В письме ко мне, как всегда, нежность, любовь! Недолго думая, я в конверт с её адресом вкладываю письмо Дау, адресованное мне, запечатываю и, удовлетворённая после совершения этой подлости, опускаю письмо в её почтовый ящик уже не дрожащей рукой.

Вернувшись с юга, Дау, смеясь, сказал: нельзя в один день писать письма жене и любовнице.

— Коруша, эта девица вышла замуж и уехала из Москвы.

С чувством глубокой вины я слушала Дау, а сама думала: девица поняла из письма, адресованного мне, что этот академик любит жену, и, пока есть жених, поспешила замуж. Все девушки хотят замуж, эта традиция моде не подвластна.

Мир и счастье опять воцарились у нас в доме. Год, два, три Дау ужинает дома с друзьями или со мной, только один раз в неделю уходит. Я не интересуюсь куда. От счастья я расцвела.

Гарику пять лет. Я все ещё пользуюсь успехом, молодые парни пристают на улицах Москвы, все называют девушкой. Я тщательно слежу за собой. Мне нужно соревноваться с молодыми и красивыми девушками Дау. С какой жадностью я ловлю взгляды Дау, когда его глаза искрятся. Я чувствую, что он мной любуется, я горда. Все свои свободные деньги трачу на тряпки и портных. Стала очень вежливо и доброжелательно высказываться о Женьке, его Зиночке и Зигуше, чтобы избежать крупных штрафов за каждую сказанную злобную шпильку в адрес его друзей. Иногда сдержаться очень трудно, не удержишься, съязвишь, но через пару минут раскаиваешься. Прошу прощения у Дауньки, и штраф отменяется. Дау рад и горд, что так меня «отшлифовал». Он был горд, что приобщил меня к настоящей культуре!

— Смотри, Коруша, как ты воспиталась. Давненько я тебя не штрафовал, давай я тебя профилактически оштрафую на пару тысяч, чтобы ты вдруг не начала меня снова ревновать.

А потом вдруг, как снег на голову, нашлись «друзья», которые сочли нужным открыть мне глаза. Оказывается, у Дау уже четыре года роман с Верочкой Судаковой. Вспомнила, давно вошло в систему: Дау, Гарик, чета Судаковых на выходной день выезжают на нашу дачу и ходят на лыжах.

В очередной приезд к маме на дачу я её спросила:

— Мама, скажи, эта Верочка очень красива?

— Ты что, уже узнала?

— Да, узнала!

— И кому это понадобилось рассказывать тебе?

— Мама, это совсем неважно. Она красива?

— Да, красива, Корочка, она лучше тебя и совсем ещё молодая. Я ощутила унизительное чувство своей неполноценности: она ещё молода, а я стою на пороге уже второй молодости! Надо примириться, покориться. Гарик уже школьник, ему отец нужнее меня. Когда сын вырастет, я ему скажу: отца я тебе выбрала замечательного. Главное для меня было сохранить отца для сына. Я безгранично верила Дау, знала: если я не нарушу нашего брачного пакта о ненападении, он никогда не оставит меня, и ни одной раскрасивой красавице, обладающей неоценимым даром молодости, не удастся его женить на себе. В этом я была уверена так же, как и в том, что завтра опять взойдёт солнце. Ужасно, когда на склоне лет академики оставляют своих жён и женятся на молодых.

— Корочка, что случилось, почему ты такая грустная, опять забыла о том, что ты самая счастливая женщина? Давай на всякий случай оштрафую за грустное выражение лица!

Приходилось врать:

— Даунька, у меня болят ноги. Прости, что же делать? — Я вызову врача.

— Нет, Дау, не надо, уже поздно.

— Все равно, ты очень виновата, врачи настоятельно тебе советовали курортное лечение каждый год, а ты в прошлом году пропустила, твоё тело — это моя собственность, и я не могу допустить, чтобы ты так небрежно относилась к тому, что мне так дорого. Вот, слушай мои условия: если ты не поедешь в этот сезон на курортное лечение Сочи — Мацеста, штраф в пять тысяч рублей высчитаю из первого книжного гонорара. Если едешь лечиться, вся стоимость курорта из моего личного фонда.

— Как? И девушкам на шоколад и цветы меньше останется? — Да, Коруша, но ведь и ты моя девушка, так что все твои курортные расходы за мой счёт.

— Коруша, когда ты сегодня была на даче, из Ленинграда звонила Соня, она очень просила, чтобы Эллочка погостила это лето у нас. Этой весной Элла кончает институт.

— Даунька, а можно устроить так: когда Элла приедет к нам выходить замуж, Зигуш воздержится от своих командировок в Москву.

— Конечно, он не заинтересован посвящать дочь в свои интимные дела.

Эллочка сразу завела роман с одним из учеников Дау, приезжать стала часто. Зигуш приедет — Элла уедет, Элла уедет — Зигуш приедет.

Что делать? У всех любовь, у всех романы, а я должна всех их обслуживать! И мне стало тошно! Всему есть предел.

— Корочка, тебе не надоело до сверкающего блеска натирать полы? Я все равно всем рассказываю, что ты так же развлекаешься, как и я, но с большим успехом. Сбилась со счета своих любовников.

— Даунька, в романах друзья дома становятся любовниками жён, а твои друзья — просто зверинец!

— Почему ты молчала? Сам я не догадался. Я посоветуюсь, кого мне пригласить для тебя. И через несколько дней…

— Корочка, задала ты мне работу! Но мне удалось выяснить: есть неотразимый мужчина, он славится на всю академию. Я опросил множество девиц. Все назвали Л.. Но спрос на него велик, к нему девицы стоят по нескольку лет в очереди. На завтрашний вечер я кое-кого приглашу, придёт и Л..

— Дау, это тот самый Л., который, когда его по просьбе жены её дяди, генералы, вернули с фронта в Казань, он с вокзала до Казанского университета добирался больше месяца, т. е. дольше, чем шёл на фронт? До которого так и не дошёл!

— Коруша, это не его вина, его по дороге с вокзала до университета перехватывали девицы.

— Да, к такому верному мужу, как ты, мне только не хватало такого любовника, как Л..

— Ты опять недовольна?

— Даунька, я просто избегаю очередей.

Неотразимый мужчина явно растерялся, когда впервые пришёл к нам. Он не понимал, зачем он понадобился Ландау.

Дамы отсутствовали (хозяйка не в счёт), танцы тоже отсутствовали. Ужин, лёгкий светский разговор. Прославленному танцору и кавалеру негде было развернуться. В его глазах был вопрос к Ландау, были цепкость, жадность к успехам. А когда все разошлись, Дау спросил:

— Корочка, он тебе не понравился? Ты совсем с ним не кокетничала.

— Даунька, этот Л. с тебя глаз не спускал. Вероятно, он ждал, чтобы ты с ним заговорил о науке. По-моему, у него большая жадность к спецзаданиям. Он все пытался перевести тебя на этот разговор.

— Да, Курчатов их институт игнорирует, но говорить с Л. о науке мне и в голову не пришло.

Через несколько дней, когда Дау был дома, я отлучилась и несколько раз подряд из автомата телефонной будки набирала наш номер телефона. Услышав голос Дау, я опускала трубку на рычаг. Проделав такую операцию в течение нескольких дней, я достигла цели.

— Коруша, когда тебя нет, раздаются телефонные звонки, по-видимому, адресованные тебе. На мой голос поспешно трубка опускается на рычаг.

— Дау, это просто случайные звонки, мне звонить некому. — Нет, Корочка, эти звонки стали довольно часто повторяться и как назло, когда тебя нет дома. Кто-то явно добивается тебя!

А однажды, воспользовавшись тем, что Дау больше обычного не было дома, на следующее утро я стала отчаянно врать ему (не могла же я допустить, чтобы знаменитый бабник Коля Л. так мною пренебрёг на глазах у Дауньки, нельзя допустить, чтобы Дау усомнился в моем совершенстве):

— Дау, ты оказался прав, мне вчера вечером позвонил Колечка. Он сказал, что наконец-то услышал