Он открыл дверь и замер. Я тоже замер позади него. Мы стояли так минуты три, и за это время ничего не произошло. Единственным живым существом оказалась жирная серая белка, выскочившая на середину двора и обругавшая нас на языке грызунов. — Окей, — произнес я наконец. — Пошли в дом.

Как ни удивительно, внутри все тоже походило на свалку. Единственная лампочка в шестьдесят ватт без абажура слабо освещала комнату, оставляя по углам тени, похожие на изголодавшихся летучих мышей. Повсюду были разбросаны газеты. На провисшей веревке сохла одежда. В одном углу стоял древний телевизор, в противоположном — покосившаяся раковина и старинная проржавевшая ванна на чугунных лапах. Рядом — охотничье ружье. В комнате пахло потом, испарениями от немытого тела и острой томатной приправой.

— Все-таки лучше, чем жить в лесу, — заметил Сержант.

У меня была иная точка зрения, но спорить с ним я не собирался.

— Где твоя четверть карты?

— В спальне.

— Пошли за ней.

— Не торопись. — Он медленно повернулся, его словно отлитое из бетона лицо было угрюмым. — Ты должен дать слово, что не убьешь меня, когда получишь ее.

— И как ты надеешься заставить меня сдержать это обещание?

— Не знаю, черт побери. Пожалуй, мне остается надеяться на то, что ты завелся так не только из-за денег. Если из-за Барни — если ты хотел отомстить за него, — все в порядке, ты отомстил. Кинан прикончил его, и теперь Кинан мертв. Если тебе нужны деньги, тоже все в порядке. Может быть, трех четвертей будет достаточно. Между прочим, ты был прав — на моей четвертушке стоит большой жирный крест. Но ты не получишь мою часть карты, пока не пообещаешь, что и я получу что-то — взамен ты сохранишь мне жизнь.

— Откуда я знаю, что ты не станешь охотиться за мной?

— Именно этим я и собираюсь заняться, сынок, — мягким голосом ответил Сержант.

Я рассмеялся.

— Ну хорошо. Сообщи мне адрес Джаггера в придачу к своей части карты, и я обещаю не убивать тебя. И сдержу слово.

Сержант печально покачал головой.

— Не связывайся с Джаггером, парень. Он сожрет тебя.

Только что я опустил на колено свой «кольт», а теперь снова пришлось поднять его.

— Ну хорошо. Он в Коулмэне, Массачусетс. На лыжной базе. Этого достаточно?

— Да. Так где твоя четверть карты, Сержант?

Он еще раз пристально посмотрел на меня, затем кивнул. Мы вошли в спальню.

Снова очарование колониального периода. Грязный матрас на полу, заваленный книгами с картинками. Стены оклеены фотографиями женщин, единственным прикрытием которых был, по-видимому, тонкий слой масла «Уэссон».

Сержант не колебался ни секунды. Он взял с ночной тумбочки лампу, открутил основание. Его четверть карты, аккуратно свернутая, лежала внутри. Он вынул ее и молча протянул мне.

— Бросай, — сказал я.

На лице Сержанта появилась презрительная улыбка.

— Боишься, тонкошеий?

— В конечном счете это оправдывает себя. Бросай, Сержант.

Он швырнул мне свернутый рулончик бумаги.

— Дешево досталось — легко потерялось, — пробормотал он.

— Я сдержу свое обещание, — заметил я. — Считай, что тебе повезло. Иди в другую комнату.

Ледяной свет блеснул в его глазах.

— Что ты сделаешь со мной?

— Приму меры, чтобы ты некоторое время не выходил отсюда. Пошел.

Мы перешли в гостиную — маленькое забавное шествие.

Сержант остановился под голой лампочкой, спиной ко мне, со сгорбленными плечами, ожидая, что ствол «кольта» обрушится ему на голову. И только я начал заносить пистолет, чтобы ударить его, как погас свет.

В хибаре воцарилась полная темнота.

Я бросился вправо: Сержант уже исчез, как ветер. Послышался шорох газет, я и понял, что он бросился на пол. Наступила тишина. Полная и абсолютная.

Я замер на месте, ожидая, что глаза привыкнут к темноте, но, когда у меня появилось ночное зрение, оно ничем не помогло мне. Хибара была кладбищем, на котором возвышались тысячи смутно различимых памятников — и Сержант знал расположение каждого из них.

Мне было известно о Сержанте все; раздобыть сведения о нем оказалось не так уж трудно. Во Вьетнаме он был «зеленым беретом», и с тех пор никто не называл его по имени, и просто — Сержант, огромный жестокий убийца.

Где-то в темноте он крался ко мне. Он знал эту комнату, как ладонь своей руки. Я не слышал ни единого звука, ни скрипа половицы, ни шороха шагов, но чувствовал, как он приближается, слева или справа, а может быть, выкинет хитрый фокус и пойдет прямо на меня.

Я сжимал рукоятку пистолета в потной руке и с трудом удерживался от того, чтобы не открыть огонь наугад, не целясь. В кармане у меня лежали три четверти пирога, и я остро это сознавал. Меня не беспокоило, почему погас свет, не беспокоило до тех пор, пока через окно не сверкнул слепящий луч мощного электрического фонаря. Он пробежал по комнате и случайно остановился на Сержанте, который стоял, пригнувшись, в семи футах слева от меня. Его глаза светились в ярком луче, словно кошачьи.

В правой руке он держал сверкнувшее лезвие бритвы, и внезапно я вспомнил, как его рука скользнула к лацкану пиджака у дома Кинана.

Сержант повернулся к окну и произнес всего одно слово.

— Джаггер?

Не знаю, кто убил его первым. Крупнокалиберный пистолет громыхнул из-за яркого луча, и я дважды нажал на спусковой крючок «кольта» Барни — чистый рефлекс. Сержанта отбросило к стене с такой силой, что один сапог слетел с его ноги.

Фонарь погас.

Я выстрелил в окно, но всего лишь разбил стекло. Лежа в темноте на полу, я понимал теперь, что не один ждал, когда проявится жадность Кинана. Джаггер тоже был наготове. И хотя у меня в машине было еще двенадцать запасных патронов, сейчас в «кольте» остался только один.

«Не связывайся с Джаггером, парень, — сказал тогда Сержант. — Он сожрет тебя».

Теперь у меня в памяти запечатлелась комната. Я пригнулся и побежал в угол, перепрыгнув через распростертые ноги Сержанта. Там я залез в ванну и выглянул через ее край. Наступила полная тишина. Дно ванны было шероховатым и облупившимся. Я ждал.

Прошло минут пять. Казалось, не минут — часов. Затем свет фонаря вспыхнул снова, на этот раз в окне спальни. Я быстро опустил голову, когда луч света мелькнул в дверном проеме. -Он остановился на мгновение и погас.

И снова тишина, долгая, оглушающая. На грязной поверхности ванны Сержанта мне привиделся Кинан с его безнадежной улыбкой, Барни с черной раной справа от пупка, покрытой запекшейся кровью, Сержант, застывший в ослепительном луче фонаря, с лезвием бритвы, профессионально зажатым между большим и указательным пальцами. Джаггер, всего лишь темная тень без лица. И я. Пятая четверть.

Внезапно я услышал голос, сразу за дверью. Он звучал мягко и интеллигентно, был почти женским, но не изнеженным. Этот голос показался мне чертовски беспощадным и профессиональным:

— Привет, красавчик.

Я молчал. Он не узнает моего номера, пока не наберет его.

Когда голос раздался снова, он звучал из-за окна.

— Я убью тебя, красавчик. Я приехал, чтобы убить их, но ты послужишь превосходной заменой.

Прошло некоторое время, пока он менял место. Когда я снова услышал его, голос раздался из окна