Рэн прислонился к холодной влажной стене и рассмеялся. Не особенно весело, хотя и старался. В своем роде барон тоже артист, творец. Как сказала бы Битька, эту бы энергию, да в мирных целях. «Злой гений»! Какая, ей-богу, ерунда. Богатый, скучающий бездельник. Тоже мне, круги ада.

Некоторое время, по первоначалу, все обиды, боль и пытки бесконечно прокручивались в голове Рэна. Но потом…

Сосны, янтарь в черном мусоре болтается у берега, желтые волны лижут сиреневые дюны…

Интересно, раньше он грезил небесами, теперь все чаще покой ему приносит видение моря или большой реки. Бесконечные темные волны все катят и катят, и шумят.

Собственно, на друзей он не надеялся. Когда-то он надеялся во всем на семью. Но теперь дом был так далеко. Ни отцу, ни матери, ни братьям не узнать, где их блудный непутевый сын и братец. Ничего семейству О' Ди Мэев не останется, как ожидать, что когда-нибудь спустя пару десятков лет покрытый шрамами и славой оруженосец вернется поклониться их могилам.

Конечно, Сандонато — величайший рыцарь всех времен и народов… Рэн помотал головой. Нет. Единственное, на что еще можно надеяться — на то, что, когда-нибудь он поднадоест «алхимику человеческих душ», тот перестанет взрываться миллионами идей, и оруженосец сумеет вырыть подкоп или еще что-нибудь в этом роде. «Даже если он ноги мне вырвет,»— Рэн растягивал рот в злой упрямой улыбке: «Даже если от меня останется одна голова без ушей — укачусь».

Наконец что-то в этом роде произошло. Не то чтобы больная фантазия барона иссякла, может, просто закончился период обострения. Или навалились государственные дела? По крайней мере он решил на какое-то время «законсервировать»неподатливую игрушку. Правда, в новой тюрьме Рэна проблематично было сделать подкоп, потому что висела она над людной площадью и представляла из себя железную клетку лишь с одной стороны прикрепленную к стене замка.

Рэн, немелодично позвякивая цепью, соединяющей железный ошейник, немилосердно натирающий его шею и кольцо в стене, не без иронии отметил плюсы и минусы нового жилища.

Плюсы:

— наличие удобств, расположенных в углублении стены и отгороженных от взглядов перегородкой;

— свежий воздух и теоретически — небо над головой;

— расположение клетки достаточно высоко над головами обывателя, дружно принявшегося выражать свою преданность барону, бросаясь в пленника всевозможной дрянью; плюс-то как раз в том, что не всякому удавалось добросить…

Ну что еще?..

Ладно. Минусы:

— те же самые удобства устроены так, что нет никакой возможности долго пользоваться предоставляемой ими защитой от публичности: цепь коротка, каждый поход за перегородку вследствие этого превращается в муку, а горло Рэн берег. Возможность играть и петь — собственно, единственное, что еще осталось у оруженосца.

— небо и свежий воздух — действительно лишь в теории. Влажно, холодно и душно, а за стелящимися над головой туманами — каменный потолок. Появившиеся в подвалах кашель и клаустрофобия получили новый простор для развития;

— не так уж высоко, попадают в беззащитную мишень многие, а когда какие-то умники устроили тотализатор…

Ну, я не знаю, надо все-таки, найти какие-нибудь еще плюсы.

А, самое-то главное: гитара по-прежнему со мной. Да и аудитория — Филипп Киркоров позавидует, или как там зовут знаменитого попсера из мира Бэта? «И тогда он им все рассказал, про то как был на войне. И они сказали: „Врешь музыкант“, и он прижался к стене»…

Рэн настроил гитару, выпрямился и запел:

— Все наши мечты повстречали смех.

Никто из нас не хотел умирать.

Лишь один это сделал за всех…

Его голос и голос его гитары зазвучали неожиданно громко и отчетливо. Мало того, страна, посаженная в каменный мешок, в одно мгновение превратилась в огромный концертный зал. Сколько лет барон Амбр пользовался, уникальным устройством пещеры-гиганта, позволявшим легко прослушивать все жилища-камеры подданных, запугивать население тем, что крики казнимых на главной площади расползались по всем улочкам и закоулкам, и заблудившись, еще долго бродили там ужасным эхом, и вот впервые чудо природы сыграло шутку с ним самим. Правда, барон не сразу осознал это. Не сразу и внизу произошли изменения. Все так же летели снизу нечистоты и гнилые овощи, раздавались проклятья, ругань и издевательский смех. Но кое-кто, пряча глаза, просачивался в переулки, и там, сжавшись в комок, претворившись больным или пьяным, жадно впитывал:

— Зерна упали в землю,

Зерна просят дождя,

Им нужен дождь.

Разрежь мою грудь, посмотри мне внутрь:

Ты увидишь там все горит огнем.

Молотки каменщиков, метлы уборщиков, даже зыбки, раскачивающие малокровных детей подземелья постепенно подстраивались под один и тот же жесткий ритм:

— …Через день будет поздно.

Через час будет поздно.

Через миг будет уже не встать…

Отныне утро, определяемое в баронстве Амбр пронзительными воплями жестоко и методично избиваемого Главного Гонга и зажиганием факелов, начиналось с позывных первой и единственной в мире Рэна, Санди и летучих кораблей радиостанции.