– Гробы, – кивнул Ньюмен. – До флота я занимался рекламой, а потом пошел добровольцем, чтобы малость встряхнуться – тем более что меня бы все равно призвали. Меня сделали лейтенантом, потому что я закончил университет Рэмси, знаете?
– Знаем, – сказал Карелла.
– Знаем, – подтвердил и Дженеро, но как-то неуверенно.
– А потом я вышел в отставку и сразу решил остаться на побережье. И спросил себя: чем мне хочется заниматься? Снова рекламой? Если бы я хотел заниматься рекламой, мне надо было бы вернуться обратно на восток, верно? Настоящая реклама – на востоке. И я сказал себе – нет, это не для меня. Никакой рекламы! И я спросил себя: что рано или поздно понадобится любому человеку? Вот как вы думаете?
– И что же? – спросил Дженеро, хотя заранее знал ответ.
– Гроб! – ответил Ньюмен. – Рано или поздно мы все отправляемся в это большое небесное агентство, верно? И для этого большого путешествия всем нам необходим гроб. Вот их-то я там и делаю. Гробы. Я наладил производство гробов.
Карелла молчал.
– Ну вот, и я приехал сюда по делу – хотя, надо признаться, отчасти и для собственного удовольствия, – вы ведь не побежите докладывать в налоговую полицию, верно? – а тут мой бестолковый братец покончил жизнь самоубийством, и его похоронили в гробу, который сделал не я! Ну что ж поделаешь... – вздохнул Ньюмен, осушил свой стакан и подошел к встроенному бару, чтобы налить себе новую порцию. – Эй, ребята, вы точно не хотите?
– Мы на службе, – ответил Дженеро.
– Ну и что? – удивился Ньюмен.
Дженеро, похоже, начал колебаться.
– Нет, спасибо, нам нельзя, – поспешно сказал Карелла. – Мистер Ньюмен, когда вы приехали?
– Двенадцатого июля. Тогда тут было здорово, помните? Проклятая жарища началась потом. Это просто невыносимо, честное слово! – сказал он и бросил в стакан четыре кубика льда.
– И с тех пор живете здесь?
– Ага, – сказал Ньюмен. Он взял бутылку с тоником и плеснул поверх джина и кубиков льда.
– Виделись ли вы со своим братом до его смерти?
– Не-а.
– Почему?
– Мы с ним не ладили.
– Многие люди не ладят со своими братьями, – вставил Дженеро. Потом посмотрел на Кареллу и пожал плечами.
– Тем более с тех пор, как он запил, – продолжал Ньюмен.
– После смерти вашего отца, – уточнил Карелла.
– Ну да, два года назад. До того-то он был вполне себе ничего, если не считать того, как он обошелся с Джессикой.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, вы же знаете! Женился, прожил с ней всего ничего, а потом бросил ради Энни. Нет, Энни, конечно, покрасивее будет, я согласен. Но нельзя же терять голову из-за одной смазливой мордашки, верно? А во всех прочих отношениях Джессика куда круче. Вы с ней встречались, с Джессикой? Вот это женщина, я вам скажу! Капитан израильской армии! По-моему, у нее на счету штук семнадцать убитых арабов. А какая грудь!
– О да! – поддержал его Дженеро.
Карелла сурово покосился на него.
– Ну вот, в кои-то веки моему братцу привалила удача, а он ее сменял на эту Снежную Королеву. Вы ведь, наверно, встречались с Энни. Вы ведь должны были говорить с ней насчет моего брата, верно?
– Встречались, – сказал Дженеро и тут же стрельнул глазами в стороны Кареллы – не сболтнул ли он снова чего лишнего? – То есть встречался не я, а детектив Карелла...
– Самая холодная медуза во всем Западном полушарии, – сказал Ньюмен. – У нее в жилах не кровь, а лед. Может, в постели она и классная – по крайней мере, так говорил мне братец, когда он в нее втюрился, – но по ней не скажешь. Ну ладно, пусть даже она в постели круче Гималаев – и что с того? Дурак мой братец, что сменял такую женщину, как Джессика, на узкую щель в два дюйма длиной.
Это выражение Дженеро явно понравилось.
– Ну ладно, что было – то прошло, – продолжал Ньюмен. – Братец мой помер – упокой Господи его душу!
И поднял свой стакан, словно произнося тост.
– Я так понимаю, что вы виделись с мисс Герцог на прошлой неделе, – сказал Карелла.
– Ага, в ту среду. Мы обедали вместе.
– И вы вспоминали об отвращении вашего брата к таблеткам.
– Ага.
– Он вообще не любил принимать какие бы то ни было таблетки, верно?
– Ну, это мягко сказано!
– А что вы скажете на то, что он проглотил двадцать девять таблеток за раз?
– Скажу, что это чушь собачья.
– Вы думаете, он не мог этого сделать?
– Ни в коем разе.
– Мистер Ньюмен, когда вы узнали о его смерти?
– Мне позвонила мама. По-моему, в пятницу. Я вернулся в отель, а тут записка – перезвоните Сьюзен Ньюмен, срочно. Я сразу понял, что это насчет брата. Наверняка, думаю, этот чертов Джерри ужрался до чертиков и вывалился в окно, или что-нибудь в этом духе. Других срочных дел у моей матушки быть не может.
– И что произошло, когда вы ей перезвонили? – спросил Карелла.
– Она мне сообщила, что мой брат умер.
– Она упоминала о том, что он умер от смертельной дозы секонала?
– Нет, она это сама узнала только на следующий день. Кажется, в пятницу еще неизвестны были результаты вскрытия.
– И как вы это восприняли?
– То, что мой брат умер? Хотите – честно?
– Да, пожалуйста.
– Я подумал – слава тебе Господи, наконец-то избавились!
– Угу...
– В последние два года он для всех для нас был все равно что чирей на заднице. Для меня, для матери, для Энни – для всех. Он задирал перед нами нос, потому что унаследовал эту кучу денег после смерти отца, думал, он лучше нас, оттого что...
– Какую кучу денег? – тут же перебил его Карелла.
– Ну, на самом деле не деньги как таковые и не сразу после смерти отца. Картины, понимаете? Он все их оставил Джерри. Отец был одним из лучших абстрактных экспрессионистов в стране. В его мастерской стояло по меньшей мере две сотни картин. И все они достались Джерри. Потому он и мог позволить себе маяться дурью.
– А что он оставил вашей матери?
– Прощальную записку, – сказал Ньюмен и мрачно усмехнулся.
– А вам?
– Хрен. Я был паршивой овцой. Я уехал из дома и занялся изготовлением гробов. А мой дражайший братец Джерри сделался художником, пошел по отцовским стопам, так сказать. Правда, художник он был от слова «худо», потому как творил он сущее дерьмо, но это папашу не волновало, ничуть не волновало. Джерри поддерживал великую семейную традицию!
– Когда вы сказали «кучу денег», вы имели в виду...
– Миллионы, – ответил Ньюмен.
