были расставлены стаканы и бутылки.

— Мне пришлось немного поворожить, чтобы узнать ваши вкусы, — сказал Сарзана, пытаясь восстановить атмосферу непосредственности. — Надеюсь, вы простите мне эту маленькую вольность.

Мы расселись, и я узнала фляжку на столе передо мной — она была полна талией, сладким десертным вином, которое в поместьях Антеро уже многие поколения подавалось только самым почетным гостям. Мы не снимали виноград с лозы, пока он не перезревал, потом осторожно собирали его и клали в чан, где он давился собственным весом. На мгновение я забыла, где нахожусь, взор мой затуманился далекими видениями, мне стало страшно. Последний раз я пробовала это вино несколько лет назад — тогда урожай был необычайно обильный, а надо вам сказать, талия — очень дорогое вино, и его производили только в самые урожайные годы. Мы выпили фляжку на двоих с Трис, в те дни еще ничто не омрачало нашей любви.

Я отвернулась, чтобы Сарзана не видел моих слез. Холла Ий, отдуваясь, проворчал что-то насчет того, как он благодарен повелителю Сарзане за напиток его родины — вытяжку из косточек сливы. По его словам, не многие обладали достаточно тонким вкусом, чтобы распробовать его.

— Не надо называть меня повелителем, — сказал Сарзана. — Мое имя одновременно означает и титул, а это для всех конийцев говорит само за себя.

Вот и ответ на один из вопросов Гэмелена.

Я сняла восковую печать с пробки острием кинжала, откупорила фляжку и налила немного вина в бокал для пробы. Вкус был очень похож на талию, но не совсем. Я спрятала улыбку. Магия Сарзаны была не такой уж безупречной. В вине ощущалась кисловатость — в нашей лозе этого никогда не было. Но мне пришлось признать, что сходство было ошеломляющим.

— Эту комнату, — сказал Сарзана, — я использую для воспоминаний. Оглянитесь.

Корайс и Холла Ий оглянулись, но я пристально смотрела на руки Сарзаны и, как учил меня Гэмелен, положила правую руку поверх левой, держа ладони открытыми вверх — так надо делать, когда наблюдаешь за магом. Я видела, как шевелятся губы Сарзаны, но слов не разобрала. Потом я тоже оглянулась, чтобы увидеть, что происходит.

Происходящее захватило меня. Мы оказались свидетелями разграбления прекрасного дворца. Со стен была сорвана обивка, ревело пламя. Я увидела, как красивую, отчаянно кричащую женщину волокут пьяные мародеры. Я видела, как негодяи хватают все, что попадает под руку, и ломают все, что не могут взять с собой, просто из любви к разрушению. Я видела солдат в доспехах. Некоторые были убиты, остальные — предатели — занимались грабежом. Какие-то богато одетые мужчины и женщины поощряли бесчинствующую толпу. Потом я увидела только голые мраморные стены с редкими вкраплениями экзотических минералов.

— Таково было мое падение, — сказал Сарзана. — В тот день моя любимая Копия потеряла последнюю надежду на величие, свободу и мир. — Выражение слабости мелькнуло и исчезло с его лица. — Я всегда помню об этом. Память причиняет боль, но я не хочу снисхождения в ссылке.

— Может быть, — тихо, но настойчиво сказал Гэмелен, — вы расскажете нам о стране, которой правили.

Губы Сарзаны искривились.

— Спасибо, воскреситель Гэмелен. Расскажу. Я не привык, правда, рассказывать и позабыл, что не весь мир знает о Конии и ее прошлом величии.

Он сел на кушетку и налил себе в бокал из кувшина прозрачной жидкости — кажется, это была простая вода.

— Мое королевство, — начал он, — находится далеко к югу отсюда, и, прошу извинить меня за некоторую поэтичность, оно похоже на россыпь драгоценных камней, рассыпанных среди волн. Кония состоит из множества островов, ее столица находится на острове Изольда — самом драгоценном алмазе в ее короне. Острова не похожи друг на друга, есть пустынные, есть атолловые, на самых южных возвышаются горы с нетающими снежными шапками — они еще не исследованы. Изольда отсюда в трех неделях пути при попутном ветре.

— Так много островов, — задумчиво произнес Холла Ий. — И все они обитаемы?

— Большая часть, — ответил Сарзана. — И в этом величайшая трагедия Конии. Иногда создается впечатление, что на каждом острове обитает отдельный народ, непохожий на ближайших соседей. А самое плохое — острова постоянно воюют между собой.

Я заметила улыбку, мелькнувшую на лице Холлы Ий, и поняла, о чем он думает — если соседи затевают свару, они становятся легкой добычей пирата.

— У нас, конийцев, — продолжал Сарзана, — общее только одно — горячая кровь. Мы скоры на гнев, суждения, любовь и ненависть. Есть пословица: «Если рядом с тобой кониец, у тебя будет и друг и враг». Боюсь, что здесь есть правда.

— Трудно править такой страной, — заметила Корайс.

— Очень.

— Вы унаследовали трон? — спросил Холла Ий.

— Нет. Как и ваш воскреситель, я был рыбаком. — Я успела заметить, что Гэмелен на мгновение испугался, но быстро взял себя в руки. — Вернее, не совсем. Моя семья занималась не столько сетями, сколько лодками, и самое главное — рыночным делом. Мы владели пятью баркасами, а десять других семей работали на нас.

— Вы обогнали меня, — вставил Гэмелен. — У нас была одна лодка, и ловили мы в реке, а не в море, и еще у нас были долги.

— Я был бы счастлив, если бы моя судьба оставила мне рыбацкую долю, — сказал Сарзана, — и я бы не доживал свои дни на этом проклятом острове. Но я говорю наивно, друзья. Если человек рожден для трона, он неизбежно возьмет в руки скипетр. Царствование — судьба, а не профессия.

Холла Ий одобрительно хмыкнул, Гэмелен слегка нахмурился, но все молчали.

— Как я уже сказал, я ничем не отличался от остальных богатых рыбаков моего острова, за исключением одного: моя семья догадалась, что у меня талант к магии. На нашем острове, в отличие от других, деревенского колдуна уважали, особенно если он владел тем, что мы называем «искусством погоды». Но знания я получал нерегулярно — хватал, что подвернется. Специальной школы, как у вас в Ориссе, не было. Если бы у моей семьи было больше денег или мы стояли бы выше по социальной лестнице (правда, на нашем острове не было аристократии), меня бы послали в Конию учиться. Но этого не случилось. Думаю, это к лучшему, теперь я знаю, что случилось с благородными жителями Конии несколько лет спустя. Я достиг юношеского возраста, не очень отличаясь от своих сверстников. Я занимался торговыми делами, нанимал рыбаков и гарпунеров, изредка используя дар к магии, чтобы разнюхать, где удача вернее.

К сожалению, наш остров лежал в богатых водах на пути к самой Конии. Рыбы было видимо- невидимо. Но в нашем море плавало много двуногих акул — пиратов, работорговцев, даже купцов, которым не хватало гребцов. Все знали, что люди с Акульего острова, по их словам, рождаются со скованными ногами и руками, изогнутыми под рукоятку весла.

Каждый год пропадало пятеро, десятеро или даже больше наших рыбаков. Некоторых отпускали домой после одного-двух плаваний, других — нет. — Сарзана вздрогнул. — Я сам десятки раз подвергался опасности плена, но благодаря дару или изменял погоду нужным образом, или притворялся сумасшедшим. И, естественно, никогда не показывал работорговцам, что владею магией. Иначе я был бы для них желанной добычей.

— А разве ваше правительство не защищало вас?

— Правительство? — усмехнулся Сарзана. — Наши правители были далеко, им было все равно, что происходит с нами. О нашем острове вспоминали, только когда присылали налоговый корабль. Подати были тяжелы, хуже всякого пиратства. Кония управлялась или, вернее, не управлялась толком в течение многих веков одной-единственной династией, которая за это время выродилась. Простые люди ничего не видели от властей, кроме притеснений.

— Боги дали людям сталь, — сказала Корайс, — поэтому необязательно терпеть несправедливую власть.

Сарзана с удивлением посмотрел на Корайс.