он прислал генерального секретаря министерства финансов Саида Куреши (Saeed Qureshi) в Сингапур, чтобы проинформировать меня. Мы провели три встречи по три часа каждая, обсуждая цифры и факты, которые он прислал ранее. Вскоре стало очевидно, что Пакистан сталкивался с тяжелыми проблемами. Налоговая база была узкой, поступления от налога на доход составляли только 2% ВНП. Многие сделки по продаже земли не регистрировались, а уклонение от уплаты налогов было широко распространено. Правительство субсидировало сельское хозяйство, железные дороги и сталелитейные заводы. 44% бюджета расходовалось на оборону, 35% – на обслуживание внешнего долга, а 21% оставался на управление страной. Дефицит бюджета составлял 8% – 10% ВНП, а инфляция измерялась двузначными цифрами. Международный валютный фонд обращал внимание правительства на эти данные. Решения были очевидны, но политически их было трудно осуществить, ибо в стране не было образованного электората, а законодательный орган находился в руках землевладельцев, которые манипулировали голосами необразованных фермеров – арендаторов. Это делало земельную реформу практически невозможной. Коррупция была необузданной, воровство государственной собственности, включая незаконное пользование электроэнергией, – массовым.

В феврале 1992 года я провел в Пакистане неделю. Я дважды встречался с премьер-министром Навазом Шарифом и ключевыми министрами, включая министра финансов и экономики Сартаджа Азиза (Sartaj Aziz), который был неудержимым оптимистом. После возвращения в Сингапур я послал Навазу Шарифу отчет с личным письмом, изложив в нем те меры, которые ему следовало предпринять.

Он был человеком дела, обладавшим неистощимой энергией. К примеру, он симпатизировал положению водителей такси и снизил налоги на такси, несмотря на то, что это было не совсем справедливо по отношению к другим покупателям автомобилей. Будучи в прошлом бизнесменом, он верил в частное предпринимательство как в средство ускорения экономического роста и стремился приватизировать государственные предприятия. К сожалению, в Пакистане эти предприятия не продавались, их не выставляли на открытые тендеры. Дружба, а в особенности политические связи, определяли, кому и что достанется. Он лично всегда верил в то, что что-то может быть сделано для улучшения положения. Проблема состояла в том, что зачастую у него не было ни времени, ни терпения, чтобы всесторонне изучить вопрос перед тем, как принять решение. В целом, я считаю, что он был лучше подготовлен, чтобы управлять страной, чем лидер оппозиции Беназир Бхутто, которая вскоре сменила Наваза Шарифа. Он лучше понимал бизнес, чем она или ее муж Азиф Задари.

Возвращаясь домой, я остановился в Карачи (Karachi), чтобы встретиться с Беназир Бхутто. Она очень ядовито отзывалась о Навазе Шарифе и президенте Гуляме Ахмед Хане (Ghulam Ahmed Khan). Она сказала, что с ее партией обращались несправедливо; что правительство пыталось дискредитировать ее и ее партию путем судебных преследований ее коллег и ее мужа. По ее словам, коррумпированная полиция подстрекала правительство, и страной правила «тройка», состоявшая из военных, президента и премьер – министра. Она также заявила, что это она стояла за кампанией по дерегулированию экономики, и что это она приняла законодательство о приватизации.

Наваз Шариф посетил Сингапур в январе 1992 года, возвращаясь из Японии. Он хотел, чтобы я вновь посетил Пакистан и оценил, насколько успешно внедрялись там мои рекомендации. Навах Шариф приватизировал 60% намеченных для приватизации предприятий, при этом объем иностранных инвестиций увеличился. Саид Куреши вновь предоставил мне необходимую информацию. Я обнаружил, что многими из моих рекомендаций они не воспользовались, – этого я и опасался. Еще до того, как у меня вновь появилась возможность посетить Исламабад, конфликт между президентом Гулям Ахмад Ханом и премьер-министром Навазом Шарифом привел к тому, что они оба ушли в отставку. Были проведены новые выборы, и премьер – министром страны стала Беназир Бхутто.

Вскоре после выборов, в январе 1994 года, я встретился с Беназир Бхутто в Давосе. Она ликовала и была полна идей. Она хотела, чтобы Сингапур участвовал в проекте строительства дороги из Пакистана в Среднюю Азию через Афганистан. Я попросил предоставить детальное предложение, которое мы могли бы рассмотреть. Она также хотела, чтобы мы изучили, насколько жизнеспособны были некоторые из «больных» предприятий в Пакистане, и взяли бы их в управление. Ее муж хотел развить еще более кипучую деятельность. Он хотел построить остров неподалеку от Карачи, чтобы создать там свободный порт и свободную зону торговли с казино. Экономически это был совершенно необдуманный проект. В Пакистане было столько свободной земли, зачем было там строить остров? Их подход отличался простотой: раз Сингапур преуспевал и имел много денег, то он мог вкладывать их в Пакистан и сделать Пакистан таким же преуспевающим государством.

В марте 1995 года Бхутто и ее муж посетили Сингапур. Она сказала, что учла мой совет, данный во время встречи в Давосе, и гарантировала, что все ее предложения будут хорошо продуманы. Бхутто предложила, чтобы Сингапур начал перемещать предприятия трудоемких отраслей промышленности в Пакистан. Я сказал, что ей придется сначала переубедить наших деловых людей. Потенциальные инвесторы каждый вечер наблюдали по телевидению за тем, как мусульмане убивали мусульман в Карачи с использованием тяжелого оружия и бомб и неизбежно задавались вопросом о том, стоило ли им ввязываться в этот конфликт. Я больше не ездил в Пакистан. В 1996 году Бхутто была смещена с поста премьер – министра президентом Легари (Leghari), которого она сама же и назначила. На следующих выборах в феврале 1997 года победил Наваз Шариф, он вновь стал премьер-министром.

Глубокие политические и экономические проблемы Пакистана оставались нерешенными. Слишком большая часть бюджета расходовалась на оборону. Непримиримая вражда лидеров партий продолжала отравлять политическую жизнь страны. Азифа Али Задари обвинили в убийстве брата его жены, Муртазы Бхутто (Murtaza Bhutto), супругам было предъявлено обвинение в коррупции. В деле фигурировали значительные суммы денег, следы которых вели в Швейцарию.

Проблемы Пакистана еще усугубились, когда в марте 1998 года Индия провела несколько ядерных испытаний. Две недели спустя Пакистан провел собственные испытания ядерного оружия. При этом обе страны испытывали экономические трудности, Пакистан даже в большей мере, чем Индия. Когда я встретил премьер – министра Пакистана Наваза Шарифа во время его визита в Сингапур в мае 1999 года, он заверил меня, что у них состоялись хорошие переговоры с премьер – министром Индии Ваджпаи (Vajpayee), и что ни одна из сторон не собиралась развертывать ракеты с ядерными боеголовками. Он высказал мнение, что, поскольку обе стороны обладали ядерным оружием, то полномасштабная война между ними стала невозможной. Дай Бог, чтобы так оно и было.

Пакистанцы – выносливый народ, среди них достаточно талантливых и образованных людей, чтобы построить современное государство. Увы, бесконечная война с Индией истощает ресурсы Пакистана и подрывает его потенциал.

Мои взгляды на европейцев во многом сформировались под влиянием взглядов англичан в 50-ых – 60-ых годах. Европейцы казались несколько странными и отличавшимися от более сплоченных и законопослушных англичан. Французы казались склонными к бунтам, революциям и изменениям конституции; немцы проявляли тенденцию к использованию силы для решения спорных вопросов. Но с тех пор, как премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан внес предложение о вступлении страны в Европейское экономическое сообщество (ЕЭС

– European Economic Community, ныне Европейский союз – European Union), я уже не сомневался, что вступление Великобритании в ЕЭС со второй или третьей попытки было делом времени. После того, как в 1968 году Великобритания заявила о выводе своих войск к востоку от Суэца, премьер-министр Гарольд Вильсон вновь обсудил это предложение с премьер-министром Шарлем де Голлем (Charles de Gaulle). Из этого опять ничего не вышло, но переговоры еще раз показали, насколько важной стала Европа для Великобритании.

Великобритания хотела присоединиться к европейским странам, чтобы вырваться из порочного круга замедленного экономического роста. По сравнению с экономикой Великобритании экономика Германии, Франции, стран Бенилюкса и даже Италии, – членов ЕЭС, росла быстрее. Было очевидно, что