— О-о-о! — рассмеялся Юрий Сергеевич. — Когда доживешь до моих тридцати семи, поймешь, что двадцать пять — это просто детский возраст. Эх, где она, молодость?

По данным адресного бюро Юрию Сергеевичу в мае стукнуло тридцать девять, но я, разумеется, вежливо промолчала. Впрочем, и мне, если честно, уже не двадцать пять…

— Поэтому прежде чем сделать шаг, я задаю себе вопрос — а нужно ли мне это? Действительно ли необходимо, чтобы люди знали? Не будет ли от этого хуже? Я тебя прекрасно понимаю, Жанночка. Для тебя на первом месте сенсация' скандал. Это твой хлеб, твоя нива. Но ведь я перво-наперво деловой человек, мой хлеб — в точном расчете. Надо смотреть на вещи глубже.

Юрий Сергеевич в настоящую минуту смотрел не на вещи, а на мое декольте. Так глубоко, что от его взгляда раскалилась моя цепочка с кулончиком.

— То есть вы не заинтересованы в публикации на эту тему? Очень жаль. Тогда посоветуйте, к кому я могу обратиться за помощью. Так или иначе, но я не собираюсь бросать начатое.

— Нет, Жанночка, нет, я разве сказал, что не заинтересован? Очень заинтересован, но… Наверное, это все-таки лучше обсудить не здесь. Здесь даже у холодильника есть уши, не говоря про стены.

— Неужели все так серьезно? — вполголоса спросила я.

— Я мог бы рассказать о таких вещах, которые вызвали бы не просто скандал. Например, про…

Юрий Сергеевич прервался и приложил палец к губам.

— Нет, нет, здесь я больше не скажу ни слова.

— Хорошо, тогда давайте встретимся еще раз. Где-нибудь на улице, в кафе… Там, где нас никто не сможет подслушать.

— Боже милостивый, неужели я в двадцать пять был таким же? Ты еще ребенок, Жанночка, а просишь, чтобы я рассказал тебе о государственных тайнах.

— Коррупция — это государственная тайна? По-моему, это преступление.

— Смотря в каком государстве. Знаешь, Жанна, я получаю от нашей беседы какое-то непонятное удовольствие. В тебе есть что-то очень детское, чистое… Я давно не встречал таких людей. В политике, в бизнесе столько грязи, столько мерзости. Ужасно устаешь, хочется взвыть, спрятаться, убежать. А человеку ведь необходимы и положительные эмоции. Должен быть баланс плюсов и минусов. А где их взять? Друзья уже не относятся к тебе как к другу, ибо ты пребываешь в ином измерении, в семье в тебе видят не мужа и отца, а фамилию и кошелек. Иногда так хочется выплеснуть свои чувства, направить на кого-то добрую энергию, в конце концов, поговорить искренне!

В порыве откровенности Юрий Сергеевич нечаянно двинул кресло в мою сторону, и его руки очутились в опасной близости от моих ног.

— Неужели у вас нет такого человека? При вашем могуществе, деньгах, уважении? В это трудно поверить, Юрий Сергеевич.

— Увы, это так, Жанночка. Да, я богат, но деньги здесь ни при чем. А положение, наоборот, не приближает ко мне людей, а отталкивает их. Меня стали бояться, передо мной лебезят, бегают на цирлах. А разве можно с такими людьми делить горечь или радость?

— Да, это ужасно, никогда бы не подумала, что вы одиноки.

— Ужасно одинок.

Юрий Сергеевич поднес руку с часами к глазам — вероятно, он был близорук. И, скорее всего, по той же близорукости опустил руку мне на колено.

— Однако время, Жанночка. Прости, что я с тобой разоткровенничался, но иногда это так необходимо.

— Я понимаю вас, мне порой тоже бывает одиноко. И все-таки, вы не хотите дать мне сведения?

— Вот и ты, Жанна, видишь во мне только источник информации. Это до слез обидно. Ну хорошо, я расскажу тебе пару историй, но, конечно, не здесь. И не в кафе, и не в парке.

— Да, да, я подъеду куда скажете. Юрий Сергеевич убрал руку с моей ажурной коленки.

— Я тебя сам заберу. Сегодня в шесть подходи на угол Лиговки и Разъезжей. У меня темно-синяя «вольво», сразу увидишь.

На всякий случай я решила уточнить:

— А куда мы поедем?

— Есть у меня неплохое место на примете. Там спокойно, уютно. Никто не помешает и не подслушает. И главное, там приятно просто отдохнуть. Я лично под вечер ужасно устаю. Тебе понравится.

— Вообще-то для меня главное материал… Хотя я тоже не железная. Иногда так хочется абстрагироваться.

— Ну и договорились. Ой, кстати, — легко рассмеялся Юрий Сергеевич. — Мне почему-то вспомнился Северянин. Ты любишь Игоря Северянина?

— Может быть, я не читала.

— Напрасно. Вот эти строки:

Она отдалась без упрека,

Она целовала без слов,

Как темное море глубоко,

Как дышат края облаков…

Юрий Сергеевич поднялся с кресла и вернулся за стол. В глазах появился озорной мальчишеский блеск. Целебная сила минералки.

— А нам хватит времени? — Я тоже поднялась и поправила локон, который до этого накручивала на палец. — Я не слишком обременяю вас?

— Если не хватит, можно встретиться еще раз. К примеру, я могу рассказать о… Вот когда встретимся, тогда и видно будет. И многое, если не все, зависит, Жанночка, только от тебя.

— Я постараюсь, Юрий Сергеевич. — Я взяла диктофон и спрятала его в сумочку. — Тогда до шести?

— До шести, Жанночка. Да, и еще… Надеюсь, все сугубо…

— Конечно, Юрий Сергеевич.

После вечерней встречи Юрий Сергеевич подкинул меня до метро. Предлагал до дома, но я решила проветриться и прогуляться пешком. До закрытия станции оставалось десять минут, и я как раз успеваю.

Мы с Антошкой живем в «спальнике», далековато от центра, зато экология.

Я попрощалась с Юрием Сергеевичем, поблагодарила и спорхнула в подземный переход. Материалы, в самом деле, оказались любопытными и, главное, скандальными. Кое-где кое-что подработать, перепроверить — и в печать. Дня три работы. А гнездышко вполне, на уровне VIP…

В окне нашей квартиры горит свет. Антошка не спит. Ждет меня. Или ковыряется со своей техникой. Он у. меня радиолюбитель. Говорят, экстракласса. Журналистика для него так, случайные заработки. Печатается он не часто, в основном в технических журналах.

Перед подъездом — наша старенькая зеленая «копейка». «Лягушонок», как я его называю. Подарок Антошкиных предков. Копим на «девятку».

Я поднимаюсь в лифте. Ужасно хочется спать.

— Раньше, до финансового кризиса, в критические дни я ломала голову над проблемой выбора прокладок: «Олвейз», «Либресс», «Тампакс»… Иногда даже приходилось комбинировать. Но теперь такой проблемы передо мной не стоит. «Ватта»! Надежно, просто и сухо. Я могу играть хоть в мяч, кататься в лифте, стоять в очереди — теперь мне уже все равно. «Ватта» заботится о нас…

— Убавь звук, пожалуйста, сбивает. Я вытянула руку с «лентяйкой» и уменьшила громкость.

— Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять… — Антошка пересчитывал купюры, складывая их стопочкой. Закончив, перетянул резинкой и спрятал в маленький сейф.

— Как в аптеке.

— Конфузов не было? — спросила я.

— Как видишь. Да их в принципе не могло быть. Все эти персоны VIP начинают трястись, как эпилептики, когда речь заходит о репутации. Ни в ментуру, ни к братишкам не побегут. В ментуру сунешься