Почувствовав суету на пристани, из-под дома внезапно выскакивают гончие и принимаются лаять.

— Я не возражаю, — отвечает старик и садится в лодку. За ним, опустив голову, садится женщина. Хэнк отгоняет собак и тоже залезает в лодку, которая под ним сразу же оседает. Мальчик, окруженный собаками, все еще стоит на берегу и изумленно смотрит на происходящее.

— Ну, сынок? — Генри щурится от солнца. — Ты идешь? Черт бы побрал это солнце. Где эта несчастная шляпа?

Мальчик залезает в лодку и садится на чемодан рядом с матерью.

— Кажется, я видел ее под этим ящиком. Позволь, Мира?

Женщина протягивает ему шляпу. Джо Бен притаскивает кусок брезента, и Хэнк забирает его.

— Ну что, Генри? — спрашивает Хэнк, берясь за весла. — Поплыли?

Старик качает головой и сам берет весла. Джо Бен отвязывает веревку и, ухватившись за сваю, отталкивает лодку навстречу течению.

— До встречи! Пока, Мира. Привет, Ли, будь здоров.

Генри оглядывается, примеряясь, где он должен пристать на противоположном берегу, и, сдвинув шляпу на глаза, принимается грести, размеренно и сильно.

Покрытая белыми лепестками река, словно ткань в горошек, лежит ровным и неподвижным полотном. Нос лодки рассекает ее поверхность с шипящим звуком. Женщина в какой-то полудреме закрыла глаза. Генри гребет. Хэнк смотрит вниз по течению, туда, где утки взбивают воду своими крапчатыми крыльями. Маленький Ли возбужденно вертится, сидя на чемодане на корме.

— Так вот, — Генри произносит слова между взмахами весел, — знаешь, Леланд, — каким-то бесстрастным, чужим голосом, — мне очень жаль, что ты решил… — когда он наклоняется назад, шея у него напрягается и проступают жилы, — решил учиться на Востоке… но как я понимаю… здесь пахать не каждый может… особенно если не чувствуешь, что готов до смерти… и некоторые не годятся… Ну и ничего… я хочу, чтобы ты там мог гордиться тем… — «Литания по мне», — вспоминал позднее Ли, но в тот момент он слышал только мелодию речи, только ритмику слов — этот завораживающий напев — анестезия времени: все сейчас и все неподвижно. Так думал он много лет спустя.

— …да, чтобы мы все могли гордиться тобой… (Вот и все, — думает Хэнк. — Сейчас они сядут в поезд. Все кончено, больше я никогда ее не увижу.) …А когда ты поправишься и станешь сильным… (Я был прав, я действительно больше ее не видел…) Литания по мне… (Как я был прав!..) Оки плывут по сверкающей воде. И их отражения мелькают между лепестками цветов. И рядом гребет Иона, окутанный зеленым туманом: ты же чувствуешь это. И Ли видит себя, плывущего навстречу через 12 лет, 12 лет, оставивших свои следы на его лице, и в своих прозрачных руках он везет отраву брату своему, Хэнку… — или просто заговор… (Но я ошибался, когда думал, что все кончено. Как я ошибался!) Иона налегает на весла, вглядываясь в туман. Джо Бен, с ангельским лицом, прихватив нож, в поисках свободы идет на автостоянку. Хэнк ползет на четвереньках, продираясь сквозь заросли ежевики, в надежде навсегда застрять в ее колючках. Кисть руки сжимается и разжимается. «Вам бы следовало знать, что дело не в какой-то там прибыли, мы работаем, чтобы победить ничто». На берегу в грязи сидит лесоруб и выкрикивает проклятия. «Меня снедает одиночество», — плачет женщина. Течет река. Ровными бросками движется по ней лодка. Начинается дождь — словно миллионы глаз вспыхивают на воде. Хэнк бросает взгляд на женщину, собираясь предложить ей шляпу, но она натягивает на себя стеганое одеяло и прячет под него свои темные волосы. Красные, желтые, синие лоскуты то поднимаются, то опускаются вместе с лодкой. Хэнк пожимает плечами и принимается расстилать брезент, потом снова бросает взгляд на реку, но глаза его встречаются со взглядом Ли, и оба замирают.

Медленно тянутся секунды — они не могут отвести глаз друг от друга…

Не выдержав, Хэнк первым отводит глаза в сторону. Он добродушно улыбается и, стремясь снять напряжение, похлопывает брата по коленке:

— Ну что, малыш? Теперь будешь жить в Нью-Йорке? Всякие там… музеи, галереи и всякое такое? И все эти ученые крысы будут балдеть оттого, что ты, такой здоровый амбал с северных лесов, учишься с ними в одном колледже?

— Постой, я… Генри смеется:

— Точно, Леланд, — продолжая уверенно грести, — твоя мама купилась именно на это… Эти девушки с Востока просто тают… при виде нас, здоровых и сильных парней с лесоповалов… можешь сам у нее спросить.

— Ммммм. Я… (Спроси, спроси у нее.) Мальчик опускает голову, рот у него полуоткрыт.

— В чем дело, сын?

— Я… о… ммм… (Все, кроме старика, ощущают гнетущую двусмысленность сказанного — «спроси, спроси у нее», — навязчивый припев, ставший со временем заклятием.)

— Я спрашиваю, в чем дело? — Генри прекращает грести. — Ты опять плохо себя чувствуешь? Снова с дыхалкой неполадки?

Мальчик прижимает руку ко рту, словно надеясь при ее помощи извлечь слова из горла. Он трясет головой, сквозь пальцы вырывается стон.

— Нет? Может… может, тогда эта качка? Ты что-нибудь съел утром?

Генри еще не видит слез, текущих по его щекам. А мальчик будто не слышит старика. Генри качает головой:

— Наверно, съел что-нибудь жирное.

Мальчик даже не смотрит на Генри. Он не может отвести взгляда от своего брата. Может, он считает, что это Хэнк с ним говорит?

— Ну… ты… подожди, — наконец подавив страх, произносит он. — Мммм, да, малыш Хэнк, придет день и ты получишь за то, что ты…

— Я? Я? — вспыхивает Хэнк, подпрыгивая на месте. — Тебе сильно повезло, что я не свернул тебе шею! Потому что, малыш…

— Подожди, подожди, пока я…

— …если б ты не был ребенком, я бы…

— …не вырос!

— …после того, как я узнал, чем ты занимался…

— …ты только подожди, пока я подрасту, чтобы…

— …маменькин сынок…

— Что?! — кричит Генри, и оба замолкают. — Во имя Создателя, о чем это вы?

Братья смотрят на дно лодки. Лоскутное стеганое одеяло не шевелится. Наконец Хэнк разражается хохотом:

— А это по поводу одного дельца, которое было у нас с малышом. Небольшое такое дельце, правда, малыш?

Мальчик слабо кивает. Генри, удовлетворившись ответом, снова берется за весла и начинает грести; Хэнк бормочет что-то по поводу того, что, если ты предрасположен к морской болезни, нечего есть жирную пищу по утрам. Ли борется со слезами. И, прошептав еще раз: «Ты…», затыкается и смотрит за борт на воду. «Да… только… ты… подожди».

Весь остальной путь в лодке и в машине до вокзала Ваконды он молчит. Молчит он и тогда, когда Хэнк шутливо прощается с ним и его матерью в поезде, желая им успешной дороги, молчит так мрачно и мстительно, что можно подумать — это ему придется ждать, а не его брату…

И последующие двенадцать лет, осознанно или неосознанно, Ли ждал, пока из Ваконды, штат Орегон, ему не пришла открытка от Джо Бена Стампера, сообщавшая, что старик Генри выбыл из строя с больной рукой и ногой и еще всякими болячками, что дела у них идут паршиво и что им нужна помощь, чтобы успеть к сроку по контракту, — им нужен еще один Стампер, чтобы не связываться с тред- юнионом, — и поскольку ты единственный родственник, который не работает с нами… ну, так как, Ли? Так что, если ты готов, мы могли бы вместе…