фамилию, установил свое родство с Карвеном. Юноша со страстью предался изысканиям, касающимся этого человека. Запись о рождении Энн он нашел совершенно случайно, в ходе переписки с наследниками доктора Грейвза, который, покидая свою паству после Революции, ибо был верным сторонником короля, взял с собой дубликаты всех церковных записей. Вард написал им, потому что знал, что его прапрабабушка, Энн Тиллингест Поттер, принадлежала к епископальной церкви.
Вскоре после рождения дочери, события, по поводу которого предок Варда выразил огромную радость, странную при его обычной сдержанности, Карвен решил заказать свой портрет. Он поручил эту работу жившему тогда в Ньюпорте талантливому художнику — шотландцу по имени Космо Александр, впоследствии получившему известность как первый учитель Джилберта Стюарта. Говорили, что портрет, отличающийся необыкновенным сходством, был написан на стенной панели в библиотеке дома на Олни- Корт, но ни один из дневников, где упоминается этот портрет, не говорит о его дальнейшей судьбе. В то время сам Карвен стал как-то необычно задумчив и проводил почти все время на ферме в Потуксет Роуд. Утверждали, что он постоянно находился в состоянии тщательно скрываемого лихорадочного беспокойства, словно ожидая, что случится что-то невероятное, как человек, который вот-вот сделает необыкновенное открытие.
По всей вероятности, дело касалось химии или алхимии, потому что он перевез на ферму огромное количество книг по этому предмету.
Его интерес к общественной деятельности не уменьшился, и Карвен не упускал возможности помочь Стефану Хопкинсу, Джозефу Брауну и Бенджамину Весту, пытавшимся оживить культурную жизнь города, уровень которой был гораздо ниже, чем в Ньюпорте, прославившимся своими меценатами. Он помог Дэниэлу Дженксу в 1763 году основать книжную лавку и был его постоянный и лучшим клиентом, а также оказывал денежную помощь испытывавшей постоянные трудности «Газетт», которая выходила каждую пятницу в типографии под вывеской, изображавшей Шекспира. Он горячо поддерживал губернатора Гопкинса против партии Варда, ядро которой находилось в Ньюпорте, а его яркое красноречивое выступление в Хечер Холле в 1765 году против отделения Северного Провиденса способствовало тому, что предубеждение против него мало-помалу рассеялось. Но Эзра Виден, который постоянно наблюдал за Карвеном, пренебрежительно фыркал, когда при нем упоминали об этих поступках, и публично клялся, что все это не более, чем маска, служащая для прикрытия дел, более черных, чем глубины Тартара. Мстительный юноша принялся тщательно собирать сведения обо всем, что касалось Карвена, и особенно интересовался, что тот делает в гавани и на своей ферме. Виден проводил целые ночи в верфи: держа наготове легкую рыбацкую плоскодонку и увидев свет в окне склада Карвена, преследовал на ней небольшой бот, который часто курсировал взад-вперед по бухте. Он также вел самое пристальное наблюдение за фермой на Потуксет Роуд, и однажды его сильно искусали собаки, которых натравила на него странная индейская чета, прислуживающая на ферме.
2.
В 1766 году в поведении Джозефа Карвена произошла решительная перемена — напряженное ожидание, в котором он пребывал последнее время, сменилось радостным возбуждением, и он стал появляться на людях с видом победителя, с трудом скрывающего ликование по поводу блестящих успехов. Казалось, он еле удерживается от того, чтобы всенародно объявить о своих открытиях и великих свершениях; но, по-видимому, необходимость соблюдать тайну была все же сильнее, чем потребность разделить с ближними радость, так как он ни разу никого не посвятил в причину такой резкой смены настроения. Сразу же после переезда в новый дом, что произошло, по всей вероятности, в начале июля, Карвен стал повергать людей в удивление, рассказывая вещи, которые могли быть известны разве что давным-давно усопшим предкам.
Но лихорадочная тайная деятельность Карвена отнюдь не уменьшилась с этой переменой. Напротив, она скорее усилилась, так что все большее количество его морских перевозок поручалось капитанам, которых он привязывал к себе узами страха, такими же крепкими, как до сих пор боязнь разорения. Он полностью оставил работорговлю, утверждая, что доходы от нес постоянно падают; почти все время проводил на ферме в Потуксете, но иногда проходил слух, что он бывает в местах, откуда можно было легко попасть на кладбище, так что многие не раз задумывались над тем, так ли уж сильно изменились привычки и поведение столетнего купца. Эзра Виден, вынужденный время от времени прерывать свою слежку за Карвеном, отправляясь в плавание, не мог заниматься этим систематически, но зато обладал мстительным упорством, которого были лишены занятые своими делами горожане и фермеры; он тщательно, как никогда ранее, изучил все, связанное с Карвеном.
Странные маневры судов таинственного купца не вызывали особого удивления в эти беспокойные времена, когда, казалось, каждый колонист был полон решимости игнорировать условия Сахарного Акта который препятствовал оживленным морским перевозкам. Провезти контрабанду и улизнуть считалось скорее доблестью в Наррагансеттской бухте, и ночная разгрузка недозволенных товаров была совершенно обычным делом. Однако, наблюдая каждую ночь, как лихтер или небольшие шлюпы отчаливают от складов Карвена, находящихся в доках Таун-Стрит, Виден очень скоро проникся убеждением, что его зловещий враг старается избежать не только военных кораблей Его Величества. Раньше, до 1766 года, когда поведение Карвена резко изменилось, эти корабли были нагружены большей частью неграми, закованными в цепи. Живой груз переправляли через бухту и выгружали на заброшенном клочке берега к северу от Потуксета; затем их отправляли по суше вверх, по почти отвесному склону к северу, на ферму Карвена, где запирали в огромной каменной пристройке с узкими бойницами вместо окон. Но теперь все пошло по-другому. Неожиданно прекратился ввоз рабов, и на время Карвен отказался от своих ночных вылазок.
Затем, весной 1767 года, Карвен избрал новый способ действий. Лихтеры снова регулярно отплывали, покидая темные молчаливые доки, на этот раз спускались вдоль бухты на некоторое расстояние, очевидно, не далее Ненквит Пойнт, где встречали большие корабли разных типов и перегружали с них неизвестные товары. Потом команда Карвена отвозила этот груз к обычному месту на берегу бухты и переправляла его по суше на ферму, складывая в том же загадочном каменном здании, которое прежде служило для содержания негров. Груз большей частью состоял из больших коробок и ящиков, многие из них имели продолговатую форму и вызывали неприятные ассоциации с гробами.
Виден с неослабевающим упорством продолжал наблюдать за фермой, в течение долгого времени посещал ее каждую ночь; не проходило недели, чтобы он не побывал там, за исключением тех ночей, когда свежевыпавший снег давал возможность обнаружить его следы. Но даже тогда он подбирался как можно ближе по проезжей дороге или льду протекавшей поблизости речки, чтобы посмотреть, какие следы оставили другие посетители фермы. Когда, отправляясь в плавание, Виден должен был прерывать свои наблюдения, он нанимал своего давнего знакомого по имени Элеазар Смит, который заменял его на этом посту; оба приятеля могли бы поведать множество странных вещей. Они не делали этого только потому, что знали — лишние слухи могут лишь предупредить их жертву и сделать таким образом невозможным их дальнейшие наблюдения. Прежде, чем что-либо предпринять, они хотели добыть точные сведения. Должно быть, они узнали немало удивительного, и Чарльз Вард часто говорил своим родителям, как он сожалеет, что Виден решил сжечь свои записи. Все, что можно сказать об их открытиях, почерпнуто из довольно невразумительного дневника Элеазара Смита, а также высказываний других мемуаристов и авторов писем, которые могли лишь повторить услышанное от других. По их словам, ферма была лишь внешней оболочкой, под которой скрывалась беспредельно опасная мрачная бездна, мрачные глубины которой недоступны человеческому разуму.
Впоследствии стало известно, что Виден и Смит уже давно убедились в том, что под фермой пролегает целая сеть туннелей и катакомб, в которых, кроме старого индейца и его жены, находится множество других людей.
Само здание фермы со старинной остроконечной крышей, построенное в середине XVII в., уцелело. В доме была огромная дымовая труба и восьмиугольные окна с ажурной решеткой. Лаборатория находилась в северной пристройке, где кровля спускалась почти до земли. Дом стоял в стороне от других построек, и, поскольку оттуда в самое необычное время часто доносились странные звуки, должен был существовать доступ в дом через подземные потайные ходы. До 1766 года здесь раздавались невнятное бормотание и шепот негров, лихорадочные крики, сопровождавшиеся странными песнопениями или заклинаниями. Но
