Я был чертовски голоден и с готовностью открыл рот. Никогда не думал, что сиделкой у меня будет такая горилла.

Тем не менее Гастон хорошо справлялся со своим делом. Три дня он регулярно кормил меня, менял простыни и выполнял все обязанности вышколенной сиделки. Силы быстро возвращались ко мне, но я старался скрыть скорость моего выздоровления от окружающих. Я не знал, что может еще случиться, и хотел иметь кое-что в резерве.

В течение следующих нескольких дней Гастон рассказал мне довольно много об Организации. Я узнал, что группа, руководимая Гросом и Миче, была одной из многочисленных ячеек этой разветвленной оппозиции. В Организации было несколько сотен членов, которые проживали по всей территории Алжира. Конечной целью оппозиции было свержение правления Байарда, что дало бы ей возможность получить свою долю в грабежах.

Каждая группа имела двух руководителей, которые, в свою очередь, подчинялись Большому Боссу, чужеземцу, о котором Гастон знал крайне мало. Он появлялся неожиданно, и никто не знал ни его имени, ни места его обитания. Я почувствовал, что этот таинственный незнакомец не пользуется любовью Гастона.

На третий день я попросил свою «сиделку», чтобы он помог мне приподняться и немного размять ноги. Я изображал крайнюю степень слабости, но с удовольствием обнаружил, что чувствую себя гораздо лучше, чем предполагал. После того, как Гастон помог мне снова лечь в кровать и вышел из комнаты, я встал и продолжил свои упражнения в ходьбе. Кружилась голова и поташнивало, но я опирался на спинку кровати и пережидал, пока успокоится желудок, а потом продолжал ходить. Я находился на ногах минут пятнадцать, а потом лег в кровать и крепко уснул. Впоследствии, когда бы я ни просыпался, днем или ночью, я поднимался и ходил, и прыгал в кровать, как только слышал приближающиеся шаги.

Если Гастон настаивал, чтобы я поднимался, я симулировал тошноту и головокружение. Однажды они вызвали врача, но он, посмотрев меня, сказал, что мне придется пролежать по меньшей мере еще неделю. Это вполне меня устраивало. Мне необходимо было время, чтобы досконально разобраться в обстановке.

Я осторожно пробовал вытянуть из Гастона его мнение о моей внешности. Мне не хотелось настораживать его или возбуждать в нем подозрения, я действовал осторожно, но Гастон избегал этой темы.

Я пробовал искать свою одежду, но шкаф был заперт, а я не отважился взломать дверь.

Через неделю после моего прибытия сюда я позволил себе совершить прогулку по дому и прелестному саду возле него. Дом был просторный, в саду не было видно никаких признаков часовых. Казалось, я мог бы свободно уйти из него в любое время, но…

К исходу десяти дней моего пребывания в этом доме я начал ощущать беспокойство. Больше уже невозможно было притворяться, не вызывая подозрений. Бездеятельность нервировала меня. Я проводил ночные часы, лежа без сна, обдумывал ситуацию, и лишь изредка вставал пройтись по комнате. К утру мне удавалось утомить себя, но все равно сна не было.

Я должен что-то предпринять!

Однажды утром, после того, как Гастон унес поднос с остатками завтрака, я принял решение еще раз обойти дом. Из верхних окон хорошо были видны окрестности. Фасад дома выходил на мощное, довольно хорошее шоссе. Я решил, что это главная дорога в Алжире. Позади дома простиралась на четверть мили вспаханная земля. Дальше виднелись деревья. Возможно, там была река. Вблизи не было никаких других домов.

Я подумал об уходе. Мне казалось, что лучше всего перелезть через стену после наступления темноты и двинуться в направлении деревьев. У меня сложилось впечатление, что линия деревьев и дорога сходятся где-то на западе, и поэтому таким путем я смогу выйти на дорогу довольно далеко от дома. А уж потом по ней смогу попасть в город.

Я вернулся в свою комнату.

Было уже почти обеденное время, когда я услыхал, что кто-то приближается к моей двери. Я лег на кровать и ждал. Вошли Гастон и доктор. Врач был бледным и потным, он старательно избегал моего взгляда. Взяв стул, он уселся и начал осмотр. Он молчал, не обращая внимания на мои вопросы. Осмотрев меня, он резко встал, собрал свои инструменты и вышел.

— Что это с доком, Гастон?

— Он что-то затевает, — хмуро ответил мой телохранитель.

Даже Гастон казался сегодня покорным. Что-то должно было произойти, что-то, что здорово начинало меня беспокоить.

— Что случилось? — спросил я.

Гастон пожал плечами. Я не отступал:

— Что все это значит? — Я было решил, что Гастон ничего мне не скажет, но поколебавшись, он произнес:

— Они собираются совершить то, к чему ты стремился. Они уже готовы поставить тебя на место Байарда.

— Но это же отлично! — воскликнул я. — Как раз этого я и добивался. Но почему такая секретность? — Похоже, это были еще не все новости. — И почему вы скрываете это от меня? Почему Большой Босс не встречается со мной? Я бы хотел поговорить с ним.

Гастон замялся. Я чувствовал, что он собирается сказать мне нечто важное, но не решается.

— Нужно уладить кое-какие мелочи, — наконец выдавил он, не глядя на меня.

Я больше не настаивал.

Гастон ушел, я тоже вышел в коридор. Через открытое окно доносились голоса, я приблизился послушать.

По саду шли трое. Я видел только их спины. Один из них был врач. Остальных двух я не знал.

— Я учился не для того, — говорил врач, возбужденно размахивая руками, — чтобы совершать то, что вы задумали. Поймите, я не мясник, чтобы отрезать для вас куски баранины.

Ответа я не разобрал.

Я сошел вниз, прислушиваясь. Все было тихо. Прошел по коридору первого этажа. Где-то тикали часы.

Я вошел в гостиную. Стол был накрыт на двоих, но еды не было. Я вернулся и приоткрыл дверь в приемную: пусто.

Дойдя до двери, которая всегда раньше была заперта, вдруг заметил свет, пробивающийся из-под нее. Я осторожно приоткрыл ее. Должно быть, это какая-нибудь кладовка.

Но то, что предстало перед моим взором, заставило меня насторожиться. Посреди комнаты стоял обитый белой тканью стол. В одном углу комнаты на штативах стояли два светильника. На маленьком столике были разложены сверкающие инструменты. На стеллаже лежали скальпели, большие изогнутые иглы и еще что-то. Там же была отличного качества пила и большие ножницы. На полу под столом была большая лоханка из нержавеющей стали.

Не понимая в чем дело, я решил уйти, но услышал шаги.

Увидев дверь в глубине, я спрятался за ней, а в комнату вошли двое.

Вспыхнули яркие лампы и погасли, послышался скрежет металла о металл.

— Положи на место, — раздался гнусавый голос. — Здесь полный набор. Я все проверил сам.

— Какие-то чокнутые, — продолжал гнусавый. — Почему бы им не подождать до утра, когда будет много солнечного света? Нет, они хотят, чтобы работали при фонарях.

— Я не могу уразуметь смысла этого, — сказал другой, тонкий голос. — Не могу понять, что у этого парня с ногами, если они хотят их оттяпать. Как это можно, если он…

— Ты не в курсе дела, Мак, — хрипло произнес гнусавый. — Это большое дело. Они собираются использовать этого простака и подменить Старика.

— Э… вот что ты имеешь в виду. Так зачем же отрезать ноги?

— Да ты многого не знаешь, молокосос, — засмеялся гнусавый. — Тогда послушай: это будет для тебя сногсшибательной новостью. У Байарда нет ног, от самых колен, — очень тихо произнес гнусавый. — Ты не знал об этом, не так ли, малыш? Вот почему никогда по телику не показывают, как он ходит. Ты ведь