Материалом ему послужил кусок траурной ленты, все на ту же Пасху оторванной от венка какого-то братка на кладбище (на памятнике покойник был изображен на фоне своей машины. Эмблема «мерседеса», знакомый Олегу по одноименной серии «экстази», был хорошо различим). Куколку Олег соорудил заранее, засунув ей в голову волос Зубова. Он посчитал, что этого достаточно для того, чтобы отождествление произошло.
Теперь он взял приготовленный нож с белым лезвием и сделал разрез на спине у куклы. Олег боялся, что кукла развалится, но она выдержала. В прорезь он положил клочок пергамента с написанным на нем именем «Дмитрий Зубов», а также посыпал туда перец чили. Потом он положил куколку в круг и обратился к Эшу да Каппа Претта.
Надо сказать, что Олег никогда раньше не практиковал подобной магии. Одно дело — наколдовать себе немного денег или попросить помощи в сексуальных делах, другое дело — убить человека. Может быть, Олег потому так и уцепился за этот случай, что давно уже думал, что хорошо бы попрактиковаться в
В момент раздумий и объявился Дима — и это сразу решило все вопросы. Мир Милы был таким же тонким и неральным миром, как вселенная вудуистких божеств. Получалось, что своей бестактной мистификацией Зубов потревожил покой универсума, намного превосходящего сложностью структуры его собственный — и потому было бы справедливо, если бы возмездие пршло из магического мира. Духи Вуду отомстили бы за поруганных принцев Семитронья.
Клиент должен был ждать Диму во дворе в девять вечера. В это время уже темнело, и труднее было заснять их встречу — и хотя заказчик ни о чем не просил, Дима на всякий случай взял с собой десяток марок: вдруг тот клюнет и удастся спихнуть ему все, уверяя, что это — опт и потому дешевле.
В прошлый раз, когда они встречались, покупатель приехал на роскошной машине. Дима залез внутрь, и из рук в руки они передали под приборной доской несколько купюр и две марки. Это было удобно, хотя Зубов чуть было не сел на измену — если бы покупатель хотел его наебать, лучшего места, чем машина, для этого нельзя придумать: пригрозить пистолетом или там ножом, все отобрать и выкинуть на полном ходу. Кто будет разбираться?
В тот раз, однако, все обошлось, а сегодня покупатель был без машины. Он сидел на скамейке в тени и окликнул Зубова, когда тот замер посреди двора, оглядываясь по сторонам. Дима радостно махнул рукой и, только приблизившись, понял, что это совсем другой человек.
Теперь пришел черед игл. Он втыкал их одну за другой, все двенадцать штук, стараясь попадать в те места, где должны были бы находиться чакры. Впрочем, он знал, что главная игла — тринадцатая. Священность этого числа в вудуисткой традиции имело множество объяснений, но сейчас Олег представил себе семь властителей Семитронья в качестве идеальных сущностей и прибавил к ним шестерых соответствующих им неведомых живых людей. Седьмой была Мила, она была мертва, и потому иголок было только тринадцать. Он воткнул последнюю прямо в сердце фигурки и замер, ожидая какого-то знака. Его не последовало, но он и так знал, что дело сделано. Смертоносное железо вошло в сердце — куколки ли, живого ли человека — теперь уже не разобрать.
Он поблагодарил всех Эшу и в особенности — Эшу да Каппа Претта и начал обратный отсчет. На счет «один» он должен был выйти из транса.
«Подпись я, что ли, перепутал?» — подумал Зубов. Каждый из клиентов имел условную подпись для сигналов на пейджер — так безопасней. Хотя риска не было фактически никакого, Зубов на всякий случай страховался: мало ли что будет дальше?
Сидевший в тени человек оказался старым знакомым, тоже — из деловых, как раз и познакомивший его с давешним покупателем. «Ну что ж, как говорится, старый друг лучше новых двух», — подумал Дима, огорченный, что его хитрые расчеты не сбылись и, похоже, ему так и не удалось заполучить нового клиента — и в этот момент человек поднялся со скамейки и вскинул руку. Беззвучный огонь дважды сверкнул в лицо Зубову.
Пятый лепесток
Загремел гром.
— Сейчас польет, — сказал Женя.
— До машины успеем добежать, — ответил Альперович, но со вторым раскатом грома ливень обрушился им на головы. Они влетели в первую попавшуюся дверь. Над входом было написано «Хинкальная». Внутри пахло.
— Переждем тут, — сказал Андрей.
— Как ты думаешь, есть тут можно? — спросила Женя.
— Во всяком случае, можно пить, — и Альперович направился к стойке, — у вас грузинское вино есть?
— Конечно, — ответила продавщица, толстая пергидрольная блондинка в белом, похоже еще советских времен, халате.
— А какое?
— «Хванчкара», «Кинзмараули», «Васизубани», «Алазанская долина», — над ее головой возвышалось чучело орла, вероятно — горного, учитывая грузинский колорит.
— А какое лучше? — спросила Женя.
Продавщица посмотрела на нее с изумлением.
— Все хорошие, — ответила она. — Настоящие. Хозяин сам из Грузии возит.
На секунду Андрей представил себе хозяина: почему-то в виде бородатого гиганта, сурового античного бога.
— Тогда бутылку «Долины», — сказал Альперович.
— Есть будете?
— Нет. То есть да. Хлеба, пожалуйста. И пускай столик вытрут.
Молодая, еле волочащая ноги, девушка выплыла из подсобки и лениво пошла вытирать столик. Альперович подумал, что они должны бы быть матерью и дочерью, и толстая апатичная тетка за прилавком — неизбежное будущее этой делано-томной девицы.
— Я не могу жить в этой стране, — сказала Женя, — какая, к чертовой матери, частная собственность, когда даже в частном кафе тот же срач, что и везде? Мы были на майские с Ромкой в Вене — совсем другой разговор.
— Там просто другой климат, — сказал Альперович, разливая вино.
Они встретились случайно, на улице. Женя решила купить себе новые туфли, а Альперович просто решил пройтись, отправив шофера на сервис менять масло. Так они и увидели друг друга в сквере, «словно молодые и бедные», как он пошутил.
— Я живу странной жизнью, — рассказывала Женя, — фактически я проживаю Ромкины деньги. Я не знаю, откуда они берутся и когда кончатся. Ты же знаешь, формально я что-то делаю у него в конторе, отвечаю за рекламу, провожу даже какие-то переговоры… но все это — словно игра, словно понарошку. Теперь вот они с Володей придумали какой-то фонд.
— Я знаю, — быстро сказал Альперович, — если все выгорит, будет очень круто.
— Рома сказал, у Володьки какие-то проблемы сейчас.
— Я знаю, — повоторил Альперович, — он вчера Машу с дочкой в Лондон отправил.
