смешно. Но ведь что-то, черт возьми. Что-то! Джек колебался; частью потому, что его напугало до онемения то, что он, как ему мерещилось, увидел в глазах мальчика. Частью потому, что боялся, как бы форсирование разрыва связи между Тоби и тем, что было соединено с ним, не повредило мальчику, не спровоцировало страшную психическую травму.
А этого делать не нужно, в этом нет смысла. Но тогда ничего не имеет смысла. Вся ситуация, и время, и место походили на сон.
Это был голос Тоби, да, но без его обычных оборотов речи и интонаций:
- В каких телах они уходят отсюда?
Джек решил ответить. Держа в руке пустую перчатку Тоби, он с ужасом понял, что должен теперь или подыгрывать, или убежать с сыном, или остаться с ним - безвольным и пустым, как перчатка. Родного по форме, но без содержания, чьи любимые глаза будут тусклыми всегда.
Насколько это бессмысленно? Мысли скакали, словно балансировали на краю пропасти, слепо нащупывая опору. Может быть, это помутнение рассудка?
Он сказал:
- Им не нужны тела, Шкипер. Ты это знаешь. Никому не нужны тела на небесах.
- Они - тела, - сказало то, в Тоби, загадочно. - Есть их тела.
- Больше нет. Теперь они - души.
- Не понимаю.
- Уверен, что понимаешь. Их души отправились на небеса.
- Есть тела.
- Они ушли на небо, чтобы быть с Богом.
- Есть тела.
Мальчик глядел сквозь него. Но глубоко в глазах Тоби что-то двигалось, как извивающаяся нитка дыма. Джек почувствовал, что нечто пристально на него смотрит.
- Есть тела. Есть куклы. Что еще?
Джек не знал, как отвечать.
Бриз, прошедший через этот край склона двора, был холоден, как будто содрал шкуру с ледников по пути к ним.
То-в-Тоби вернулось к первому вопросу, который он о задавало:
- Что они делают там, внизу?
Джек поглядел на могилы, затем в глаза мальчика, решив быть прямолинейным. Он ведь на самом деле говорит не с мальчиком, поэтому ему не нужно пользоваться эвфемизмами. Или он сошел с ума, вообразив себе всю беседу и это нечеловеческое присутствие. В любом случае, его прямота не важна.
- Они мертвы.
- Что - мертвы?
- Они. Эти три человека, зарытые здесь.
- Что значит мертвы?
- Без жизни.
- Что значит жизнь?
- Противоположность смерти.
- Что значит смерть?
В отчаянии Джек сказал:
- Пустота, отсутствие, гниение.
- Есть тела.
- Не всегда.
- Есть тела.
- Ничто не длится вечно.
- Все длится.
- Ничто.
- Все становится.
- Становится чем? - спросил Джек. Теперь он был вне ответов на вопросы, у него были свои собственные вопросы.
- Все становится, - повторяло То-в-Тоби.
- Становится чем?
- Мной. Все становится мной.
Джек подумал, о чем, черт возьми, ОНО говорит, и имеет ли сказанное для этого больше смысла, чем для него самого? Начал сомневаться в том, что сегодня проснулся. Может быть, он задремал? Если не сошел с ума, то, вероятно, заснул. Захрапел в кресле в кабинете, с книгой на коленях. Может быть, Хитер и не приходила, чтобы сказать ему о Тоби на кладбище, и в этом случае все, что ему нужно сделать, - пробудиться.
Бриз ощущался, как всамделишный. Не похожий на бриз во сне: холодный, пронизывающий. И он набрал достаточно силы, чтобы стать голосом. Шептать в траве, шелестеть в деревьях на краю верхнего леса, тихо-тихо плача.
То-в-Тоби сказало: - Приостановлены.
- Что?
- Вид сна.
Джек поглядел на могилы.
- Нет.
- Ожидание.
- Нет.
- Куклы ждут.
- Нет. Мертвы.
- Расскажи мне их секрет.
- Мертвы.
- Секрет!
- Они просто мертвы.
- Скажи мне.
- Здесь нечего говорить.
Речь мальчика все еще была спокойной, но его лицо покраснело. Артерии, видимо, пульсировали на висках, как будто кровяное давление поднялось выше обычного.
- Скажи мне!
Джек непроизвольно задрожал, все больше страшась таинственной природы этих изменений, встревоженный тем, что он разбирается в ситуации меньше, чем думал, и что его невежество может привести к неверным решениям и подвергнуть Тоби большей опасности, чем та, в которой он находится.
- Скажи мне!
Охваченный страхом, смущением и разочарованием, Джек схватил Тоби за плечи, посмотрел в его чужие глаза:
- Кто ты?
Никакого ответа.
- Что случилось с моим Тоби?!
После долгого молчания:
- В чем дело, папа?
Кожа на голове Джека зудела. То, что его назвало 'папой' _э_т_о_, ненавистный чужак, было самым худшим оскорблением.
- Папа?
- Прекрати.
- Папа, что случилось?
Но это был не Тоби. Нет. Голос все еще не нес его естественных интонаций, лицо было вялое, а