Но он умер, — Гарви остановился и диким взглядом посмотрел туда, где обычно сидел его отец. — Кто же будет знать о моей правоте?

— О Гарви, Гарви!

— Да, есть один человек, который узнает, должен узнать меня, прежде чем я умру. Как ужасно умереть, оставив после себя лишь опозоренное имя!

— Не говорите о смерти, Гарви, — сказала экономка; оглядевшись по сторонам, она подбросила дров в очаг, чтобы пламя дало побольше света.

Волнение Гарви, вызванное событиями минувшего дня и уверенностью, что его ждут новые беды, улеглось: у этого необыкновенного человека чувства недолго господствовали над разумом. Заметив, что тьма уже окутала все кругом, разносчик поспешно закинул на плечи свой тюк и ласково взял Кэти за руку.

— Мне жаль расставаться с вами, добрая женщина, — сказал он, — но час наступил, и я должен уходить. Все, что здесь осталось, принадлежит вам, мне ничего больше по нужно, а вам эти вещи могут пригодиться. До свиданья, мы еще увидимся…

— В аду, — вдруг раздался голос. И разносчик в отчаянии опустился на сундук, с которого он только что поднялся.

— Как, еще один тюк! И здорово же вы успели его набить, мистер Бёрч.

— Неужели тебе мало зла, которое ты совершил! — воскликнул, вскочив на ноги, разносчик, к которому снова вернулась твердость духа. — Разве мало того, что ты омрачил последние минуты умирающего и ограбил меня? Чего тебе еще надо?

— Твоей крови, — с холодной злобой сказал скиннер.

— Ради денег! — горестно воскликнул разносчик. — Ты, как Иуда, хочешь разбогатеть ценою крови!

— Цену за нее дают немалую. Пятьдесят гиней — почти столько золота, сколько потянет чучело из твоего трупа, мой джентльмен!

— Вот пятнадцать гиней, — поспешно сказала Кэти, — этот комод и кровать принадлежат мне; если вы обещаете оставить Гарви в покое только на час, они будут ваши.

— На час, — оскалив зубы, повторил скиннер и алчно посмотрел на деньги.

— Только на час, вот берите!

— Стойте, не доверяйте этому негодяю! — крикнул разносчик.

— Плевал я на ее доверие! — с жестокой радостью отозвался мародер. — Деньги в надежных руках, а твою наглость я уж как-нибудь стерплю за пятьдесят гиней, которые мне дадут, когда я притащу тебя на виселицу!

— Идем! — гордо сказал разносчик. — Отведи меня к майору Данвуди, он, может быть, окажется добрым и справедливым человеком.

— А для чего мне идти в такую даль, да еще в такой позорной компании? К тому же этот мистер Данвуди отпустил на все четыре стороны двух или трех тори note 36. Отряд капитана Лоутона стоит в полумиле, и его расписка годится так же, как расписка майора, чтобы мне выдали па-граду. Как вам нравится мысль поужинать сегодня вечером с капитаном Лоутоном, мистер Бёрч?

— Отдайте мои деньги или отпустите Гарви! — завопила в испуге экономка.

— Ваша взятка маловата, почтенная леди, разве что у вас найдутся еще денежки в кровати.

Мародер ткнул штыком в матрац и распорол его, глядя со злорадным удовольствием, как рассыпалась по комнате солома.

— Если есть еще в пашей стране закон, я найду на вас управу! — крикнула Кэти, в тревоге за свою новую собственность забыв об опасности, грозящей ей самой.

— На нейтральной территории закон на стороне того, у кого сила, а мой штык длиннее вашего языка; так уж лучше придержите его, не то как бы вам не остаться в убытке.

В темноте за дверью стояло несколько скиннеров, среди них маячила фигура человека, казалось не желавшего, чтобы его заметили. Однако, когда кто-то подбросил дров в очаг, вспышка пламени осветила его лицо, и Бёрч узнал в нем покупателя своих скромных владений. Он перешептывался с мародером, стоявшим рядом с ним, и это навело Гарви на мысль, что его жестоко одурачили и негодяй был в стачке со скиннерами. Но было поздно возмущаться, и Гарви Бёрч твердым шагом двинулся за своими преследователями, словно его ждал триумф, а не виселица. Когда они шли через двор, вожак шайки, споткнувшись о бревно, упал и слегка ушибся.

— Окаянный чурбан! — в ярости воскликнул он, вскочив на ноги. — В такую темень далеко не уйдешь. Киньте-ка головню в ту кучу пакли, чтоб было посветлей!

— Стойте, вы подожжете дом! — закричал “делец”.

— Тем лучше будет видно, — ответил скиннер и бросил горящую головню в кучу сухого мусора. В одну минуту дом запылал.

— Теперь пошли в горы, пока пламя освещает нам дорогу.

— Злодеи! — завопил “делец” в отчаянии. — Вот она, ваша благодарность, вот награда за то, что я помог вам поймать разносчика!

— Коли ты собираешься нас оскорблять, то лучше отойди подальше от огня; при таком ярком свете я не промахнусь! — крикнул вожак шайки.

В следующее мгновение он выстрелил, но, к счастью, не попал ни в онемевшего от страха “дельца”, ни в столь же перепуганную экономку, которая из довольно зажиточной женщины сразу превратилась в нищую. Благоразумие подсказало обоим, что лучше отступить, и побыстрей. На другое утро на том месте, где был дом разносчика, торчала лишь громадная труба, уже упомянутая в нашем повествовании.

Тихая, ясная погода, стоявшая после описанной нами бури, как это часто бывает в американском климате, неожиданно испортилась. К вечеру с гор подул холодный, порывистый ветер, а внезапный снегопад не оставил сомнений, что на дворе ноябрь — нора, когда летнюю жару сменяет зимняя стужа. Френсис стояла в своей комнате у окна; глубокая печаль, с какой она наблюдала за медленно проходившей похоронной процессией, была, очевидно, вызвана не только этим зрелищем. Что-то в скорбном погребальном обряде отвечало ее чувствам. Когда Френсис оглянулась, она увидела деревья, сгибавшиеся под напором ветра, с такой силой мчавшегося по долине, что сотрясались даже постройки; ветер срывал листья с ветвей и уносил их в беспорядочном вихре, а лес, еще так недавно сиявший на солнце разнообразными красками, на глазах терял свою красоту. Вдалеке, на возвышенностях, можно было разглядеть фигуры кавалеристов, охранявших горные проходы, которые вели к расположению американских войск; они склонялись над седлами и плотнее закутывались в плащи, спасаясь от жестокого ветра, проносившегося над просторами пресноводных озер.

Френсис смотрела, как медленно опускали деревянный гроб, как он скрылся во тьме могилы, и