уважение. Сквозь шум печки до меня долетают лишь обрывки их разговора…
(«Истинный Бог, много я таких склонов пообтесал лет сорок тому назад».
«Жуткое местечко».
«Видал я и пострашнее», — сообщает мне старик.
«Послушать тебя, так можно подумать, тут вся земля вместе с гейзерами и землетрясениями стояла дыбом под восемьдесят градусов», — поддразниваю я Генри. Он хмурится и чешет свою старую голову.
«Гейзеров я что-то не припоминаю, — говорит он. — А вот землетрясения, должен признать, нас порядком потрепали». Мы оба смеемся легко и без напряга, пока Ли приходит в себя, —
Джо Бен разгружал машину: пилы и газовые баллоны уже стояли у капота, а он вытаскивал древние деревянные, еще ручной работы, домкраты и устанавливал их рядом с гладкими и блестящими пилами — скорее, скорее, покончить с этим и взяться за дело, чтобы показать старине Хэнку, что нас двоих вполне достаточно и мы с ним отлично справимся! Так что я мечу эти инструменты, как тигр. Хэнк разговаривает с Генри. Малыш вылезает из машины, но помощи своей не предлагает. Просто стоит и смотрит, время от времени покашливая в кулак, словно собирается умереть прямо сейчас на месте. Там, на обочине, рядом с Хэнком стоит старик — его больная рука висит совсем безжизненно, и он поддерживает ее другой волосатой лапой, глядя вниз, — дождь клубится вокруг деревьев, а ручьи, изрезавшие склон, шумят так, словно рядом проходит оживленное шоссе, — ну мы с Хэнком им покажем. Старик поднимает руку и указывает на заросшую мхом скалу.
— Начинайте там, — говорит он Хэнку. — Беритесь за то, что поближе к реке, а потом продвигайтесь вверх. Ну и здоровые же эти разбойники. Для завершения контракта нам потребуется не больше пары дней.
— Как ты думаешь, когда надо будет остановиться? — спрашивает Хэнк.
— А то бревна доберутся до Энди уже в темноте.
Лицо Генри покрывается морщинами, и он задумывается.
— Ну-ка, ну-ка… дай-ка подумать. Чтобы им доплыть отсюда до Энди, потребуется добрых часа полтора. Сейчас отлив, и вода в реке поднялась. Ну, предположим, час, что скажешь, Джо Бен? — Я говорю ему: «Не меньше», — и он продолжает: — Так что кончайте за час до сумерек, как раз когда начнется прилив. — Он разворачивается и направляется к пикапу. — Я прослежу, чтобы болты добрались до вас как можно быстрее. — Он берет Ли за рукав и встряхивает его.
— Ты жив, мальчик? Или тебе дать хорошего пинка, чтоб ты пришел в себя? Садись. Поехали. Туда и обратно. Кстати, скажи-ка, Хэнк… — Старик нацеливает палец на Хэнка. (Пока пикап разворачивается и дает задний ход, Генри опускает стекло и кричит: «Какого черта так получилось, что у вас не хватает болтов? Я что, за всех должен думать? Может, и рассчитывать я все должен?»
На Главной улице Генри заходит в магазин скобяных товаров Стоукса за болтами с чекой — надеясь, вроде как случайно, натолкнуться на старого хрыча. Леланд остается ждать меня в пикапе. Стоукса нет, зато черномазый за прилавком при виде меня чертовски пугается. И когда я прошу у него болты, он даже вздрагивает и начинает извиняться — что-то вроде: «Мистер Стампер, но мистер Стоукс сказал не обслуживать…» — так что мне приходится на него наплевать и самостоятельно обслужить себя, пока они еще чего-нибудь новенького не придумали. «Премного благодарен, — очень вежливо говорю я ему. — Можешь записать их на счет Стамперов». Я выхожу и снова залезаю в пикап.
— Поехали, сынок. Пока нас не обвинили в воровстве.
После нескольких остановок для приобретения разных деталей Генри высаживает меня перед приемной врача, сказав, что сам отправится в «Пенек», чтобы, по его выражению, «с пользой для дела провести время». Я говорю ему, что, если он не успеет вернуться, я буду ждать его в приемной, и подхожу к конторке. Сорокапятилетняя амазонка в белой униформе сообщает мне, что придется подождать, и предлагает сесть, после чего с час пялится на меня из-за журнала, пока я борюсь со сном на пахнущей дезинфекцией кушетке, жалея, что не присоединился к отцу и не пошел туда, где можно провести время с пользой…
Закинув Малыша к врачу, я решаю заехать освежиться в «Пенек». Послушать, что новенького. Хотя самым новеньким буду, верно, я сам. Мой приход вызывает некоторую суету, но я говорю себе, что плевать я на них хотел, и направляюсь к бару. Почитывая рекламу всякой ерундистики, которая приколота к дверям, я выпиваю два виски, и только собираюсь заказать себе третье, как в бар вваливается индеанка Дженни, похожая на большую старую корову. Она мигая оглядывается, замечает меня и с горящими глазами подходит:
— Ты! Вы все и вся твоя семья… ты, ты хуже дьявола со своим упрямством!
— Дженни! Ради Бога, не хочешь выпить? Тедди, угости Дженни. — Я веду себя так же, как и у Стоукса, словно ничего не происходит. Провались я в тартарары, если подам им вид. Может, со слухом у меня и не так хорошо, как раньше, но уж что-что, а вид я делать умею. Дженни берет стакан, который ей налил Тедди, но это ее ничуть не успокаивает. Она высасывает его, не отрывая от меня глаз. Похоже, она что-то затевает. Хотя, с другой стороны, она всегда была ко мне небезразлична. Покончив с виски, она ставит стакан и заявляет: «Как бы там ни было, а закончить вам не удастся. Только не к Дню Благодарения. Этому не бывать».
Я только улыбаюсь и пожимаю плечами, словно мне совершенно непонятно, что это она говорит о Дне Благодарения. И все же интересно, что это ее грызет. Может, и ей стало непросто добывать свои жертвы, когда все так обнищали и черномазым уже не хватает на выпивку, чтобы как следует надраться. Может быть. Эти дела на всех повлияли. А у Дженни, верно, уж и штаны вспотели от похоти. Она продолжает пялиться на меня, а потом повторяет, что никому не удастся закончить к Дню Благодарения. Я отвечаю, что, конечно, страшно извиняюсь, но мне совершенно непонятно, к чему она клонит. Она снова берет стакан, опять ставит его на стойку и еще раз повторяет: «Нет, это вам не удастся». На этот раз каким-то странным голосом, и меня это задевает. Достаточно задевает, и я спрашиваю:
— Что это мне не удастся? Я не понимаю, о чем ты. А кроме того, что это мне может помешать?
А она говорит:
— Я отомщу тебе, Генри Стампер… Я уже целую неделю колдую с костями летучих мышей…
— Кости летучих мышей мне помешают? Ну вы, индейцы, даете…
— Нет. Не только кости летучих мышей, не только…
— Тогда что же еще? — спрашиваю я с некоторым трепетом. — Что же еще участвует в твоих злобных кознях?
— Луна, — отвечает она, — луна, — и направляется в сторону женского туалета, оставляя меня размышлять над этим…
Посетители бара разочарованно возвращаются к своим напиткам и беседам; им, понимаешь ли, взбрендило, что Дженни и вправду удастся достать старую черепаху. Но когда она начинает нести свой бред про луну и звезды, они решают, что нет… А забыв о Дженни, они снова принимаются что-то чертить пальцами на запотевших столах, надеясь на какие-нибудь происшествия.
И лишь Генри относится к словам Дженни всерьез. «Луна?» Он медленно допивает виски… «Луна, а?» — нахмурившись, повторяет он. Затем не спеша достает из кармана бумажник. «А что, если?..» Он достает крохотную книжицу из специального отделения бумажника, перелистывает ее и, остановившись на нужной странице, скользит черным сломанным ногтем по колонкам цифр. «Поглядим. Ноябрь. А что, если?..» Потом резко запихивает и бумажник, и книжицу в карман и выходит на улицу. «Господи… а если она не все сказала?» Он мчится к востоку, прочь из города, не тормозя на перекрестках и даже не вспомнив, что обещал заехать за Ли. Подъехав к лесопилке, он сворачивает с шоссе и кричит Энди:
— Как они там?
Энди багром отгоняет на место огромное бревно; маленькая моторная лодка, которой он пользуется для отлова бревен, покачивается у входа в запань.
— Очень неплохо! — кричит он в ответ. — Около десяти штук. И таких здоровых, что я в жизни не
