— Да, конечно, — подтвердил Арнис, — я выучил ваш язык заранее, это несложно с мнемоизлучателем.
Ильгет только вздохнула. Антенны на пирамидке вдруг задрожали, затряслись, как под сильным ветром, раздался мелодичный звон.
— Сигнал прошел, — обрадовался Арнис, — теперь давай расширим сообщение, чтобы они знали, где меня искать...
— Мой адрес сказать? Квартал Первостроителей, Красный корпус, А2.
— Спасибо, — Арнис протянул руку, снял с маяка устройство, похожее на микрофон и начал говорить. Надо понимать, на линкосе. Ильгет внимательно вслушивалась — тоже лингвист-недоучка. Линкос она должна была проходить только на пятом курсе и только ознакомительно. Кому на Ярне нужны галактические языки? А красиво звучит, мелодично так. Вот Арнис произнес ее адрес на лонгинском. Положил микрофон на место.
— Все в порядке, — он откинулся на землю с облегчением, — заберут дней через десять... ну, может, через две недели.
Норка подошла, робко понюхала бикр, посмотрела в лицо лежащему.
— Хорошая собачка, — сказал он ласково, — красивая.
— Теперь как бы мне до больницы добраться? Ползти тяжеловато будет... Далеко до города?
— Километр. Наверное, мне надо пойти, вызвать машину. Полежишь здесь пока?
— Полежу, конечно. Спасибо, Ильгет.
— А зеркало могла бы и вымыть.
Ильгет старательно упаковала банку с мясо-овощным рагу. Знаем мы, как кормят в этих больницах. Пирог. Чего бы еще? Пита сказал глуховато.
— Ну, может быть, ей некогда...
Пару яблок и шоколадку. До завтра наверняка хватит.
— Ну не знаю, — гремела свекровь. Она всегда так громко говорит, привычка, выработанная на Великих Стройках, — у меня трое было, да я еще работала целый день, однако такой грязи не разводила.
Да, подумала Ильгет, героическая женщина. Осколок Великой Эпохи. Куда уж нам...
Ильгет вздохнула и вышла в коридор. В глаза ей свекровь ничего не скажет, это уж как водится — боится конфликтов. Говорит всегда за стенкой, так, чтобы Ильгет слышала, но возразить не могла. И все в доме всегда идет так, как хочет свекровь. Не Ильгет, и не Пита — а его мама.
Ильгет начала одеваться.
— Ты куда? — поинтересовался Пита.
— Я? На Биржу труда, потом прошвырнусь немного, купить надо кое-что.
— Ну ладно.
— До свидания, — вежливо сказала Ильгет свекрови и вышла. На лестничной площадке она остановилась, прижалась лбом к стене. Хотелось заплакать. Ильгет сделала несколько глубоких вдохов. Не дождетесь.
А в самом деле, думала она, выходя из подъезда, почему у меня бардак? Ну не то, чтобы совсем уж бардак, но вот действительно — зеркало не вымыто, то одно валяется, то другое... Ведь время есть.
Просто настроения нет убираться. Не хочется. И Пите это безразлично. Сам он никогда не возмущается бардаком, наоборот, у него в кабинете бардак достигает своего апогея, и там он Ильгет не разрешает ничего трогать.
Ему вообще на все наплевать в последнее время. Работает много. Из-за компьютера не встает, не говоря уже о том, что дома-то бывает редко... Если раньше он постоянно ныл, что не хочет на работу, то теперь, как попал в этот Центр Биотехнологии (а биотехнология, как известно, залог нашего светлого будущего) — у него просто бзик начался. Разрабатывает вроде бы те же базы данных, но для Центра, и счастлив до безумия. И похоже, с любовницей своей завязал, не до того ему теперь. Он и к Ильгет-то пристает не чаще раза в неделю. Но и это ее не радует. Отчуждение наступило.
Действительно, так нельзя, думала Ильгет. Бардак у меня. И не надо на свекровь обижаться... она ведь права по-своему. Не надо, но трудно.
Не заладилась моя жизнь, не удалась. Мне всего 24 года, а кажется — все кончено. Навсегда. Зачем понадобилось вообще переезжать в Зару? Глупость какая. Надо было хоть доучиться, а то что это — бросила на третьем курсе. В Заре университета нет. Но Пита настаивал: а зачем тебе вообще этот университет? Вот родится ребенок — и что, как ты будешь учиться? Кто с ним сидеть-то будет — твоя мать ведь не будет. Тут он прав, матери некогда. Няньки очень дорогие, да и не найдешь. А ему нужно было в Зару, тут его мама, сестра... мама одинокая, несчастная, ей нужно общение, помощь... То кухню перестроить, то вешалку прибить, то на даче, то с машиной... Сестра старшая тоже — не замужем, но с ребенком, Пита ей фактически заменяет мужа. То, что называется, мужик в доме.
То есть все правильно. Конечно, надо было переехать.
Потом еще этот кошмар с ребенком. Мари родилась на два месяца раньше срока и три недели лежала под беспощадно ярким светом ламп, в кювезе, и страшный огромный аппарат через шланг ритмично надувал ее грудку воздухом. А потом Ильгет сказали, что скорее всего, детей у нее больше не будет... И действительно, с тех пор ни разу ничего не получилось. Пите это, похоже, совершенно безразлично.
Господи, что же мне делать-то? — спросила Ильгет. И как обычно, не получила никакого ответа.
Белый корпус больницы вырос из коричневой листопадной круговерти. Вот здесь, в этом здании умерла моя девочка... Арнис, скорее всего, в хирургии. В травматологии, это третий этаж.
Ильгет отыскала справочное окно, выяснила нужные сведения. Скинула плащ, оставшись в белом халате, припасенном заранее. Стала подниматься на третий этаж.
Интересно, почему я не рассказала мужу об Арнисе? Нехорошо получается. Но это не моя вина, я хотела рассказать, но вчера он так поздно пришел, и злой был, совсем не о том говорили. Хорошо еще, удалось избежать скандала. Не до рассказов было. Да и как он все это воспримет? Скорее всего, отрицательно.
Он ведь добрый человек, раньше Ильгет сразу рассказала бы ему. Он бы, возможно, предложил помощь. Но сейчас... Лучше не говорить. Он очень увлекается политикой в последнее время, у них в Центре об этом много говорят. Говорят, что существует какая-то Ось Зла, и против нее ведутся все эти бесчисленные войны, захваты чужих территорий. И эта Ось Зла якобы поддерживается Квирином. Неизвестно, так ли это, но о квиринцах вообще Пита говорит очень злобно. Опять наедет, конечно, на церковность Ильгет, мол, вот церковь вам приказывает помогать кому попало, а ты не думаешь, что это враг твоей страны, и мало ли, что он тебе наплел... Словом, ничего хорошего от Питы по этому поводу не услышишь. И неизвестно, сможет ли она потом посещать Арниса в больнице, а посещать все-таки надо, ведь он здесь совсем один, раненый, ему плохо... Ильгет в детстве лежала в больнице, был осложненный аппендицит, и хорошо помнила, как ждешь посетителей, когда ты беспомощен и прикован к постели. Да и какой тут уход? Нет, сходить к Арнису она должна. Но Питу это, скорее всего, будет раздражать. Не из-за ревности, он вообще не ревнив, к сожалению. Просто — лучше не говорить.
Ильгет постучала в палату. Осторожно заглянула.
Три койки. Арнис лежал на крайней, ближней к двери. Нога на подвеске, с грузом. Лицо бледное, нездоровое, но взгляд бодрый. Он улыбнулся, увидев Ильгет.
— Привет!
— Привет! — Ильгет подошла к раненому. Поставила пакет на стол.
Койка у окна выглядела обжитой, но сейчас пустовала. Рядом же с Арнисом лежал высохший старик, без сознания, весь обклеенный датчиками, капельницами, проводками. Рядом аппарат ИВЛ наготове. Монитор над головой старика мерно попискивал.
