нам условия и что никто не заставит нас целовать цветным ботинки. От злости клановцы таращили глаза и надували щеки, и вес ходили в своих белых балахонах кругами возле горящих крестов, не прекращая мрачного парада.

— Вчера вечером куклуксклановцы зажгли крест во дворе Леди, — сказала мне мама. — Так они ее предупреждают. Они хотят заставить се уехать из города.

— Они хотят прогнать Леди? Но чем она им помешала?

— Ты слышал, что говорил твой отец, — некоторые люди очень боятся Леди. А еще он сказал, что, по мнению многих, она слишком много говорит о том, что происходит в Братоне, и теперь ей хотят заткнуть рот.

— Но она живет в Братоне, — заметил я.

— Да, но некоторые люди считают, что если дать Леди волю, то она начнет говорить и о том, что происходит и в Зефире. Прошлым летом она обратилась к мэру Своупу с просьбой разрешить цветным жителям Братона купаться в общественном бассейне Зефира. В этом году она повторила свое требование.

— И отец тоже ее боится? Да?

— Да, — ответила мама, — но по другой причине. Он боится ее не потому, что у Леди темная кожа, а потому… — Мама замолчала и пожала плечами. — Он боится Леди потому, что не понимает се. Повозив вилкой в тарелке, я обдумал услышанное.

— А почему мэр Своуп не позволяет неграм купаться в бассейне?

— Потому что они цветные, — ответила мне мама. — Белые не любят плавать с цветными в одном бассейне, вот в чем дело.

— Но во время наводнения мы были в воде все вместе — и белые, и негры, — проговорил я.

— То в реке, — ответила мама. — А в бассейне неграм никогда купаться не разрешали. В петиции Леди требовала либо построить в Братоне бассейн, либо позволить неграм купаться в общественном бассейне Зефира. И это одна из причин, по которым Клан хочет выгнать Леди из города. — Но она всегда жила здесь. Куда она поедет?

— Не знаю, что и сказать тебе, Кори. Но думаю, что тех, кто зажег перед домом Леди крест, это меньше всего волнует. Мама нахмурилась, в углах се глаз собрались крохотные морщинки.

— По правде сказать, я никогда не думала, что у нас в Зефире тоже есть Клан. Отец говорит, что крест подожгли несколько напуганных человек, которые изо всех сил цепляются за прошлое. И еще он сказал, что перед тем как все идет хорошо, все обычно идет наперекосяк.

— А что будет, если Леди не захочет уехать? — спросил я. — Неужели эти люди поднимут на нее руку?

— Боюсь, что они способны и на такое. По крайней мере они могут попытаться предпринять что-то очень скверное.

— Она не уедет, — твердо сказал я, вспомнив холодную красоту зеленых глаз, которые я увидел на мгновенно и удивительно изменившемся морщинистом лице Леди. — Эти люди не имеют права гнать ее