— Потому что в окно офиса было воткнуто вот это. — Энди разворачивает грязный кругляшок значка и протягивает его Хэнку. — Вот — ухмыляющийся черный кот…

— Старый знак Промышленных Рабочих? Господи… кому это могло взбрести в голову… такое старье?

— Похоже, у тебя есть враги, брат, — замечаю я. Он бросает на меня подозрительный взгляд словно прикидывая, не имею ли я какого-нибудь отношения к поджогу; меня забавляет, что он ищет подвоха в прошлом, когда тот ждет его в будущем. — Но и преданные друзья тоже. Например, Бони Стоукс чрезвычайно настаивал, чтобы я передал тебе его искренние чувства.

— Старый дохляк, — сплевывает он (к чему нам с Малышом соваться в эти темы), — как-нибудь я дам пинка старому негодяю, и он рассыпется, как стопка домино…

— Ну ты его недооцениваешь… — Я оглядываюсь на дом. — Мистер Стоукс очень высокого мнения о тебе… — Она все еще видна в темном обрамлении окошка, — и полон решимости доказать тебе свое хорошее отношение.

— Стоукс? Это как же? — Он в недоумении смотрит на меня. (Я думаю: какой смысл разговаривать, когда мы оба все и так знаем?..)

— Ну, он просил передать тебе… — Она все еще смотрит. Все еще 6 окне, А он и не догадывается! — передать, что в связи с новым изменением маршрута автолавки… они снова будут ездить вверх по реке, и он жаждет, чтобы ты снова начал пользоваться его услугами.

— Да? Стоукс? Ах так? (Я думаю: какой смысл что-либо делать, когда все уже сделано?..)

— Именно так; и еще он просил передать, что очень сожалеет — постой, о чем же? Давай! Это единственная возможность. Ты же понимаешь! — очень сожалеет о неудобствах, которые причинил тебе во время того… постой-ка, как он сказал? — как ты ослабел, да, кажется, так он выразился. Неужели ты и вправду сдался, брат Хэнк?

— Можно и так сказать, да… (Я думаю — надо забросить Малыша в город, и пусть все идет как идет…)

— А еще добрый доктор просил передать, что он купил тебе индейку…

— Индейку?

— Да, индейку, — безмятежно продолжаю я, делая вид, что не замечаю, как от гнева губы Хэнка напрягаются, словно швартовочный трос, Давай! Давай! Это единственная возможность! — будто не вижу, как Энди от удивления выпучивает глаза. — Да, добрый доктор сказал, что он от всей больницы посылает тебе здоровую праздничную индейку.

— Индейку? Постой-постой…

— Бесплатно, брат; похоже, имеет смысл почаще болеть и слабеть, а?

— Постой-постой, что все это значит, черт побери? (И я думаю: к чему раздувать уголья? — он сделал, что хотел, изменить мне уже ничего не удастся, так какого черта…)

— А потом мистер Стоукс сказал, — дай-ка вспомнить, — что «праздничный обед без традиционной индейки в День Благодарения и не в обед» и что он надеется, что доктор, будучи истинным христианином, словом и делом поможет тебе в час нужды.

— Он сказал — «в час нужды»?

— Именно так. Бони Стоукс. А добрый доктор сказал что-то другое.

— А что сказал доктор?

— Он сказал, что Хэнк Стампер заслужил дармовую индейку за все, что он для нас сделал.

— Доктор Лейтон так сказал? Черт возьми, Ли, если ты…

— Так он и сказал.

— Но я ничего не делал, чтобы заслужить…

— Ну-ну, брат… ты еще скажи, что и лесопилку у тебя сожгли незаслуженно.

— Ну не очень-то и сожгли, Леланд, если уж на то пошло…

— О'кей, Энди…

— …просто попытались поджечь, но дождь…

— О'кей, Энди. (Да, я считал… что все кончено и быльем поросло. Но Малыш, видно, думал иначе.)

— Да, Хэнк, у тебя масса друзей. — Да.

— Тьма сочувствующих.

— Ага; постой, правильно ли я понял: Бони Стоукс… собирается привезти мне индейку?

— По-моему, мистер Стоукс относится к этому не как к деловой сделке. Впрочем, как и доктор. По- моему, это скорее подношение, а, Энди? — знак благодарности за сотрудничество Хэнка.

— Мое сотрудничество?

— Ну да, в смысле контракта и вообще…

— Какого дьявола они думают, что за это я нуждаюсь в благодарности, или в милостыне… или в этой проклятой индейке?

— Ну там есть еще некоторые подробности-подношения от горожан. Кажется, целая корзина. Мистер Стоукс упомянул ямс, клюквенное варенье, миндаль в сахаре…

— Заткнись.

— …тыквенный пирог…

— Я сказал — заткнись…

— Минуточку…

Хэнк, вытянув руку, словно опасаясь нападения из воздуха, встает в лодке.

— А теперь скажи мне, Малыш, чего ты хочешь? Давай наконец выясним. (Да, я считал, что все уже кончено…) Я не заказывал ни чертова миндаля, ни ямса. Ты что, издеваешься надо мной? К чему ты клонишь?

— Ты, верно, не понял, Хэнк, я знаю, что ты не заказывал. Мистер Стоукс не собирается брать с тебя за это деньги… он просто отдает тебе. Или, лучше сказать, дарит. И он просил передать, что, если тебе нужно что-нибудь еще, ты просто вывеси флажок. Просто вывеси флажок. С этим ты справишься? В своем ослабшем состоянии?

— Поумерь свой пыл… (Но я ошибался. Он нарывался. Значит, не все было закончено.)

— Слушай, Хэнк…

— Заткнись, Малыш… — Теперь не останавливайся, сейчас нельзя останавливаться.

— Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Заткнись, Малыш, не увлекайся… (Он ведет себя так, будто даже не понимает, что со мной происходит; неужто настолько осмелел?)

— Чем не увлекаться, Хэнк?

— Просто не надо, вот и все.

— А все — это сколько, Хэнк?

— Ну ладно, Малыш…

Он умолкает и смотрит на меня. Я тоже встаю; лодка, закрепленная лишь за корму, качается и ходит под нами ходуном. Энди только переводит взгляд с меня на него. Хэнк переступает через центральную скамейку. Вот оно — сейчас будет взрыв. Мы стоим лицом к лицу, под нами колышется лодка, между нами моросит дождь. Я жду…

(Он просто стоит и улыбается мне. И я снова чувствую, как у меня из живота начинает подниматься знакомое ощущение вихря, от которого сжимаются кулаки… А он просто стоит и улыбается… Что это с ним? Господи Иисусе, что он еще задумал?)

И только тут я впервые замечаю, что Хэнк на добрых два дюйма ниже меня. Впрочем, это откровение не слишком вдохновляет меня. Интересно, продолжаю размышлять я в ожидании, когда на меня обрушится эта бомба, — и как странно…

— Ты хотел объяснить мне, Хэнк, чего мне не следует делать… — продолжаю я. Челюсти у него сжимаются. — Может, вместо этого я покажу тебе…

— Там! — кричит Энди и указывает пальцем. С другого берега доносится гулкий тяжелый взрыв, словно всполох мокрой молнии, за которым тут же следует громоздкий оползень. Все трое вздрагивают,