— Оставим это покуда, — сказал Банаркамье и вернулся к допросу, повторяя то, о чем спрашивал, требуя больше деталей и выслушивая их без всякого выражения на лице. Сохраняя лицо. Показывая, что не доверяет заложнику. Он пытался выжать, что еще Райайе говорил о вторжении или контрнаступлении на юге. Эсдан повторил несколько раз, что Райайе сказал, что президент Ойо ожидал вторжения Освободительных сил в эту провинцию, ниже по реке от Ярамеры. Всякий раз он прибавлял: «Я не имею ни малейшего представления, сказал ли мне Райайе хоть одно слово правды». На четвертом или пятом круге он сказал:

— Простите, генерал, я должен опять спросить о здешних людях…

— Вы знали кого-нибудь здесь до того, как попали сюда? — резко спросил один из молодых.

— Нет. Я спрашиваю о прислуге. Они были добры ко мне. Ребенок Камзы болен, ему нужен уход. И мне было бы приятно узнать, что за ними есть уход.

Генералы совещались друг с другом, не обращая внимания на его просьбу.

— Любой, кто остался здесь, в таком вот месте, после Восстания, хозяйский прихвостень, — подал голос задьйо Тэма.

— А куда им было деваться? — спросил Эсдан, стараясь говорить спокойно. — Тут вам не свободная провинция. Тут надсмотрщики все еще властвуют в полях над рабами. И все еще применяют клетку- сгибень. — на последнем слове голос его дрогнул, и он мысленно выругал себя за это.

Банаркамье и Тюэйо все еще совещались, не обратив на его вопрос никакого внимания. Метой встал.

— Довольно на сегодня, — распорядился он. — Идите за мной.

Эсдан заковылял за ним через холл, вверх по лестнице. Юный задьйо поспешал за ними, явно по приказу Банаркамье. Никаких приватных разговоров. Метой, однако, остановился у двери в комнату Эсдана и сказал, глядя на него сверху вниз: «О прислуге позаботятся».

— Спасибо, — тепло произнес Эсдан и добавил. — Гана лечила мою ступню. Мне необходимо ее увидеть.

Если он им нужен целый и невредимый, почему бы не использовать свои страдания как средство воздействия. А если он им не нужен, другие средства тоже не принесут пользы.

Спал он мало и плохо. Он всегда жаждал информации и действия. Он изнемогал от незнания и беспомощности, искалеченный физически и умственно. И он был голоден.

Вскоре после рассвета он подергал дверь и убедился, что она заперта снаружи. Он долго кричал и стучал, пока наконец не появился хоть кто-то — перепуганный молодой человек, по всей вероятности, часовой, а за ним Тэма, сонный и хмурый, с ключом от двери.

— Я хочу видеть Гану, — весьма повелительно произнес Эсдан. — Она ухаживает вот за этим. — Он жестом указал на свою повязку. Тэма закрыл дверь без единого слова. Примерно через час ключ снова загремел в замке, и вошла Гана. За ней следовал Метой. За ним следовал Тэма.

Гана приняла перед Эсданом почтительную позу. Он быстро подошел к ней, опустил ладони на ее плечи и прижался щекой к ее щеке.

— Хвала владыке Камье за то, что я вижу тебя во здравии! — произнес он те слова, которые часто говорили ему такие, как она. — А Камза, малыш, как они?

Она испугалась, задрожала, волосы у нее были неприбраны, веки покраснели, однако она довольно быстро оправилась после его неожиданно братского приветствия.

— Теперь они на кухне, господин, — сказала она. — Эти солдаты возвестили, что нога причиняет вам боль.

— Это я им так сказал. Может, ты переменишь мне повязку?

Он сел на постель, и она принялась разматывать ткань.

— А остальные в порядке? Хио? Чойо?

Она качнула головой.

— Прости, — сказал он. Он не смел расспрашивать ее дальше.

Она не так хорошо забинтовала его ногу, как раньше. В ее руках почти не осталось силы, чтобы затянуть повязку потуже, и она торопилась, нервничая под взглядами двоих незнакомцев.

— Надеюсь, Чойо вернулся на кухню, — сказал он наполовину для нее, наполовину для них. — Должен же кто-то заниматься стряпней.

— Да, господин, — сказала она.

Никаких «господ», никаких «хозяев», хотел он крикнуть в страхе за нее. Он взглянул не Метоя, стараясь понять его отношение к происходящему, и не смог.

Гана окончила работу. Метой одним словом отослал ее прочь, а за нею вышел и задьйо. Гана ушла с охотой, Тэма противился.

— Генерал Банаркамье… — начал было он. Метой посмотрел на него. Юноша заколебался, нахмурился и подчинился.

— Я присмотрю за этими людьми, — сказал Метой. — Я всегда этим занимался. Я был надсмотрщиком в поселке. — Он взглянул на Эсдана своими холодными черными глазами. — Я вольнорезанный. Таких, как я, теперь осталось немного.

— Спасибо, Метой, — помолчав, сказал Эсдан. — Им нужна помощь. Они ведь не понимают.

Метой кивнул.

— И я тоже не понимаю, — добавил Эсдан. — Есть ли у освободительных сил план вторжения? Или Райайе изобрел его как предлог для применения бибо? Верит ли в это Ойо? Верите ли в это вы? Есть ли там, за рекой, Армия Освобождения? Вы принадлежите к ней? Кто вы? Я и не жду, что вы ответите.

— А я и не отвечу, — сказал евнух.

Если он и двойной агент, подумал Эсдан после его ухода, работает он на Командование освободительных сил. Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться. Этого человека он хотел видеть на своей стороне.

Но я сам не знаю, на чьей я стороне, подумал он, возвращаясь на свое кресло возле окна. На стороне Освобождения, само собой — но что такое Освобождение? Уже не идеал свободы для порабощенных. Уже нет. И никогда впредь. С началом Восстания Освобождение стало армией, политической махиной, огромным скопищем людей, вождей и будущих вождей, амбициями и алчностью, удушающими силу и надежду, неуклюжим дилетантским правительством, шарахающимся от насилия к компромиссам, все более сложным, и уже никогда не познать той прекрасной простоты идеала, чистой идеи свободы. Вот чего я хотел, вот во имя чего я трудился все эти годы. Замутить благородно простую структуру кастовой иерархии, заразив ее идеей справедливости. А затем обескуражить благородно простую структуру идеала человеческого равенства попыткой претворить ее в жизнь. Монолитная ложь рассыпается на тысячи несовместимых истин — так вот чего я хотел. И я пойман в ловушку безумия, глупости, бессмысленной жестокости происходящего.

Они все хотят извлечь из меня пользу, подумалось ему, а я уже пережил собственную полезность — и эта мысль пронизала его, словно сноп солнечных лучей. Он все еще думал, что может что-нибудь сделать. Ничего он не может.

Тоже своего рода свобода.

Неудивительно, что они с Метоем поняли друг друга сразу и без единого слова.

К двери подошел задьйо Тэма, чтобы сопроводить его вниз. Снова в собачью комнату. Всех с замашками вождей влекла к себе эта комната, ее мрачная мужественность. На сей раз в комнате оказалось всего пятеро — Метой, двое генералов и двое в ранге рега. Над всеми доминировал Банаркамье. С расспросами он покончил и теперь был настроен распоряжаться.

— Мы отбываем завтра, — заявил он Эсдану. — Вы вместе с нами. Мы получим доступ в голосеть Освобождения. Вы будете говорить от нашего имени. Вы скажете правительству легов, что Экумена знает, что они собираются применить запрещенное оружие, и предупредите их, что если они это сделают, возмездие будет страшным и беспромедлительным.

У Эсдана кружилась голова от голода и бессонницы. Он стоял неподвижно — сесть ему не предложили — уставясь в пол и вытянув руки по швам. Еле слышно он прошептал:

— Да, хозяин.

Банаркамье вздернул голову, глаза его сверкнули.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату