— Ага, Бражник — такой маленький, глупенький мальчик, что тут же расплачется, попросит поставить его в угол и поклянется, что больше не будет. Так он и поверит, что мы его отпустим. Иди, дорогой. Бог с ней, с Анной Сергеевной, мы понимаем, ты не хотел, ты не специально… Она сама виновата, сказала, где деньги хранятся. Зато ты нам с Антоном помог… Спасибочки, эти песенки для малолеток годятся, да для кино про шпионов и милицию.

— А ты что предлагаешь? — возмутился Паша. — Только и знаешь, что критиковать. Тоже мне, Белинский!

— Я предлагаю не спешить, — ответил критик Белкин. — Нотариус к Бражнику не побежит, он не самоубийца. Я лично думаю, что Вадим Семенович не случайно поехал проведать дачницу. Знание лишней гадости о компаньоне не помещает. Как там дальше судьба обернется? Вдруг заминка в дружбе приключится? Так мы дружбу восстановим. Методом горестных воспоминаний.

Я предлагаю сегодня убедиться в подлинности истории с дачей. Связаться с местным отделением, еще раз поговорить с соседями, найти по возможности знакомых этой Анны Сергеевны. Кто-то с ней должен был общаться? Работа, подруги. Вдруг все окажется лажей, а мы будем Бражника грузить? Один день роли не сыграет, тем более вы отчаливаете.

— Колька с Лешей на чердаке?

— Там, вчера звонили. Пускай сидят. Чем больше наснимают, тем лучше.

— Хорошо, — окончательно решил Петрович, — копайте. Бражника действительно рановато снимать. Тем более вдвоем. Да еще, не дай Бог, новое убийство. Паша, пошли, нам по пути. Давайте, мужики, пока. Я дома, если что

— звоните.

— Я тоже дома. Правда, жениться сегодня хотел, так что просьба по возможности не тревожить.

— Валяй.

Когда компания уменьшилась вдвое, Вовчик повернулся к Казанцеву:

— Ну что, старый, поработаем во благо ближнему? Хороший Бражник — сидящий Бражник. Эх, что ни говори, а люблю я это дело.

— Сатрап ты, Вовчик. Душегуб.

— Нет, Казанова. Я, как говорили в коммунистические времена, человек с обостренным чувством справедливости. Так оно у меня обострено, что порезаться можно. Поострее опасной бритвы будет. Ну что, готов? Погнали.

Узкие проходы между высоченными стеллажами книг чем-то напоминали лабиринт. Назад бы выбраться.

Вовчик поднял глаза. Впечатляет. Неужели есть тот, кто все это осилил? Однотонные, строгие корешки подчеркивали серьезность и мощь хранящейся здесь литературы. В книжных магазинах, пестрящих красочными, броскими обложками, такого не увидишь.

— Сюда, молодой человек. Несколько шагов вперед, тяжелая темно-зеленая ширма, маленький кабинет-уголок.

— Присаживайтесь. Вот стул, снимите рулоны.

Белкин бросил взгляд на круглый стол: стопка книг, две раскрыты. Вроде с картинками. Красиво.

— Можно?

— Да, Владимир, пожалуйста. Это Данте. Хорошие иллюстрации, правда?

— Ничего. Фантастика?

— Что вы?! «Божественная комедия». Не читали?

Белкин пожал плечами:

— Я все больше по юридической линии. УК, УПК.

— Очень советую. Философия непревзойденной глубины. Непременно прочитайте. Изумительнейшая вещь.

Вовчик положил книгу. С земными бы делами разобраться.

Женщина присела на второй стул:

— Я не знаю, смогу ли вам чем-нибудь помочь, Владимир. Анна была очень скрытной женщиной.

— Заведующая сказала, что с вами она поддерживала наиболее близкие отношения.

— Просто у нас отделы рядом. Но, пожалуй, Да-с другими она была менее близка, хотя проработала здесь более пятнадцати лет. Что я могу сказать? Несомненно, очень образованная женщина. Четыре языка, поистине энциклопедические знания, но в обыденной жизни, наоборот, человек до обидного наивный и где-то даже неприспособленный. Вы говорите, что она продала дачу? Собиралась в Америку? Дача, да, действительно у нее была. Но я думаю, за помощью она обратилась бы к кому-нибудь из нас, если б захотела ее продать. Это ведь нешуточное дело, а с ее-то жизненной наивностью…

— Могла найти кого-нибудь. Необязательно на работе. Она, кстати, не упоминала фамилию Бражник?

— Нет, не помню.

— Его звать как меня, Владимиром.

— Да, она разговаривала по телефону с каким-то Володей. У нас аппарат там, в холле.

— Вы не спрашивали про него?

— Спросила один раз, но Аня ответила, что просто знакомый. Я же говорю, она была очень замкнутой женщиной. Возможно, это отпечаток профессии. Работа с книгами сказывается на психологии.

— Вас удивила ее смерть?

— Не знаю, что и ответить. Сейчас я склоняюсь к мнению, что нет, не удивила. Не хочу недостойно отзываться об Анне, но, если честно, некоторые отклонения в ней замечались.

— Какие отклонения?

Женщина сделал неопределенный жест рукой:

— Нет, не подумайте ничего такого, не сумасшествие… Но нечто похожее. Иногда она бывала словно не в себе. В последнее время ее особенно интересовала тема инферно. Возможно, это как-то повлияло…

— Что-что интересовало?

— Инферно. Существование злобных потусторонних сил и их влияние на психику человека. В нашей библиотеке можно найти кое-что об этом. Вот, взять хотя бы Данте. Аня серьезно увлеклась, может быть, даже чересчур. Я, конечно, ничего не хочу утверждать, но, возможно, ее смерть связана именно с этим.

— Вас вызывали в милицию?

— Нет, ведь мы сами тревогу подняли. Она три дня на работе не появлялась и не звонила. Мы сообщили в местное отделение, потом приехали. Ужас. Там, на столе, книга лежала. Я поэтому и решила, что это на почве последних увлечений Ани. Участковому рассказала.

— Человеку, не знающему истории с дачей, ее смерть и в самом деле может показаться самоубийством.

— Господи, неужели вы допускаете, что ее могли специально… специально убить?

— К сожалению, сейчас убивают и просто так. А тут деньги.

Женщина пристально посмотрела на Белкина. Вовчику, однако, было не до «гляделок».

— Вы до того были у нее дома?

— Да, Аня как-то пригласила меня на день рождения. Полгода назад.

— Вы помните обстановку? Может, Анна Сергеевна показывала какие-нибудь ценности? Знаете,