непосредственно перед моей ретирадой сюда с земной гравитацией явно не все было в порядке, наблюдались какие— то локальные ее аномалии. Но к коту это определенно не относится, тут совсем иные заморочки. Слава Богу, я пока еще не в том состоянии, чтобы впадать в панику от чьих-то грациозных движений. Напротив, нахожу их весьма приятными и даже в чем-то утешительными.

Пока вскрывала для подлизы жестянку с сардинами, раздался стук в дверь. Поскольку я всегда с великим нетерпением ожидаю свежую почту, то, бросив консервный нож, тут же помчалась к выходу:

— Кто там? Почтальон?

Из-за двери донеслось что-то вроде невнятного «Ага!», и я откинула щеколду. Мимо меня, грубовато пихнув в бок, протиснулось нечто. Оставив в прихожей чудовищных габаритов рюкзак и маленько размяв плечи, нечто выдохнуло:

— Вау!

— Как же вы меня отыскали здесь? — подивилась я.

Глядя в упор, нечто повторило мне в тон:

— К-хак?

Тут в памяти всплыли былые мои размышления о речи животных, и я стала склоняться к предположению, что передо мной, возможно, и не человек вовсе, а небольшая такая почтовая собачонка (большие ведь редко говорят «ага», «вау» и «к-хак», если только специально тому не обучены).

— Проходи-ка, приятель, проходи, — дружелюбно поманила я гостя на кухню. — Ну, давай, смелее, хороший песик, вот умница!

Визитер выглядел столь истощенным, что я незамедлительно скормила ему банку тушенки с бобами. Глотал он жадно, давясь и чавкая. Когда закончил, облизнулся и несколько раз повторил свое «вау!», на сей раз уже позвонче. Я вознамерилась было потрепать пса по загривку, как вдруг он окаменел, шерсть дыбом, в горле глухо заклокотало — кота заметил!

Мурлыка же мой, напротив — смерив новичка взглядом сразу по прибытии, никакого интереса к нему не выказал и, восседая теперь на папке с «Хорошо темперированным клавиром», тщательно смывал с усов сардинное масло.

— Р-р-гав! — рявкнул пес, которого я мысленно уже окрестила Пиратом. — Гав! Да вы хоть знаете, что это за кот такой? Это же кот самого профессора Шрёдингера!

— Вовсе нет, теперь он мой собственный! — возразила я в довольно резком тоне.

— Ну, разумеется, ведь самого герра Шрёдингера давно уже нет в живых, да почиет он в мире, но кот этот уж точно его. Я видел эту хитрую морду на сотнях иллюстраций. Доктор Эрвин Шрёдингер, видите ли, — это величайший из физиков! Гав! Подумать только, обнаружить его кота! И где!

Кот, презрительно покосившись на пса, вернулся к прерванным на миг гигиеническим процедурам. На морде Пирата застыло выражение благоговейного трепета.

— Видать, так оно было суждено, — хрипло выдохнул пес. — Вау! Именно суждено. Случайным совпадением такое никак не назовешь. Слишком уж это невероятно — я с ящиком, вы с котом. Встретиться-здесь-сейчас! — Пират перевел взгляд на меня, глаза лучились восторгом. — Ну, разве не чудо? Я немедленно приготовлю ящик! — Едва прогавкав это, он помчался в прихожую за своим безразмерным рюкзаком.

Пока кот отмывал себе передние лапки, Пират успел полностью распаковаться. Когда черед процедур дошел до хвоста и брюшка — мест, трудясь над которыми, даже котам непросто выказывать грацию, — пес стал складывать извлеченные из рюкзака принадлежности в единое целое, весьма затейливое по своему устройству. Меня просто поразило, как синхронно оба они завершили свои действия — точно в одну и ту же секунду, будто сговорились заранее. И впрямь могло бы почудиться, что это неспроста, что в деле замешано нечто помимо слепого случая. Оставалось лишь надеяться, что причина кроется не во мне самой.

— Что это? — поинтересовалась я, указывая на торчавший из стенки конструкции стальной протуберанец. Про саму коробку спрашивать было нечего — с виду ящик как ящик.

— Пушка! — с неприкрытой гордостью ответил Пират.

— Пушка?

— Чтобы застрелить кота.

— Застрелить кота?

— Или не застрелить кота. Это уж как фотон ляжет.

— Фотон?

— Ага! В том-то и заключается знаменитый Gedankenexperiment (мысленный эксперимент — нем.)

доктора Шрёдингера. Видите ли, внутри ящика есть крохотный эмиттер. В момент «зеро», спустя пять секунд как захлопнешь крышку, он выстреливает одну-единственную световую корпускулу прямиком в полупрозрачное зеркало. Для фотона квантовая вероятность пролететь сквозь такое зеркало равна одной второй, не так ли? Именно так! Если пролетит, активируется электронный триггер, и пушка бабахнет. Если фотон отразится от амальгамы, пушка не выстрелит. Теперь возьмем кота и запихнем вовнутрь. Кот в ящике. Закрываем крышку. Отходим, становимся в сторонке и ждем. Что произойдет?-

Глаза Пирата полыхали дьявольским азартом.

— Кот проголодается? — рискнула предположить я.

— Да нет же, кот либо будет застрелен, либо нет! — простонал пес, в отчаянии хватая меня за руку — по счастью, не зубами. — Но пушка у нас бесшумная, абсолютно бесшумная. Да и сам ящик звуконепроницаемый. Не существует способа узнать, жив ли еще кот, покуда не откроем крышку. Другого способа просто нет. Чувствуете, ведь именно в этом и кроется центральный парадокс всей квантовой механики. До момента «зеро» с нашей системой, будь то на квантовом уровне или на нашем с вами, все просто и ясно. Зато после него она может быть представлена только линейной комбинацией двух волн. Мы не можем предугадать поведение фотона, а тем самым и всей системы в целом. Мы просто не в силах! Господь играет с миром в орлянку! Это великолепно доказывает, что, если ты стремишься хоть к какой-то определенности, тебе придется сотворить ее самому!

— Как это?

— Открыв крышку ящика, разумеется, — отозвался Пират, глядя на меня с внезапным разочарованием, если не с подозрением — вроде того баптиста, который, разоряясь на религиозные темы, вдруг обнаруживает, что в собеседниках-то у него вовсе никакой не баптист, а методист или даже — упаси Господи! — презренный папист. — Чтобы узнать, сыграл кот в ящик или нет.

— Уж не утверждаешь ли ты, — сказала я, взвешивая каждое свое слово, — что пока ящик заперт, кот в нем ни жив ни мертв?

— Ага! — возликовал Пират, снова принимая меня в свою конфессию. — А также, может статься, и жив, и мертв.

— Но почему ты считаешь, что, откинув крышку, мы сведем систему к единственной возможности, к определенно живому либо определенно мертвому коту? Разве, открывая ящик, мы с тобой не становимся частью системы?

— К-хак это? — с недоверием тявкнул Пират после несколько затянувшейся паузы.

— Ну, видишь ли, мы ведь обязательно повлияем на систему, на эту твою волновую суперпозицию. Ведь нет никаких оснований считать ее ограниченной лишь внутренним объемом открытого ящика, согласен? Значит, когда мы сунем нос в ящик, это будем мы, ты и я, оба глядящие на живого кота, и вместе с тем мы оба, глядящие на мертвого. Усекаешь, где собака зарыта?

Как будто грозовое облачко, накатив на небо, помрачило взгляд Пирата. Он хрипло тявкнул дважды и бессильно поплелся прочь. Не оборачиваясь, тоскливо бросил через плечо:

— Нет никакой необходимости усложнять все это дело. Оно и без того непростое.

— Ты так уверен?

Пес обернулся, грустно кивнул. Затем жалобно проскулил:

— Послушайте. Ведь это все, что у нас с вами есть, — обыкновенный ящик. Вот этот. Да еще кот. Оба они здесь. Ящик и кот. Давайте сунем кота в ящик. Ну, прошу вас. Позвольте мне сделать это.

— Ну уж нет! — отшатнулась я.

— Пожалуйста. Ну, пожалуйста! Хотя бы на минутку. Ну, хоть на полминутки. Позвольте запихнуть