лет от роду. Потому что ты сам видел мужчину, который выходил из ее квартиры, а я не верю в суккубов.
Косяк добрался до Антона, он затянулся и на выдохе сказал:
— Юлик, но ты же понимаешь, что на некотором уровне…
— Все я понимаю про уровни, — как-то даже раздраженно ответил Горский, — на некотором уровне нет не только смерти или нас с вами, но и металлов и планет. Не надо просто путать жанры. Олег пришел ко мне, чтобы я помог ему в решении практического вопроса: кто убил его соседку. Неважно, как я найду решение и неважно, что, скорее всего, оно не принесет никому облегчения… Но если мы ищем решение, то оно и должно быть найдено. И не надо подменять его твоими метафизическими спекуляциями.
Косяк снова попал к Горскому, и, затянувшись, он спросил Алену:
— А как звали этих королей?
— Лешутен, Корогун, Шангуил, Баросам и Дингард, — без запинки ответила она.
— Бля, — сказал Олег, — я слышал это имя. Его Мила сказала… она меня спросила что-то вроде: «А Дингард ушел?»
Антон добил пятку — и тут все понеслось в ускоренном темпе, как в анекдоте про черепах, которые
— На самом деле я была только рада, — призналась она, — я ее и так уже перестала понимать.
Впрочем, роман у них уже закончился, и парня этого она уже полгода не видела. Он был их одноклассником, и звали его Дима Зубов.
— Постой, — вдруг спросил Антон, — а он сейчас не в «Летюче» работает… ну в журнале, который Шиповский делает?
— Ну да, — сказала Алена.
— Так я же его знаю, — сказал Антон, — высокого роста, блондин с хорошей фигурой.
Алена кивнула, а Олег, оторвавшись от рассматривания радужной стороны вынутого из аудиоцентра компакта, неестественно громко сказал:
— Да и я, кажется, тоже его видел.
Она спросила «Проводишь?» и Антон повелся, хотя сегодня никакого интереса Алена у него уже не вызывала: не то трава вставила слишком сильно, не то просто после двух свиданий с Лерой морок рассеялся, и секс снова стал тем, чем он и был раньше: чем-то, чему люди придают слишком большое значение. Впрочем, в какие-то моменты Антон чувствовал в колыхании необъятной лериной плоти некую особую психоделику, как бы грезы о слиянии с матерью-землей, о погружении во влажные плотные глубины, о медленном тягучем ритме вечной трансформации, о времени, которое уже не время вовсе, потому что длится вечно… почти как под грибами, хотя грибы, конечно, лучше, тут и двух мнений быть не могло.
Впрочем, в любом случае бросать Алену сегодня вечером было неправильно. Теперь она чувствовала себя двойной предательницей: выдала Милу Зубову, а Зубова — Горскому и Олегу. В мгновение ока обнаружился его номер пейджера («буржуй», — подумал было Антон, но, узнав, что Дима торгует веществами, решил, что вещь полезная и практически оправданная), Горский вызвал его на завтра с тремя порциями грибов и «еще чем-нибудь в том же духе». Решено было тогда же всем собраться и довести дело до конца.
Обо всем этом Алене говорить не хотелось — впрочем, и без того у нее хватало неприятностей.
— Похоже, накрылась моя работа, — говорила она, — Виталик сказал, что его дико кинули и потому деньги у нас вышли.
— Бандиты кинули? — сочувственно спросил Антон.
— Почему бандиты? — удивилась Алена, — просто коммерсант какой-то, Дмитрий Смирнов, он вместе с Альперовичем работал.
Фамилия Альперовича снова вернула Антона к мыслям о жениных одноклассниках. Их, собственно, тоже было семеро — по числу лепестков, планет и металлов.
— А мы разве не к тебе едем? — спросил Антон, внезапно обнаружив, что вместо того, чтобы перейти на выхинскую ветку, они направляются к выходу в город.
— Нет, — сказала Алена, — меня Вася просил какие-то его кассеты у родителей забрать и передать ему завтра.
— А он что, сам не может? — удивился Антон.
— Он там сейчас не появляется, — с неохотой объяснила Алена, — он как бы в бегах.
— Что значит «как бы в бегах»? От армии косит?
— Нет, от армии он уже откосил… он типа от наркомафии бегает.
— А разве у нас есть наркомафия? — еще с большим удивлением спросил Антон.
— Черт ее знает, — пожала плечами Алена, — бегать ведь можно и от того, что не существует.
Вкратце история Васи-Селезня сводилась к тому, что, получив «на реализацию» несколько килограмм афганской травы, он умудрился за месяц скурить и раздать почти все, не выручив ни копейки. К его удивлению, владельцы травы в один прекрасный день возникли на пороге, требуя свое. Не обнаружив денег, остатки травы они забрали, а Васе предложили на выбор несколько равно неприятных вариантов, включавших продажу родительской мебели, техники и в недалекой перспективе квартиры; отработку денег путем торговли более жесткими наркотиками под контролем васиных кредиторов, или немедленную — в течение трех дней — отдачу 800 долларов отступных. Последний вариант был, конечно, наиболее предпочтительным, но, вместе с тем, и наиболее невероятным, поскольку денег у Васи не было, а с родителей, как назло уехавших в деревню, тоже было нечего спросить — все их накопления лежали в банке «Чара» и вынуть их оттуда раньше, чем через месяц, не представлялось возможным. Свободных денег у них, само собой, не было.
Впрочем, глядя на дом, где они жил, впору было подумать, что денег нет вовсе: если у зданий, как у людей, существует свое проклятье, то проклятьем дома, где жили Селезневы, было ожидание. Двадцать последних советских лет дом безрезультатно ждал капитального ремонта, чтобы на излете перестройки возложить остаток надежд на богатую риэлтерскую фирму, которая все никак не появлялась. Вероятно, нехватка финансов компенсировалась перебором фекалий, резкий запах которых ударил Антону в нос, едва они зашли в подъезд. Лестница на второй этаж напоминала о бренности нашего мира лучше, чем любой заезжий евангелист.
Квартира алениных родителей служила прекрасным продолжением этой невысказанной проповеди. Когда-то это была обычная обеспеченная интеллигентская квартира. Но сегодня выменянные на макулатуру тома Александра Дюма, стоящие на чешских полках (с портретами Высоцкого и Визбора, вставленными между стеклами), выглядели ненамного лучше составленного в сервант хрусталя, радужные блики которого играли на выпуклом экране телевизора «Рубин».
Впрочем, Антон только мельком глянул в родительскую комнату — девушка сразу увела его на васину половину. Пресловутый generation gap, видимо, проходил прямо между комнатами: здесь уже не было портретов русских бардов, зато со стены во всей красе львиной гривы своих дредлокс смотрел Боб Марли. В комнате царило запустение, обои были в пятнах от загашенных — случайно или нарочно? — подумал Антон, — бычков, а кассеты были свалены горой в углу. На диване лежал раскрытый том Кастанеды и полная пепельница окурков от «Беломора».
— Знал бы ты, как я ненавижу моего брата, — сказала Алена, бессильно опускаясь на пол.
— Может, дунем? — предложил сердобольный Антон, нашаривая в кармане початый корабль.
И они дунули. Разок, а потом другой. И тут Антона срубило.
Проснулся он от чудовищного звона. «Эфиопы, — невпопад подумал он, — тоже православные. И значит, это растаманский благовест». Тут он проснулся окончательно и понял, что звонят в дверь. Также он понял, что спал не раздеваясь, а Алены нигде нет. Матерясь, он пошел в прихожую и, зачем-то накинув цепочку, приоткрыл дверь, даже не спросив, кто там.
