— А кто это — он?
Роман внимательно посмотрел на Антона
— Если бы я знал — я б
— Даже если это был кто-то из своих?
— Нету у меня своих. Женька одна и была. А остальные — чужие они мне. И сейчас чужие, и в школе были. Они же презирали меня. Я же выслуживался! Я же был комсоргом! Мне характеристика была нужна для института! Я же первый деньги начал зарабатывать! Мне же больше всех всегда нужно было! А сейчас — мне уже достаточно, я уже остановился! А им все завидно! Да любой из них убил бы Женьку просто чтобы мне насолить! Кому она была нужна, сама по себе? Таких можно — за рубль десяток, за доллар — две дюжины.
И он еще раз отпил из горлышка, предоставив Анотону самому решать, каков должен быть курс валюты при такой неожиданной арифметике.
Дима Зубов уважал новых русских. В глубине души он считал, что они с ним — коллеги. Полагая, что сегодняшний коммерсант — это вчерашний советский фарцовщик (что вообще-то было неправдой), Дима думал, что делает то же, что делали нынешние деловые десять лет назад. Он нелегально торговал — тем, что на обычном рынке не было никакой возможности купить. Если в России объявят лигалайз — даже частичный, как в Голландии, — он сразу становится легальным бизнесменом. А что лигалайз могут объявить, Зубов не сомневался — на его памяти все, о чем говорили в школе, перевернулось с ног на голову, и он не видел ничего удивительного в том, что рано или поздно портрет Альберта Хофманна будет висеть в каждом классе, как нынче висят портреты Менделеева, придумавшего рецепт русской водки. Тогда Зубов и его клиенты вместе напишут мемуары, о том, как они боролись за лучшую жизнь для всех. И даже, наверное, попадут в Думу или получат персональные пенсии. У них будут роскошные машины и большие квартиры, как у бизнесменов теперь. Зубов даже вывел формулу: «Драгдилер сегодня — это новый русский завтра». Поэтому ему нравилась его работа, и поэтому он уважал крутых коммерсантов.
Уважение его, в частности, проявлялось в том, что цены им он назначал ровно в два раза больше, чем обычным клиентам. Как коммерсанты они должны были понимать, что цена зависит не столько от товара, сколько от платежеспособности покупателя и, значит, никаких обид. Впрочем, богатых клиентов у него было не так уж много — один, может быть — два человека. Вероятно, сравнительная неудача Зубова на этом рынке объяснялась тем, что он не торговал кокаином — не из каких-либо принципиальных соображений, а просто потому, что никак не мог выйти на оптовых распространителей. Впрочем, со временем Зубов надеялся наладить нужные контакты, и тогда бизнес должен был круто пойти в гору, потому что — он это знал — торговать жесткими наркотиками гораздо выгодней, чем травой, психоделиками и экстази.
Впрочем, несколько клиентов подобного рода у него все-таки было — и потому, получив от одного из них сообщение на пейджер с просьбой о встрече, Зубов обрадовался и сразу отложил все остальные дела.
Сначала Олег приготовил алтарь. Мелом на поверхности исцарапанного полированного стола он нарисовал круг и разметил его семью несимметричными трезубцами, сгруппированными в правой части. Потом зажег свечи, положил в центр хрустальный шар и разложил подношения: два пера, несколько очищенных бананов, привезенные из Крыма ракушки, блюдечко с благовониями Абра-Мелина, таблетку «экстази» и череп. Череп был кошачий, хотя, конечно, лучше был бы настоящий, человеческий. Когда он на Пасху ходил с родителями на кладбище к деду, он даже присматривал могилу, которую было бы сподручней раскопать — но вот так и не собрался, а теперь было не до того. Хорошо, что он успел нарыть тогда могильной земли, которой сейчас присыпал контур круга. Потом он зажег красные свечи — в отличие от черных, они означали быструю смерть.
Олег сел на стул, уставился глазами в шар и постарался войти в транс. Прежде всего следовало прогнать воспоминания о люстре, которую этот шар когда-то украшал. Люстра висела в большой комнате, в квартире его родителей, и иногда, когда болел младший брат, Олега укладывали спать там. В свете фар проезжавших за окнами машин, шар был очень хорошо виден, и каждый вечер, когда ему доводилось ночевать в гостиной, маленький Олег подолгу на него смотрел. Теперь он склонен был считать это своими первыми опытами медитации и трансовых состояний — но в настоящий момент мысли о детстве (сказка на ночь, мамин поцелуй, детский сад по утрам) следовало прогнать. «Мое тело застывает, я не могу пошевелиться, — сам себе сказал Олег, — с каждой секундой я все больше погружаюсь. Я не двигаюсь, но не чувствую напряжения. Я вхожу в транс».
В магнитофоне играли Dead Can Dance, уже изрядно надоевшие Олегу, но почему-то прекрасно помогавшие в таких делах: возможно, как раз поэтому и помогавшие хорошо.
Мало-помалу дыхание стабилизировалось, предметы, находившиеся по краям поля зрения, покрылись белесой пеленой. Олег медленно начал считать до десяти. С десятым выдохом он замер и оставался неподвижным долгое время.
Это был тот самый коммерсант, которого Зубов только условно считал своим клиентом. Всего однажды, месяца два назад, он взял у Димы пару марок кислоты, и тот, понимая, что такого покупателя грех упускать, продал ему самое лучшее, что было на тот момент в Москве, чистое ЛСД, без примеси амфетаминов и других веществ, которые недобросовестные оптовики добавляют в кислоту, чтобы привлечь дискотечную молодежь. Возникла, правда, смешная проблема: покупатель требовал, чтобы на марке было обязательно изображено что-то вроде цветка или лучше даже лепестка. Пришлось долго рассматривать блок «котов» в поиске чего-то мало-мальски похожего на цветок. Игра стоила свеч — клиент был человек солидный, сразу видно — не любитель рейвов, скорее — вдумчивый исследователь, прочитавший наконец- то Кастанеду и решивший, что пора набраться психоделического опыта. Такому ни к чему была танцевальная эйфория — куда больше он был бы рад увидеть места силы в своей квартире или понять тайную структуру мира. Впрочем, чего тут понимать: мир — это место, где циркулируют энергии. Так, во всяком случае, считал Дима Зубов.
Расчет его оказался точен: клиент снова вышел на связь и, значит, хотел купить еще, убедившись, что дело стоящее. Что было приятно не столько по финансовым соображениям (хотя и по ним тоже), но и потому, что Зубов лишний раз убедился, что он умеет разбираться в людях. Потому что драгдилер тоже должен быть психологом, чтобы продать клиенту нужный наркотик: это только так говорится — «кислота», а марки — они разные бывают. Где спида добавят, где других амфетаминов, а кто-то, говорят, и опиатами не брезгует. Потому и картинки рисуют, чтоб человек знал, что покупает. И, соответственно, что продает.
Через час Олег почувствовал, что готов к следующему переходу. Он сказал себе, что хрустальный шар станет для него воротами в мир духов, и еще раз сосчитал до десяти. Потом он произнес призывание всей семьи Эшу, а после — призывание Эшу да Капа Претта:
Эшу да Капа Претта, часто отождествляемый с прославленным Бароном Самеди, был одним из самых мощных и мрачных духов из первого пантеона лоа. Он считался специалистом по черной магии, и работать с ним надо было чрезвычайно осторожно. Именно поэтому Олег слегка беспокоился в связи с кошачьим черепом.
Он повторил призывание несколько раз, а потом внезапно почувствовал, что Эшу да Капа Претта здесь. Тогда он достал сделанную из черного крепа куколку.
