Пусть катится к черту этот бар! Надо быть президентом Соединенных Штатов, чтобы тебя здесь услышали и не обижали!

— Послушайте, миленькая... — прорычал Клив девушке, беспечно восседавшей на соседнем табурете; он дотронулся до ее руки, она отодвинулась. Его опять начала мучить жажда. Он взял наполовину наполненный стакан и опустошил его до дна. А теперь хватит пива!

Часы в баре испортились, но пришел мастер, и они пошли лучше, но, по мнению Клива, как-то странно. Они показывали 22-25, но так поздно быть не могло.

В этот момент взгляд Клива наткнулся на загорелое острое лицо метрдотеля, который демонстрировал ему свои ровные зубы.

— Вы еще здесь? — спросил Арди Легрелл с нарочитой любезностью в голосе. — Я даю вам время, чтобы сказать «до свидания», а сейчас возьмите счет.

Сквозь пальцы Клив бросил взгляд на счет. Большими цифрами карандашом было выведено одиннадцать с лишним долларов.

— Вы ошибаетесь, милый человек, — сказал Клив, поворачиваясь к Легреллу. — Я выпил всего...

Тут Клив увидел, что стоящий на полпути к двери табурет мчится навстречу ему со скоростью боксерского удара, — таков был итог мощного толчка метрдотеля. Несмотря на множество людей, толпившихся у стойки, бармен перепрыгнул через нее и направился в сторону Клива.

Около порога Поллок утвердился на ногах и отдернул руку Легрелла, который схватил его за пиджак. Выбор — быть битым или бить самому — Клив решил просто: хорошенько встряхнул метрдотеля добрым ударом. Легрелл сунул руку назад. Неужели — пистолет? Вот грязная свинья! Хорошо, я немного подожду, когда ты расслабишься.

Но в руке метрдотеля оказалась гибкая дубинка, похожая на плеть, сантиметров 40 в длину, с дробинками и с ручкой на конце, чтобы можно было ею вертеть. Нет, официанты не имели оружия, потому что не имели разрешения. Голова Клива была свежей, а сам он готов к действию.

Он схватил Легрелла за руку, вырвал дубинку.

— Теперь ты, скотина, будешь знать, как вести себя прилично!-крикнул Клив.

Тренер сделал шаг назад, чтобы применить свой коронный удар.

Неожиданно из машины с зажженными фарами он услышал женский крик.

Клив отпрыгнул. Легрелл быстро побежал в противоположную сторону и, оказавшись лицом к лицу с подвыпившими пассажирами машины, заорал:

— Эй! Вы! Помогите мне! Меня чуть...

Когда Клив, немного поостыв, пришел в себя, метрдотель уже исчез.

Клив посмотрел на дубинку в своей руке, выругался и метнул ее в темноту, за автомобили.

Народ уже выходил из бара.

«Я еще с ним увижусь, — подумал Поллок. — А сейчас не буду ждать, пока он выйдет. Я сумею заткнуть ему рот». Потом он подумал о другом. «Он утверждал, что я не могу оплатить счет. Одиннадцать долларов! Ничтожное мелочное заведение! Стоит ли так проводить ночь!»

За его спиной свет освещал припаркованные автомобили. Клив пошел в темноту по аллее. И тут он внезапно услышал какой-то странный звук. Он посмотрел вперед и разинул рот. Не может быть!

Звук напоминал рык огромного зверя. Медведь? Скорее, это тигр. Тигр на аллее?!

Инстинктивно Клив помчался со всей возможной скоростью, его ноги звучно шлепали по гравию. Он пробежал близко от входа в «Голубой Джек» и подумал: что это за пьяный вышел оттуда? Он не узнал Джейса Коннерли. В панике Клив Поллок мчался к шоссе, не оглядываясь, не чуя от страха почву под ногами, а за ним из аллеи раздавалось свирепое рычание.

Эван Табор, который проиграл свою фабрику и не стал владельцем ресторана, находился в прострации.

Джордж Кивер подошел было к нему с предложением выпить, но, поглядев на Эвана, только спросил его, не хотел бы тот вместе с ним поехать домой. Он советовал Табору пригласить Джейса Коннерли к адвокату и еще говорил на разные темы, пришедшие ему на ум, чтобы отвлечь приятеля от грустных мыслей, но тот ни на что не реагировал.

Франсуаза Бриджеман подошла к Киверу, чтобы спросить, не пора ли закрывать, — в этот момент они стояли около выхода.

— Да, конечно, начинайте, — разрешил он.

Эд Хаскелл, Том Лонг и бармен Луи рассказывали всякую ерунду, перескакивая от бессмыслицы к глубинам философских сентенций.

В это время Эван обнаружил, что он не может ни двигаться, ни мыслить. Он, не вставая, сидел за столиком в углу, пил, полностью отрешившись от внешнего мира, не обращая никакого внимания на то, что его друзья говорили всякие малоприятные для него вещи или пытались его развеселить.

Должен ли он выполнить обещание? Или уклониться? Но чего он таким образом добьется? Может быть, когда он встретится с Джейсом, тот скажет, что все это была просто шутка? Может быть, попросить кого-нибудь подать Коннерли эту идею? И как же все это сделать? Тогда Коннерли отказался уступить, думал, что Эван пьян, как свинья. Но Табор не был пьян, и Джейс это знал!

Инстинктивно в первый и во второй раз он хотел отказаться от такого глупого риска. Короче говоря, пришел к выводу Эван, Джейс Коннерли — аморальный тип, испорченный и безжалостный.

В голове у Эвана все окончательно спуталось. Он понимал, что уже поздно, но у него не было сил даже взглянуть на часы. Табор позвал официанта, выписал чек, дал ему чаевые и пошел искать свою шляпу.

Ему показалось, что люди смотрят на него, как на убитого горем или сумасшедшего. Он окончательно растерялся и не знал, что делать дальше.

Плохо соображая после выпитого, Табор вышел из «Голубого Джека». Ночной холодок пробрал его до костей, да так, что он задрожал. Наконец он с трудом вспомнил, где поставил машину.

По дороге ему встретилось много пьяных, но один из них, поодаль, был пьян настолько, что лежал ничком. Эван приблизился, машинально бросил на него взгляд. Бог мой! Он подошел ближе. Человек, лежавший на газоне, был Джейсом Коннерли!

— Джейс! Что с тобой? Вставай! Ты можешь встать? Табор стоял рядом с Коннерли и тут его осенила мысль. Джейс был пьян, а в кармане у него находилась расписка, маленькая, сложенная в несколько раз бумажка, имеющая огромную ценность. Табор огляделся по сторонам. Никого не было видно. Из «Голубого Джека» доносилась приглушенная музыка, свет из ресторана сюда почти не доходил. Какой случай! Это' судьба!'

Он склонился над лежащим и стал ощупывать его карманы. Пусто. Он посмотрел в другом, опять пусто. Однако Джейс мог спрятать расписку вместе с остальными важными бумагами, поэтому необходимо было посмотреть в двух других, внутренних карманах его пиджака. Табор с лихорадочным нетерпением рыскал во внутренних карманах Коннерли. Потом с большим трудом обыскал его брюки.

В карманах ничего не было. Хотя поверить в это невозможно! Все карманы были пустыми!

Эван потрогал Коннерли за ноги и тут его мозг пронзила страшная мысль. Он поднялся и оглядел свои руки — они были испачканы чем-то липким.

— Кровь! Кровь Джейса Коннерли! Его обокрали и убили. Да... это же убийство!

Как загипнотизированный, он не мог не смотреть на темную массу, испачкавшую его пальцы. А когда он внимательно посмотрел на мертвое тело, его волосы встали дыбом. То, что осталось от лица и шеи, было растерзано когтями хищного зверя.

Фары автомобиля осветили Эвана и лежащего возле него на газоне человека.

Испуганный фабрикант побежал к своей машине. Он уже положил руку на руль, но вспомнил о происшедшем, в ужасе выхватил из перчаточного ящика тряпку и стер кровь со своих рук.

Будет лучше, если уничтожить эту тряпку, лихорадочно размышлял ой. Надо отвести машину в другое место. В первую очередь хорошенько вытереть руль. Да и ручку двери. Я веду себя как убийца. Надо вернуться и рассказать обо всем.

Но он знал, что не рискнет это сделать. Никто ведь не поверит, что это сделал не он. Надо сматываться отсюда. Хотя никто не сможет его ни в чем обвинить. Он весь вечер провел в «Голубом