Молода и соплива, хоть и строит из себя Маргарет Тэтчер. Недолго ей осталось.

В Антона стрелял Денис. Он сознался и, как водится, клянется, что не хотел. Это естественно. Ну, конечно, не хотел. Про это на суде присяжных и расскажешь. Вполне возможно, тебе поверят.

Белкин умчался в другой отдел. Там прошла, информация о двойном убийце. В смысле, убившем мужа и жену в общаге. Вовчик пока не отзванивался.

Таничев подошел к окну. На улице слегка подморозило. Первый гололед. Стало быть, вырастет число черепно-мозговых. Сдвинутая психология. Любое событие, даже изменение погоды, автоматически рассматривается с точки зрения возможных криминальных последствий. Хотя… Тот же шофер рассмотрит гололед в виде возросшего риска на дорогах. Профессия.

Петрович протянул руку за занавеску и достал пузатую литровую «Россию».

— Может, прервемся? Чисто символически. Мы «мокруху» сегодня подняли.

— У меня много работы. И я не люблю… это.

— У вас впереди два месяца. Чего торопиться? Дела не волки — не утащат телки. Потом работаться легче будет. Очень стимулирует.

Молодой и строгий начал слегка покашливать, испытывая вполне понятное неудобство. С одной стороны, ответственная миссия, налагающая определенные правила поведения, строго должностной подход, а с другой — а почему бы в самом деле не прерваться? Их ведь действительно прислали на целых два месяца. Поселили в нулевозвездочной гостинице, даже без буфета, командировочных дали с гулькин нос, инфляция съест их за неделю, а работу поручили серьезную и ответственную. Попробуй выдержи.

— Давайте, Игорь Андреевич, не стесняйтесь. — Таничев уже скрутил ярко-красную пробку. — Все мы люди. А мы, кстати, не просто люди, а еще и менты. Давно в органах?

— Год… Будет в декабре.

— Нормально. Раз год продержались, значит, наш человек. Сами знаете, что такое «мокруху» поднять. Тем более огнестрел. Грех не дернуть по сто. Я вам потом помогу. Где что непонятно, вместе разберемся.

Петрович разлил водку в два высоких бокала с эротическими переводными картинками на бортах. Эти стаканчики даже без жидкого содержимого так и просились в руки. Рассмотреть, что это там нарисовано.

Игорь Андреевич положил авторучку.

— Первый раз в Питере? — спросил Таничев

— Да.

— Ну и как?

— Ничего.

— Ну, давайте. За первое знакомство.

— Запить бы чем…

— Без проблем.

Предусмотрительный Петрович вновь протянул руку за занавеску и достал двухлитровый баллон ярко-красного лимонада.

— Может, на зуб что хотите?

— А есть?

— Без вопросов.

Два бутерброда с резко пахнущей колбасой легли на стол.

Эротические стаканы звякнули, словно гонг на ринге. Первый раунд.

«Кто ж вас таких сюда прислал?..»

Эксперт спрятал свои дактилоскопические приспособления в сумку.

— Завтра будет готово.

— Вряд ли совпадет. Они в перчатках работали.

— Все равно. Отправим в Главк, на компьютер. Пускай по городу проверят. Может, где наследили…

— Отправляйте.

Эксперт закинул сумку на плечо и направился к двери. Потом вдруг остановился:

— Да, кстати, вы этого, который на четырех убийствах свои пальцы оставил, еще ловите?

— Мы всех ловим.

— Можете не ловить. Не, в общем, ловите, но не его.

Паша удивленно поднял брови:

— Ты бы по-русски объяснил. Кого ловить, а кого не ловить.

— Да это Петька, мудак. Может, слышал, новенький наш? Сидели вчера, бухали. Решили пошутить. Петька сам себя откатал и отправил дактокарту ради хохмы на компьютер. Вдруг, говорит, я где засвечен. Идиот. Через два часа целая бригада в РУВД примчалась. Плюс все начальство с замами. Где, говорят, этот, чья дактокарта. Компьютер выдал четыре убийства. На всех — его пальцы.

Паша во всю глотку заржал.

— Тебе сейчас смешно, а нам не до смеха было. Служебную проверку назначили. Ну, надо ж таким бараном быть?! Сначала вещицу полапает, а потом с нее свои же пальцы снимает. И еще на компьютер отправляет. Маньяк, маньяк… Не маньяк, а мудак. Ладно, пока.

В дверях эксперт столкнулся с Казанцевым. Костик, уступив, зашел в кабинет.

— Чего ржем?

— Да эксперт анекдот рассказал. Старый, но смешной. Ну, как Леночка поживает?

— Леночка чистописанием занимается.

— Явка?

— Конечно. Мне хватило пятнадцати минут. Из них десять она плакала, а я вытирал ей сопли.

— Реветь-то зачем?

— У нее проблемы с волосами. Перхоть, короста, выпадение.

— «Проктер и Гэмбл» посоветовал?

— Само собой. Только этим и успокоил.

— Сколько эпизодов обещала написать?

— Как раз это я не уточнил. Дело в том, что она ведь сама пришла, попросила лист бумаги, пояснила, что хочет раскаяться. Вот сейчас напишет, тогда и посчитаем.

— Ах, ну да. Ты, конечно, напомнил, что, чем больше, тем лучше?

— Обижаешь.

— Хорошо, подождем.

— К себе поедем?

— Неохота. Я лучше еще раз на какое-нибудь задержание слетаю, чем за писанину отдуваться.

— Перед Петровичем неудобно.

— Петрович — дипломат, без нас управится. Давай лучше здесь посидим. Вдруг Вовчик отзвонится, поможем.

— Не сегодня, так завтра. Все равно отдуваться придется. Кстати, кто там по графику на выговор претендует? Не помнишь? Надо все-таки Петровичу позвонить. Пусть учтет. Чтоб невинные не страдали.

— Невинных, похоже, не будет. По «шапке» все получим. Черт, у меня, кажется, в одном деле порнографический журнал остался.

— Ничего, сойдет за фототаблицу. Петрович не дурак — объяснит. Мол, следственный эксперимент засняли. Не переживай.

Костик поднялся:

— Пойду гляну, как там Леночка. Может, что забыла, так я напомню. Она ж сама пришла, чистосердечно, а поэтому могла кое-что подзабыть. В порыве раскаяния. Это бывает.

— Игор-р-рь П-т-ровч… Ты ни-и-ичего не понимаешь. Ни-и-иго!

— Да, тезка. Я ничего не понимаю. А ты понимаешь?

— Пони… Тес… Я все понимаю. Погоди… О, это что, все?!