Мысль: иногда случайно вводишь лишнюю цифру в наименование года, например: 19993, добавляешь тем самым 18 000 лет к настоящему моменту и понимаешь, что ведь однажды год 19 993 будет существовать и что время воистину страшная штука.
Честно говоря, я недавно заметил, что практически все разговоры достигают такого момента, когда каждый говорит, что у него больше нет времени. Как может время просто… исчезать? Я рассказал об этом Карле сегодня рано утром, когда мы просыпались, и она сказала, что тоже подметила это.
Она также сказала, что в эти дни все начинают выглядеть одинаково:
— Все выглядят так отрешенно и идентично.
Она задумалась на секунду.
— Все сейчас выглядят одинаково, потому что ни у кого нет времени дифференцировать себя или хотя бы сходить за покупками.
Она замолчала и уставилась в потолок.
— Твоей маме я не нравлюсь.
— Как ты можешь быть такой непредсказуемой, с чего ты взяла? Конечно же, нравишься.
— Нет. Не нравлюсь. Она считает меня деревенщиной. О Боже, только не надо опять про глупость.
— Да вы никогда друг с другом не разговариваете, откуда же тебе знать?
— Так ты признаешь, что я ей не нравлюсь?
— Нет!
— Мы должны сделать что-то вместе. У нас нет общих впечатлений или воспоминаний,
— Подожди-ка минутку, а я не считаюсь?
— Может быть, она считает, что я украла тебя у нее.
— Мама?
— Давай организуем обед. Сколько мы уже здесь? И даже ни разу не сходили куда-нибудь пообедать вместе.
— Обед? Это немного.
— Воспоминания должны с чего-то начинаться.
Теперь, когда я задумался об этом, то заметил, что мама никогда не приходит в нашу рабочую область. Никогда. И они две вообще никогда не болтают. Сдается мне, я должен был заметить это раньше. Теперь меня это беспокоит.
Кризис в моей новой-и-улучшенной жизни.
После обеда несколько часов мы кидали дротики «Нерф» (джарты, как мы их называем) на заднем дворе, чтобы дать возможность солнечному свету восстановить наши суточные ритмы в исходное состояние. Мы выпили каберне Долины Напа, словно мы Гэри Грант, и потравили инопланетные анекдоты. Затем воспользовались папиным советским биноклем, чтобы рассмотреть огромный голубой «Джелл-О Куб», висевший низко над долиной — известный также как «Спутниковое контрольное приспособление военно-воздушных сил Онизукской базы военно-воздушных сил в Санвейле».
У дома цвело цитрусовое дерево, воздух был лимонно-свежим, и пахло, как в холле дорогого отеля.
Итен, как всегда, был в прекрасном костюме, словно один из тех загорелых парней из «Наград академии». (Но опять его перхоть!) Он поприветствовал нас, сказав:
— Добрый д
Мы спросили у Итена, хочет ли он покидать с нами джарты.
— Я это дело люблю, ребята, однако антидепрессанты делают меня светочувствительным. Солнечный свет меня убивает. Моя сетчатка гравируется, как микрочип. А вы, ребятки, продолжайте играть. Солнечный свет полезен для продуктивности.
Затем они с отцом пошли на кухню, чтобы обсудить психофармакологию, в то время как мама готовила нам поднос дэгвудских бутербродов.
Итен рассказал мне что-то очень классное. Он сказал, что причина, по которой укротители львов размахивают стульями в тот момент, когда щелкают кнутом, заключается в том, что львов гипнотизируют все четыре ножки стульев, но не одновременно — их внимание постоянно рассеивается и вследствие этого они подчиняются.
Все речи Итена такие «напыщенные». Я никогда раньше не слышал, чтобы люди говорили вот так. Сьюзан утверждает, что речью он смахивает на персонажей в мини-сериалах.
Я согласен с ней, Итен иногда вызывает раздражение, но трудно сформулировать, почему именно — просто он делает всякие мелочи, которые только усугубляют РАЗДРАЖЕНИЕ. Когда я задумываюсь над этим, то понимаю, что если бы кто-то другой делал те же самые вещи, они, возможно, не раздражали бы меня. Все дело в том, какой он есть, весь такой вкрадчивый и поддельно искренний. Например, являясь в офис, он подходит ко мне и говорит «Ну как ты?» таким заботливым голосом, глубоко заглядывая мне в глаза.
Еще что из его привычек меня раздражает, так это когда он спрашивает у тебя что-то о том, над чем ты работаешь, и как только ты начинаешь действительно рассказывать, он перебивает и каким-то образом привязывает это к анекдоту о самом себе. Как, например, недавно я рассказывал ему о нашей проблеме: мы решали, будет ли
Я бы очень хотел, чтобы деньги, потраченные им на Бали, сейчас были у нас.
Нехотя нужно признать, что Итен, кажется, действительно много знает о бизнесе в Долине. Как и многие люди в сфере компьютеров и игр, он не учился в колледже. Он разработал игру, которая продалась миллионным тиражом в эру «Понга», стал миллионером, обанкротился с «Атари», снова стал миллионером в рейгановские 80-е с помощью чего-то такого на базе «Сега», опять разорился, и теперь, как я полагаю, он собирается стать мультимиллионером в мультимедийных 90-х.
Его технические характеристики тоже очень хороши. Где-то посреди всех денег ему удалось поработать с лабораторией «Ксерокс» под названием «Эль Сегундо» и с «ТРВ» на Регондо-Бич.
Я никогда не видел, чтобы чьи-то акции привлекали больше внимания, чем у «3ДО». Все размышляют, стоит ли в него вкладывать. Да, были бы у нас деньги на инвестиции! Нужно не забыть проехать мимо их парковки как-нибудь в воскресенье вечером.
Карла пригласила маму на обед.
Та сначала уклонялась:
— Не знаю, на сколько времени меня смогут отпустить из библиотеки.
Что-то в этом роде. Блин, ну нельзя же придумывать такие псевдоотговорки, когда кто-то хочет с тобой пообедать.
Но Карла ее уломала, как человек, посещавший лекции Энтони Роббинса. Мы втроем будем вместе обедать в конце этой недели. Надеюсь, не слишком притянуто за уши.
Я спросил у Майкла, что он хотел бы получить на свой 25-й день рождения, что на следующей